Янка Дягилева, участница групп «Гражданская оборона» и «Великие октябри» и одна из важнейших исполнительниц отечественной рок-музыки конца 80-х, утонула в реке Иня при невыясненных обстоятельствах, когда ей было всего 24 — спустя три года после того, как стала известна. Янка никогда не стремилась к популярности и не давала интервью, говоря, что ответы на все вопросы о ней можно найти в её песнях, и именно они сделали молодую девушку рок-легендой.
Чтобы понять, какой Дягилева видела реальность и как она рисовала абсурдность мира в своих композициях, кандидат филологических наук Кристина Пауэр проанализировала лирику исполнительницы в книге «Янка Дягилева. Жизнь и творчество самой известной представительницы женского рок-андеграунда». Делимся фрагментом о мотивах, тропах и символах произведений Янки — мрачных интерьерах и урбанистических пейзажах, отсылках к русской классике, образах свободы и её лишения, критике государства и социума и личных переживаниях о смерти близкого человека.
Столетний дождь (1988)
Песня «Столетний дождь» написана в 1988 году, но точная дата неизвестна.
В начале песни звучит шкатулка. На семнадцатой секунде слышим мотив вальса в исполнении на гитаре. Вокальная партия представлена сложным, но спокойным распевом. Заканчивается песня звуком грозового грома. Образ бесконечного дождя («Столетний дождь») становится рефреном. Более того, этим образом песня начинается — им и заканчивается, подчёркивая с помощью кольцевой композиции повторяемость этого природного явления.
Мы видим предметы гардероба, подходящие для такой погоды («Резиновый сапог в сыром песке»). Погода влияет на настроение лирического героя, который задумчиво смотрит на покрывшийся ржавчиной от влаги потолок: «Глаза стоят на ржавом потолке». Бесконечный дождь уже никого не раздражает, а неурядицы вызывают то апатию, то истерический смех: «Истрачен сгоряча весёлый бред / Сцепились хохоча колечки бед». Затем видим аллюзию на роман Дж. Сэлинджера «Над пропастью во ржи»: «Столетний дождь / Над пропастью весны собрались сны». Заметим, что позитивный образ весны оборачивается негативным образом опасной пропасти, над которой, как облака, собрались сны, отвлекающие от опасности. Беспросветный дождь навеивает чувство тоски, весенние месяцы уже не радуют: «И ранние глотки большой тоски / Ногтями по стене скребёт апрель». Однако лирический герой верит, что где-то дождя нет, где-то всё хорошо и весна приносит только радость: «Как будто за стеной растут цветы / Как будто их увидеть с высоты». Но лирические герои всю жизнь прожили под дождём, не видя ясной погоды, потому что они с дождём — ровесники: «Столетний дождь / Сто лет прожили мы — готов обед / Из мыльных пузырей сырого дня / Из косточек разгаданных стихов / Из памяти с подошвы сапогов / Просоленный кристаллами огня». Обратите внимание на обеденный стол — там же несъедобные блюда: мыльные пузыри, надутые из сырого дня, а сырой потому, что идёт дождь; в такую унылую погоду складывается не сытная, но духовная пища — косточки стихов, смысл которых уже разгадан; воспоминания.
Слова флегматично и тихо «бредут», а не бегут («Столетний дождь / По тихой полосе бредут слова»). Дождь идёт годами, то есть не только весной, но и осенью: «И рушится измятая листва». Однако есть надежда на лучшее — приговор не последний, не смертельный, а предпоследний: «Исполнен предпоследний приговор». Несмотря на то что приговор уже исполнен, он предпоследний, то есть момент смерти оттягивается, мучения продолжаются так же, как продолжается дождь. Вот-вот что-то произойдёт — последний приговор скоро вступит в силу. Осень заканчивается, и вновь приходит весна — год прошёл: «Все взносы за апрель вознесены». Сны вновь оказываются над пропастью, как в прошлом дождливом году — ничего не меняется: «И сны висят над прорубью весны / Столетний дождь / Столетний дождь». Кольцевая композиция подчёркивает мотивы тоски и безысходности.
Деклассированным элементам (1988)
Песня «Деклассированным элементам» написана в начале 1988 года, исполнялась дуэтом с Егором Летовым на два голоса, в конце песни распадающихся на две разные партии. Существует одноимённый альбом.
Сначала необходимо разобраться с определением «деклассированный элемент», которое в советские времена определяла людей, не принадлежавших ни к какому социальному классу. Именно им уделяется внимание в этой песне. Они саркастически выдвигаются в первый ряд, но скорее для расстрела, нежели для получения товаров высокого качества, как сейчас бы сказали, «люксовых»: «Деклассированных элементов первый ряд / Им по первому по классу надо выдать всё». Но выдаются им не товары первого класса, а тюремная роба и пожизненное заключение, потому что в комсомол примут уже посмертно, а тюрьма покажется лёгким этапом жизни: «Первым классом школы жизни будет им тюрьма / А к восьмому их посмертно примут в комсомол».
Во втором куплете возникает мотив пути: «В десяти шагах отсюда светофор мигал». Однако светофор по даёт сигнал «внимание»: «Жёлтым светом в две минуты на конец дождям». Внезапно наши герои оказываются под землёй: «А в подземном переходе влево поворот / А в подземном коридоре гаснут фонари». Обратим внимание, что тёмный подземный переход имеет поворот именно влево.
В третьем куплете вновь описывается ограниченное пространство — подземный переход сменяется коридором, который становится порталом: «Коридором меж заборов через труп веков». Проходя по коридору, герои попадают в прошлое: «Через годы и бурьяны, через труд отцов / Через выстрелы и взрывы, через пустоту / В две минуты изловчиться, проскочить версту». Коридор воспоминаний транслирует потраченные силы старшего поколения, войну. Всё это напоминает кадры жизни, которые видит человек в агонии. Это становится метафорой социальной агонии, где невиновные люди, не определившие свой социальный класс, попадают в тюрьму только за то, что их картина мира не помещается в рамки стандартов общества.
В четвёртом куплете видим контраст — тюрьма, где люди находятся под надзором за колючей проволокой, и холодное открытое пространство, где правят не вожди, а природа: «По колючему пунктиру, по глазам вождей / Там снаружи мёртвой стужей по слезам дождей». Роль вождей в СССР, который сравнивается с тюрьмой из-за введённых ограничений, подчёркивается в описании большой роли абсурдного противозаконного приказа, который порою не соответствует здравому смыслу и для некоторых людей становится важнее собственных решений: «По приказу бить заразу из подземных дыр / По великому навету строить старый мир». Иными словами, в песне показано государство, в котором приказ важнее не только справедливости, но и человеческой жизни. Строится мир, который нехарактерен для данного этапа истории. Вероятно, лирической героине известно, что данный процесс прервётся, поэтому этот мир определён как «старый», что является отсылкой к «страшному миру» и поэме «Двенадцать» Блока.
Кольцевая композиция выражается в повторении первого и последнего куплетов, что подчёркивает цикличность и повторяемость ситуации и обстоятельств, отражённых в этой песне. Стоит отметить, что деклассированные элементы в Советском Союзе были обездоленными, униженными и оскорблёнными, что отсылает к персонажам и урбанистическому пространству Ф. М. Достоевского и М. Горького. Любопытно, что «подземные дыры» можно трактовать как маргинальный мир, к которому, вероятно, относит себя лирическая героиня. То есть деклассированные элементы понимают, что они не хотят и не могут вписаться в государственную систему, искусственно ставящую рамки, не позволяющие творческим людям нормально существовать.
Рижская (1988)
«Рижская» написана в начале 1988 года. Музыкальное сопровождение незамысловатое, аккорды стандартные, но в электрической версии бас-гитара подчёркивает ритм, а соло в финале песни подчёркивает безостановочность действия.
Текст песни представляет собой обращение лирического героя к собеседнику. Между ними возникло недопонимание. Фразы собеседника кажутся нашему герою оскорбительными, лирический герой терпит, позволяя собеседнику высказаться, не обижаясь на его грубости: «А ты кидай свои слова в мою прорубь / Ты кидай свои ножи в мои двери / Свой горох кидай горстями в мои стены / Свои зёрна в заражённую почву». Герой даёт понять, что разговор бессмысленен, бесполезен и безрезультатен, какие бы доводы ни предлагал собеседник. Всё это ни к чему не приведёт — слова окажутся в проруби или застрянут в дверях, не прорастая, потому что почва заражена. Слова не воздействуют на лирического героя, на что указывает отсылка к устойчивому выражению «как об стену горох».
Внутренний мир нашего героя метафорически выражен в образе дома («Ты кидай свои ножи в мои двери / Свой горох кидай горстями в мои стены») и природы («А ты кидай свои слова в мою прорубь»; «Свои зёрна в заражённую почву»). Это пространство разрушено, то есть кто-то ещё до собеседника, так сказать, сломал хребет герою (выражаясь метафорически, конечно), после чего он стал флегматичен и апатичен: «На переломанных кустах клочья флагов / На перебитых фонарях обрывки петель / На обесцвеченных глазах мутные стёкла / На обмороженной земле белые камни».
В третьем куплете лирический герой вновь повторяет, что действия собеседника бессмысленны: «Кидай свой бисер перед вздёрнутым рылом». Этот куплет изобилует анафорами, которые подчёркивают повелительное наклонение глагола — «кидай». Бессмысленно кидать пустые кошельки на дорогу, как и метать бисер перед свиньями — это действие никто не оценит, оно не принесёт результатов: «Кидай пустые кошельки на дорогу». Лирический герой остаётся равнодушным, позволяя собеседнику высказаться: «Кидай монеты в полосатые кепки / Свои песни в распростёртую пропасть».
В четвёртом куплете интерьер повторяет эмоциональное состояние героя. Острые и обидные слова негативно отражаются на внутреннем мире нашего героя: «В моём углу засохший хлеб и тараканы / В моей дыре цветные краски и голос / В моей крови песок мешается с грязью / А на матрасе позапрошлые руки». Дом-душа героя загрязняются, а эту грязь приносит с собой собеседник. Герой подсказывает, что ему и так плохо, что конфликт не улучшит и не ухудшит его жизнь.
Пятый куплет расширяет рамки представлений о жизни героя. Если дом — это его внутренний мир, то двор — отражение жестокой и агрессивной реальности, полной ненависти и страданий:
А за дверями роют ямы для деревьев
Стреляют детки из рогатки по кошкам
А кошки плачут и кричат во всё горло
Кошки падают в пустые колодцы
Последний куплет повторяет первый, кольцевая композиция указывает на безысходность и повторяемость ситуации — конфликт бесконечен и бесполезен: «А ты кидай свои слова в мою прорубь / Ты кидай свои ножи в мои двери / Свой горох кидай горстями в мои стены...» Таким образом, здесь герой ведёт беседу с персонажем, принимающим неверные решения, но наш герой позволяет ему учиться на своих ошибках, несмотря на то что они негативно отражаются на его внутреннем мире.
По трамвайным рельсам (1988)
Песня «По трамвайным рельсам» написана в начале 1988 года. Напомним, что 17 февраля этого же года погиб Александр Башлачёв. Несмотря на то что точная дата написания песни неизвестна, очевидно, что СашБаш косвенно повлиял на её создание и присутствует в ней в качестве одного из героев.
Отметим музыкальный аккомпанемент — это гитарный бой, повторяющий стук колёс поезда, чем-то напоминающий музыкальное сопровождение песни А. Башлачёва «Поезд №193».
Лирическая героиня предлагает другому герою совершить безобидный поступок, схожий то ли с шалостью, то ли с актом свободы: «А мы пойдём с тобою погуляем по трамвайным рельсам / Посидим на трубах у начала кольцевой дороги / Нашим тёплым ветром будет чёрный дым с трубы завода / Путеводною звездою будет жёлтая тарелка светофора». Как видим, действие происходит в индустриальном урбанистическом (городском) пейзаже.
Во втором куплете мы убеждаемся, что прогулка по городу действительно становится актом свободы, потому что она противопоставлена клетке: «Если нам удастся, мы до ночи не вернёмся в клетку». Агрессивный враждебный внешний мир несёт бóльшую угрозу, чем смерть под колёсами трамвая (заметим отсылку к судьбе Берлиоза из «Мастера и Маргариты» М. Булгакова) или машин, от чего и скрываются лирические герои: «Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю / Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут серые машины». Им не стыдно скрыться под землёй, ведь гордых и смелых могут увезти в ту самую клетку: «Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться».
Герои стремятся растянуть момент свободы, которую символизируют трамвайные рельсы, но уже не прогулочным шагом, а ползком: «Если мы успеем, мы продолжим путь ползком по шпалам / Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах». Но они по-прежнему пытаются не попасться за своё невинное действие: «Надо будет сжечь в печи одежду, если мы вернёмся / Если нас не встретят на пороге синие фуражки / Если встретят, ты молчи, что мы гуляли по трамвайным рельсам». Этот акт свободы, как в антиутопии, сравнивается с преступлением или психической девиацией: «Это первый признак преступления или шизофрении». Лирическая героиня прокручивает негативный сценарий, несмотря на то что он абсурдный: «А с портрета будет улыбаться нам Железный Феликс / Это будет очень долго, это будет очень справедливым / Наказанием за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам / Справедливым наказаньем за прогулки по трамвайным рельсам / Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам / Нас убьют за то, что мы с тобой гуляли по трамвайным рельсам...»
Отметим, что строки «Если мы yспеем, мы пpодолжим пyть ползком по шпалам, / Ты yвидишь небо, я yвижy землю на твоих подошвах» отсылают к образу СашБаша, который был творческим поэтическим ориентиром для Янки. Вероятно, лирическая героиня следует за ним, потому что он показывает истину. Здесь угадывается и тема любви: лирической героине он нужен больше, чем небо и воздух, ей достаточно следовать за ним вверх.
Обратим внимание на индустриальный урбанистический пейзаж: «чёрный дым с трубы завода»; «жёлтая тарелка светофора»; «серые машины». Город — это мир, где «чёрный дым» сравнивается с «ветром», а «жёлтый свет светофора» — с «путеводной звездой».
Кроме того, в этой песне ставится проблема взаимоотношения поэта и мира. Как известно, у творческих людей свободное мышление и сознание, которые невозможно ограничить социальными стандартами. Именно поэтому таким людям необходимо скрываться, отделяя свой мир от внешнего окружающего мира, потому что несоответствие стандартам идеологии, системы и общества грозит реальным лишением свободы, которую символизирует образ клетки: «Если нам удастся, мы до ночи не вернёмся в клетку. / Мы должны уметь за две секунды зарываться в землю, / Чтоб остаться там лежать, когда по нам поедут серые машины, / Увозя с собою тех, кто не умел и не хотел в грязи валяться».
Таким образом, песня «По трамвайным рельсам» о творческих личностях, не совершивших никакого преступления, но желавших быть свободными и жить по своим правилам, вынуждены бежать от авторитарной власти советского режима. Протест состоит в том, что, зная о наказании за этот поступок («Справедливым наказаньем за прогулки по трамвайным рельсам / Нас убьют за то, что мы гуляли по трамвайным рельсам»), лирические герои всё равно стремятся его совершить («А мы пойдём с тобою погуляем по трамвайным рельсам / Посидим на трубах у начала кольцевой дороги»). Таким образом, смысл этих прогулок заключается в протесте против системы, режима, власти как акт свободы. Отметим, что на мотив протеста указывает и портрет революционера Ф. Э. Дзержинского: «А с портрета будет улыбаться нам Железный Феликс». Экзистенциальная трагедия состоит в том, что данная задача априори неосуществима — ценой за попытку противостоять устоявшимся нормам и законам или изменить окружающую действительность, игнорируя власть фатума, нередко становится собственная жизнь.
Существует множество слухов об отношениях Дягилевой и Башлачёва. Кто-то говорит, что они даже любили друг друга. Кто-то вспоминает, что однажды Александр приезжал в Новосибирск лично к Янке и остался у неё жить на целый месяц. Считается, что именно тогда в её черновиках возникла строчка «Ты увидишь небо, я увижу землю на твоих подошвах».
От большого ума (1988)
Песня «От большого ума» написана в начале 1988 года. Здесь, как и в песне «По трамвайным рельсам», продолжается тема протеста («Собирайся, народ, на бессмысленный сход / На всемирный совет как обставить нам наш бред / Вклинить волю свою в идиотском краю / Посидеть-помолчать да по столу постучать»). Кроме того, «От большого ума» сближается с «Особым резоном» в мотивах бессмысленности («бессмысленный сход»), абсурда («бред») и «тошноты» от реальности («в идиотском краю»). Отметим и обращение к фольклорной традиции, которая отражена в заглавии песни — это фразеологизм («от большого ума»), означающий сделать что-то по глупости.
Аккомпанемент представлен сочетанием мажорных и минорных аккордов, а вокальная партия напоминает плач и крик души, сменяющиеся надрывом и озлобленным на несправедливую реальность драйвом.
Как гласит народная мудрость, поступок, сделанный наспех и по глупости, влечёт за собой последствия: «От большого ума лишь сума да тюрьма». Янка продолжает раскрывать тему ответственности за безрассудные поступки: «От лихой головы лишь канавы и рвы / От красивой души только струпья и вши / От вселенской любви только морды в крови». Как видим, позитивные и положительные, на первый взгляд, черты характера (большой ум, красивая душа) и намерения (большая любовь, которая стала прообразом вселенской большой любви, озаглавившей песню Е. Летова 2002 года и альбом «Гражданской обороны» 2006 года) могут приносить бесполезные (канавы и рвы) или негативные последствия (струпья и вши, морды в крови). Таким образом здесь раскрывается контраст между ожиданием и реальностью.
Затем возникает мотив надежды в бесполезном и безнадёжном агрессивном враждебном мире («В простыне на ветру по росе поутру / От бесплодных идей до бесплотных гостей / От закрытых дверей до зарытых зверей / От накрытых столов до пробитых голов»). Здесь также виден контраст между гостеприимством и пьяной дракой неблагодарных гостей, которой оно может завершиться. А за образом закрытых дверей — признака скрытости — может таиться нечто ужасное, например мёртвые звери.
Параллельно этому пути (отметим, практически в каждой строке предыдущих куплетов представлены точки отправления (от ...) и назначения (до ...) в другой реальности, в космосе (вспомним «Галактическую комедию» Башлачёва, где лирический герой встречает своего двойника в другой галактике и меняется с ним местами) возникает другое путешествие: «Параллельно пути чёрный спутник летит». Этот спутник символизирует надежду: «Он утешит, спасёт, он нам покой принесёт». Во второй половине третьего куплета вновь возникает контраст между миром идеальным и реальным: «Под шершавым крылом ночь за круглым столом / Красно- белый плакат — “Эх, заводи самокат!”» Вероятно, плакат может быть аллюзией на советскую символику, изобилующую красным цветом — цветом революции.
В четвёртом куплете возникает мотив абсурдности реального мира: «Собирайся, народ, на бессмысленный сход / На всемирный совет как обставить нам / наш бред бред / Вклинить волю свою в идиотском краю / Посидеть-помолчать да по столу постучать». Здесь видим собрание, которое априори ни к чему не приведёт, но оно должно произойти, потому что «так положено». Так у кого же пресловутый «большой ум»? У тех, кто имеет большое сердце и лихую голову и совершает безрассудные «живые» действия? Или у тех, кто совершает бесполезные «мёртвые» поступки только потому, что так кому-то надо?
Финал песни открыт, композиция закольцовывается, вводя мотив повторяемости и безысходности: «Ведь от большого ума лишь сума да тюрьма / От лихой головы лишь канавы и рвы...»
Я стервенею (1988)
Песня «Я стервенею» написана в начале 1988 года. Музыкальный аккомпанемент динамичный, вокальная партия мелодичная с постепенным нарастанием агрессии в подаче голоса.
Лирический сюжет песни повествует об изменении внутреннего состояния героя, который постепенно стервенеет: «Я неуклонно стервенею с каждым смехом, с каждой ночью / С каждым выпитым стаканом». Героя раздражают и смех, и ночное время суток, и, вероятно, алкоголь. В связи с этим лирический герой покидает дом, отпуская сторожевых собак: «Я заколачиваю двери, отпускаю злых голодных псов / С цепей на волю». Теперь ему некуда пойти. У него больше нет дома. Всё, что у него осталось, — травмированные ноги: «Некуда деваться — нам остались только сбитые коленки / Я неуклонно стервенею с каждым разом».
Во втором куплете наш герой сравнивает себя с оружием: «Я обучаюсь быть железным продолжением ствола, / Началом у плеча приклада». Озлобленный, он стремится стать сильнее, готовится то ли к защите, то ли к нападению. Как мы помним, в первом куплете он стремился покинуть дом, а теперь предлагает собеседнику, как говорится, «посидеть на дорожку»: «Сядь, если хочешь, посиди со мною рядышком на лавочке — / Покурим, глядя в землю». Герой готовится отправиться в путь: «Некуда деваться — нам достались только грязные дороги / Я неуклонно стервенею с каждым часом».
Лирический герой приходит в ярость, видя незаконность и несправедливость милиции: «Я неуклонно стервенею с каждой шапкой милицейской». Униформа служащего сравнивается с головным убором, демонстрирующим высокий доход и социальный статус, — такая нескромность тоже приводит героя в неистовство: «С каждой норковою шапкой». Однообразие серых будней, постоянная война в понимании Летова, полная безысходность — всё это приводит в ярость лирического героя: «Здесь не кончается война, не начинается весна, / Не продолжается детство / Некуда деваться — нам остались только сны и разговоры».
В финальных строках атмосфера остервенения нагнетается, что отражается и на вокальной партии, постепенно переходящей в крик: «Я неуклонно стервенею с каждым шагом / Я неуклонно стервенею с каждым разом / Я неуклонно стервенею с каждым часом».
Reggae (1988)
Песня Reggae написана в конце 1988 года. Гитарный аккомпанемент соответствует названию — он в стиле регги. Мелодия напоминает игру или скороговорку. Однако образный ряд контрастирует с музыкальной составляющей — он открывается описанием мёртвого человека в гробу: «Неволя рукам под плоской доской / По швам по бокам земля под щекой / Песок на зубах, привязанный страх / Им брошена тень на ветхий плетень».
Второй куплет продолжает первый, в котором скованный страх бросает тень на ветхий плетень, и описывает покинутый деревенский двор: «На серый сарай, на сгнивший порог». Затем возникают философские размышления о судьбе и предательстве: «Там преданный рай, там проданный рок». Далее видим повторяющуюся символику числа семь, что отсылает к фольклору: «Седьмая вода, седьмая беда / Опять не одна до самого дна». Как известно, беда не приходит одна — именно к этой пословице отсылают последние две строки второго куплета. Полностью пословица звучит так: «Налетит беда — растворяй ворота, а беда ведь не ходит одна, каждая семь бед за собой ведёт». Лирический герой встревожен, он находится в ожидании чего-то негативного.
В третьем куплете видим атрибуты рыбалки, где наживка имеет имена, что наталкивает на размышления о предназначение человека в жизни в целом и, например, в представлении власти: «До самого дна по стенам крюки / На них червяки у них имена». Однако власть — это не всегда то, что мы привыкли называть государством. Прообразом системы является школа, поэтому во второй части третьего куплета возникают мотивы обучения: «У края доски застывшей реки / С наклоном руки и с красной строки».
Затем вновь обнаруживаем образ реки. На этот раз река замёрзла: «У берега лёд — сажай вертолёт / Нам некуда сесть, попробуем здесь». Отметим, что приземлять вертолёт на лёд опасно, но лирические субъекты намерены рискнуть. Любопытно, что лёд становится ещё и метафорой памяти: «На куче имён под шорох знамён / На тонкую сеть прозрачных времён».
В финале песни кольцевая композиция замыкается, подчёркивая мотив памяти — в гробу оказывается захоронен неизвестный: «Неволя рукам по швам по бокам / Под плоской доской / Кто ты такой».
Продано (1988)
Точная дата написания песни «Продано» не установлена — конец 1988 или начало 1989 года. Музыкальное сопровождение и текст (особенно в припеве) напоминают крик души, плач, причитание и горькое предчувствие судьбы поэта, который стал известен и любим только после смерти, при этом на его авторитете начинают наживаться менее талантливые люди. На создание этой песни, безусловно, повлияли гибель Александра Башлачёва и концерт его памяти, в процессе которого публика начала забывать повод, по которому они собрались — почтить память ушедшего поэта и музыканта. Янка, вероятно, тоже могла предчувствовать события после её смерти.
В первом куплете обнаруживаем отсылку к последнему полёту СашБаша, упавшего из окна: «Коммерчески успешно принародно подыхать / О камни разбивать фотогеничное лицо / Просить по-человечески заглядывать в глаза / Добрым прохожим / О, продана смерть моя».
Во втором куплете возникает мотив суицида: «Украсить интерьеры и повиснуть на стене / Нарушить геометрию квадратных потолков / В сверкающих обоях вбиться голым кирпичом / Тенью бездомной / О, продана тень моя». Здесь разочаровавшийся в мире человек сливается с интерьером дома, становясь кирпичом в стене, что, возможно, отсылает к музыкальному фильму The Wall Pink Floyd и песне, состоящей из трёх частей, Another Brick in the Wall.
В третьем куплете находим аллюзию на детское стихотворение Агнии Барто с целью подчеркнуть хрупкость жизни и мотив безысходности: «Иду я на верёвочке вздыхаю на ходу / Доска моя кончается сейчас я упаду». Затем вновь возникает мотив суицида: «Под ноги под колёса под тяжёлый молоток / Всё с молотка / О, продана смерть моя».
Четвёртый куплет отличается от других динамикой и кажущейся позитивной подачей текста, на первый взгляд, напоминающего детскую сказку, что на контрасте делает песню в целом ещё более трагичной и даже ужасающей: «Подмигивает весело трёхцветный светофор / И вдаль несётся песенка ветрам наперекор / И радоваться солнышку и дождичку в четверг / Жить-поживать / О, продана смерть моя». В этих строках чувствуется, что песни для творческого человека — это не просто отдушина, а сама жизнь.
Последний куплет замыкает кольцевую композицию, подчёркивая актуальность главной темы: «Коммерчески успешно принародно подыхать / О камни разбивать фотогеничное лицо / Просить по-человечески заглядывать в глаза / Добрым прохожим / О, продана смерть моя».
Гори, гори ясно (1988)
Песня «Гори, гори ясно» написана в конце 1988 года. Заглавие отсылает к одноимённой детской игре. Однако текст песни под динамичный аккомпанемент отнюдь не мил. Напротив, он актуализирует проблемы жестокости и абсурдности мира взрослых: «Не догонишь — не поймаешь / Не догнал — не воровали / Без труда не выбьешь зубы / Не продашь, не наебёшь». Предприпев цитирует Гимн демократической молодёжи мира — советскую песню А. Новикова и Л. Ошанина: «Эту песню не задушишь, не убьёшь / Эту песню не задушишь, не убьёшь».
Припев отсылает к сказке «Кошкин дом». Только здесь пожар в доме козла, который за личными мелочными проблемами не замечает глобальной угрозы. В этих строках ставится проблема происхождения и социального поведения. И самое главное — проблемы выбора и ответственности:
Дом горит — козёл не видит
Дом горит — козёл не знает
Что козлом на свет родился
За козла и отвечать
Гори, гори ясно, чтобы не погасло
Второй куплет о тяжёлой женской доле. Лирическая героиня подверглась чудовищному насилию, моральному и физическому: «На дороге я валялась / Грязь слезами разбавляла / Разорвали нову юбку / Да заткнули ею рот». Здесь социальный аспект и проблема ответственности усугубляются и выливаются в сарказм: «Славься великий рабочий народ / Непобедимый могучий народ».
Во втором припеве обозначаются причины безрассудного и безответственного поведения козла: «Дом горит — козёл не видит / Он напился и подрался / Он не помнит, кто кого / Козлом впервые обозвал / Гори, гори ясно, чтобы не погасло».
В третьем куплете видим отсылку к советской песне, исполненной Л. О. Утёсовым: «Лейся, песня, на просторе». Песня путешествует по лесам и весям: «Залетай в печные трубы / Рожки-ножки чёрным дымом / По красавице земле». Эти радостные на первый взгляд образы сменяются контрастной аллюзией на повесть Л. Андреева «Красный смех», подчёркивающую ужас войны (в данном случае бесконечной в философии Егора Летова) и абсурд: «Солнышко смеётся громким красным смехом / Гори, гори ясно, чтобы не погасло». Дом сгорел — гори и хата; да гори оно всё огнём, как говорится — терять нечего: «Гори, гори ясно, чтобы не погасло...»
Чужой дом (1988)
Песня «Чужой дом» написана в конце 1988 года. Эта песня достаточно автобиографична, ведь у Дягилевой действительно не было собственного дома, своего угла. Дом на Ядринцевской принадлежал её отцу, поэтому в основном они жили там вместе, но когда он переехал в квартиру, Янка то жила там одна, то «моталась по впискам», путешествовала по городам и весям. Так, основную часть осознанной жизни она проводила в чужих домах, в гостях.
Музыкальная составляющая «Чужого дома» достаточно мрачная. Аккомпанемент электрогитары нечёткий, похожий на шум, а аккорды преимущественно минорные. На их фоне раздаются гул, треск и стук неизвестных объектов, напоминающий наковальню или звуки в кузнице. Ударные ассоциируются с тиканьем часов или сбивчивым стуком сердца. Вокальная партия не менее мрачная, протяжная, похожая на плач или даже вой.
Аккомпанемент соответствует тексту. Атмосфера нагнетается с первой строки. Страшное здание окружено сиянием, оно стоит особняком — на краю:
Край, сияние, страх Чужой дом
Вероятно, в этом здании произошёл пожар: «По дороге в сгоревший проём». От этого места веет негативом: «Торопливых шагов суета / Стёрла имя и завтрашний день / Стёрла имя и день». Здесь ставится проблема зыбкости памяти, ведь часто за бытовой суетой мы забываем о важных людях и событиях. А всё, что забыто, становится чужим.
Затем с лирическим героем происходят метаморфозы — он превращается в природные образы, обращаясь в сказочную реку и ветер:
Через час оживу разноцветной рекой Под дождём
Мелким ветром пройду над живой темнотой
Во втором куплете чужой дом становится ещё страшнее, ведь мы узнаём, что его охраняет страшный зверь:
Лай, сияние, страх Чужой дом
Управляемый зверь у дверей
На чужом языке говорит
И ему не нужна моя речь
Отпустите меня
Лирический герой стремится отдалиться от этого здания, сбежать, просит его отпустить. Оппозиция свой / чужой проявляется в противопоставлении чужого дома внутреннему миру лирического героя: «Я оставлю свой голос, свой вымерший лес / Свой приют / Чтобы чистые руки увидеть во сне».
В последнем куплете возникает мотив смерти: «Смерть, сияние, страх Чужой дом». Этот экзистенциальный момент на пороге жизни и смерти всё структурирует, раскладывает по полочкам: «Всё по правилам, всё по местам / Боевая ничья до поры / Остановит часы и слова». Лирический герой просит его отпустить, видимо, не только из чужого дома, но и из жизни: «Отпустите меня». Таким образом, чужой дом становится метафорой жизни, от которой лирический герой хочет освободиться.
Домой! (1988)
Песня «Домой!» написана в конце 1988 года. Имеет электрическую и акустическую версии. Вокальная партия изобилует распевами (вокализами), музыкальная составляющая — минорными аккордами. В электрической версии басовая партия угнетает и утяжеляет композицию. Песня в целом напоминает плач, трагедию, крик и вопль.
Текст сочетается с аккомпанементом. Это одна из тяжелейших песен. В ней умещается трагедия целого мира, наполненного абсурдом и пустотой: «Нелепая гармония пустого шара / Заполнит промежутки мёртвой водой». Стоит отметить, что промежутки заполняются именно мёртвой водой, что является обращением к фольклорной традиции, где существуют два вида воды: живая и мёртвая. Так, согласно А. Афанасьеву, живая и мёртвая вода — это спасительная влага. Мёртвая вода соединяет ткани, а живая — воскрешает. Сначала поливают мёртвой водой, а только потом живой. Таким образом, на первый план выводится экзистенциальность: чтобы ожить, надо умереть.
В этой мрачной реальности пролегает сложный путь, становящийся метафорой жизненного пути: «Через заснеженные комнаты и дым». Этот мир, эта жизнь — лишь временное убежище для героя, блуждающего по этим комнатам, как по кругам ада по Данте, преодолевающего и снега, и дым, финалом этого пути является освобождение — «Протянет палец и покажет нам на двери отсюда / Домой!». Таким образом, дом — пространство, противопоставленное аду на Земле.
Лирический герой стремится домой, чтобы убежать от неуютного урбанизма, негуманной системы управления, насаждения стереотипного мышления в умы обывателей, религии и всего того, что раздражает и мешает, а не помогает жить:
От этих каменных систем
В распухших головах
Теоретических пророков
Напечатанных богов
От всей сверкающей звенящей и пылающей
хуйни
Домой!
Путь лирического пролегает по пустым коридорам, словно по тоннелю, в конце которого свет: «По этажам по коридорам лишь бумажный ветер». Перед глазами проносится жизнь. Но какая она? Нищая, некомфортная, полная страданий: «Забивает по карманам смятые рубли / Сметает в кучи пыль и тряпки, смех и слёзы, горе-радость». Освобождением от этой мучительной жизни становится смерть. Или уход в себя: «Плюс на минус даёт освобождение / Домой!» Дом, куда стремится лирический герой, не является его реальным домом. Здесь уход домой трактуется иначе — это уход в себя, в свой собственный мир. Об этом рассказывает отец Янки — Станислав Иванович Дягилев: «...я, оказывается, неправильно понимал это «домой», я буквально понимал, что она стремится домой, а оказывается другое. «Домой!» — это значит, к себе, что ли, нельзя покидать себя, и надо быть в себе».
Лирический герой бежит от бессмысленного существования на «пустом шаре», от негативных бытовых моментов: «От голода и ветра / От холодного ума / От электрического смеха / Безусловного рефлекса». Эти аспекты соединяются, как звенья в цепочке, в замкнутый круг бессмысленного существования: «От всех рождений и смертей / перерождений и смертей / перерождений / Домой!» Лирический герой стремится вырваться из этого круга безысходности.
Жизнь становится страданием, наказанием невиновного: «За какие такие грехи задаваться вопросом зачем / И зачем и зачем и зачем и зачем и зачем... / Домой!»
Таким образом, в песне «Домой!» лирический герой бежит от тошнотворной и омерзительной реальности, обретая свободу от общества, убегая в себя. А единственным спасением, выходом из круга безысходности мучительной жизни становится смерть.
«Крестом и нулём» (1988–1989)
Песня «Крестом и нулём» написана на рубеже 1988–1989 годов. Она, так же как и «Домой!», входит в ряд наиболее морально тяжёлых песен.
Музыкальная составляющая достаточна сложна в исполнении. Несмотря на то что из восьми аккордов только два минорных, тем не менее нагнетающий размеренный бой, распевы (вокализы) и мелодия создают мрачную атмосферу. Слушатель чувствует боль автора-исполнителя. Крик души, плач — основные характеристики песни. Мелодичное исполнение, пронзительный протяжный а-а-а-а-а трогают до глубины души. С каждым куплетом всё тяжелее дышать и кричать. Контраст высоких и низких нот подчёркивает «многоэтажный полёт», зарывающийся в снег. Боль, стон, практически агония... Крик сквозь зубы... Песнь безысходности, оплакивание живых...
Трагедия чувствуется с первых строк: «Крестом и нулём запечатанный северный день / Похожий на замкнутый в стенах семейный скандал». Холодный и короткий северный день запечатан. Здесь чувствуется отсылка к шахматной игре, в которой при переносе партии на следующий день один из игроков запечатывает, то есть записывает на листе и кладёт в конверт, ход, который станет первым на следующий день. Иными словами, это перенесённое незавершённое дело. Так и короткий северный день растягивается до бесконечности, становясь запечатанным. А что это за день? Один из обычных серых будней, когда, как принято, приходится держать все эмоции в себе, не вынося сор из избы: «Похожий на замкнутый в стенах семейный скандал». Как известно, зачастую для семейных скандалов характерно накопительство, то есть недовольство увеличивается изо дня в день, проблемы не решаются, откладываясь на будущее. От этого семья и несчастна. Несчастна в первую очередь из-за недопонимания, которое и становится катализатором скандалов, когда одна сторона не слушает и не слышит другую: «Рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть». Контраст спорящих сторон отражается и на вокальной партии, переходящей от плача к крику, и на образном ряде, где холодная метель окунает в палящий огонь: «А злая метель обязала плясать на костре».
Второй куплет обнажает тему бесконечной безысходности и болезненного состояния, страданий: «Столетней бессонницей в горле гудят провода / Болит голова это просто болит голова». Лирический герой оказывается в заточении, которому противопоставлены образы, символизирующие счастье и свободу: «А вот и цена и весна и кровать и стена / А вот чудеса, небеса, голоса и глаза».
В третьем куплете вновь видим контрасты. Горизонтальный запутанный путь («Чужая дорога неверною левой рукой / Крестом зачеркнула нулём обвела по краям») противопоставлен вертикальному пути (сверху вниз) из жизни в смерть, отсылающему к смерти Александра Башлачёва, который годом ранее вышел из окна: «А я почему-то стою и смотрю до сих пор / Как многоэтажный полёт зарывается в снег». Безусловно, СашБаш не был чужим человеком для Янки, поэтому она тяжело переносила эту потерю. Трагедия осталась в её памяти заставила задуматься о смысле жизни и смерти.
В четвёртом куплете зима («А злая метель обязала плясать на костре»; «Как многоэтажный полёт зарывается в снег») и весна («А вот и цена и весна и кровать и стена»), минуя лето, сменяются осенью. Но осенью истлевшей (то есть поздней), стоящей на пороге встречи с зимой: «Истлевшая осень золой на осколках зубов». Как видим, уходящая осень приносит лишь боль и неприятные ощущения. Ночь становится средством измерения усталости: «Конечную степень усталости меряет ночь». Затем, как и во втором куплете, возникает мотив головной боли, которую приходится терпеть: «Болит голова это просто болит голова / Стоять и смотреть это просто простить и молчать».
В пятом куплете подводится итог всему. Недопонимание, боль и безысходность становятся неотъемлемыми составляющими мучительной жизни: «Крестом и нулём разрешились пустые места / В безвременном доме за разумом грохнула дверь / Рассыпалось слово на иглы и тонкую жесть / А злая метель обязала плясать на костре».
Иллюстрация: Роман Олейник.
