В книге Фридриха Горенштейна «На крестцах» (то есть на перекрестке дорог, на распутье) воспроизведены события XVI века — эпохи окончательного формирования империи в последние четырнадцать лет царствования Ивана Грозного. Разгром вольного Новгорода, набеги крымского хана, война с Польшей за Ливонию, отмена опричнины, яростные споры, раздирающие православную церковь, — все это изображено беспристрастно и подробно, со скрупулезной достоверностью, и даже речь персонажей предельно приближена к языку эпохи. «Дискурс» публикует сцену из этих драматических хроник, повествующую о разгроме Новгородского торга, и предлагает читателю погрузиться в реальность Московской Руси.
Новгородский торг. Тесно стоит множество лавок. Толпится продающий и покупающий народ. Слышны крики торговцев.
Первый торговец. Белорыбица, бела и красна семга, лещ, шерешпер, голавль, сельдь переяславская, треска, лососина, сиги, осетры, снетки! Рыба свежая, соленая, сушеная, вяленая, вареная! Китовое сало, ворвань, белое сало! За бочку щучины полтина московская!
Второй торговец. Мясо тушами, стягами, полтями! Говядина, свинина, баранина, зайцы, гуси, утки, тетерева, куры! Солено мясо и сало в розницу и бочками!
Третий торговец. Масло коровье ведрами, кринками, пудами, блюдами, ставцами! Масло вологодское, молоко, творог, сыры, яйца куриные, гусиные, утиные, тетеревьи!
Четвертый торговец. Меха, горностаи, бобры, лисицы, белки, зайцы, медведи, волки, кошки!
Пятый торговец. Мед натуральный и переработанный, мед простой, патока, сытный, пресный, фруктовый и ягодный! Восковой сырец, воск на свечи!
Шестой торговец. Армяки, колпаки, сарафаны, телогреи, однорядки, рубашки, шелки тафтяные, бархатные, атласные, камчатные, кафтаны сермяжные, терличные, чупрунные, пуговицы, гайтаны, завязки!
Седьмой торговец. Дубленые кожи вологодские по двадцать алтын! Красные, черные, персидские кожи сафьянные! Сыромятные кожи! Мягкие сапоги, поршни, опорки, лапти из лыка или бересты!
Восьмой торговец. Можайские сукна, сермяжные сукна из Ржева, вологодские сукна, троицкие сукна для одежды монахов, сукна для ряс, мантий, шапок, клобуков, поясков, некрашеный деревенский холст.
Девятый торговец. Московские сосуды из обожженной глины, красного, белого, серого, черного лужения посуда! Новгородская посуда черного лужения! Кувшины, сковородки, горшки, миски для еды, миски для варки, плошки для светильников, кубышки глиняные, бутылки, рукомойники, большие лохани, фляги, лампадки, мореная керамика нелощеная!
Десятый торговец. Надгробья Псковско-Печерского монастыря, плиты из светложгущихся глин!
Первый торговец. Гвозди сапожные вологодские, тверские иголки, углицкие свечники, шандалы, топоры вологодские, углицкие топоры, костромские безмены!
Купец Коробов. Песцы белы на мурманском берегу полефимки. Отвези во Французскую землю, заговаривают по тысяче. Бочка семги три-четыре рубли, а во Французскую землю отвези — возьмешь много более.
Второй купец. Во Французскую землю везти надобно тысячу бочек да бочки сала, а песцы и соболи в Перми лучше купите. Жителя Перми и Печеры платят за железный топор столько соболей, сколько купец может продеть в отверстие топора, куда влагают топорище.
Третий купец. Повезешь ли? Знаешь ли, государь князь московский на нас по лжесвидетельству ярость имеет. Так на правеж многих поставил именитых и духовных, и посадника боярина Данилова казнил, и архиепископа отца Пимена обвинил в чеканке монет новгородских и сказал, что-то — измена, да на белу кобылу с издевкой сажал. Ныне же, по слухам, в окрестностях ездит по монастырям, творя правеж.
Купец Коробов. То на Софийской стороне да на Городище. Торговой стороны да посада то не касается. Рынок работает, а и опричники государевы на нем торгуют. Надо ведь и опричникам где-то награбленное продавать. Вон, гляди-ко!
Первый опричник. Кафтан шелков зелен золотом! Кафтан на золотой парче! Охабень шит жемчугом и дорогими камнями!
Второй опричник. Шуба с золотом и шелком на соболях. Ферязи, бархат венедицкий. За убрус четыре деньги. Пятьдесят рублев денег за платье и за сажень, и за монисты, за серьги, и за запястик. (К покупателю.) Бери! За все пятьдесят рублев.
Покупатель. Двадцать пять рублев дам.
Опричник. Добро. Ты цену рубишь надвое, и я тебя разрублю надвое. Понеже где кто с кем торг имеет, то по половине разделяй. (Достает саблю. Покупатель испуганно убегает.)
Первый опричник. Так-то, Ермолка, ничего не продашь.
Второй опричник. Прокляты новгородски жидовины! Они по государеву указу не должны перечить нашему войску.
Первый опричник. На торге свои указы. Торгуй полюбовно, а деньги плати.
Второй опричник (сердито). Святой Боже, помилуй мя, как же полюбовно с новгородскими прелестниками-обманщиками? Побить их всех до едину! С утра уж отощал.
Первый опричник. И я есть хочу. Хлеба бы купить.
Торговка. Хлеб ржаной, простой и сытный! Хлеб мешаный ржаной и овсяный, пшеничный хлеб, калачи, просфиры, оладьи ржаные и перепечи, блинное тесто, лепешки жирны из кислого теста.
Первый опричник. Женка, продай хлеба!
Торговка. Который тебе, молодец? Вот тебе ржаной, вот тебе простой, вот тебе перепечи.
Второй опричник. А пироги у тебя, баба, каковы?
Торговка. Из сдобного теста. Пироги с маком, с медом, кашей, репой, капустой, грибами, пирожки семейные, сочни, с рубцом, булки, сдоба, пряники медовы и фруктовы.
Второй опричник. Добро. (Хватает товар.) Бери и ты, Микешка!
Торговка (вопит). Я крестьянка бедная! Государь, пожалей меня, бедну вдову, с сынчонкой и дочеришками! Ребятишков покормить нечем!
Второй опричник. Лжешь, змеина новгородская!
Торговка. Государь, правду говорю! Вели милость-пощаду учинить, умилосердуйся! Государь, дай свет увидеть, заплати!
Первый опричник. Не плачь, жена, я тебе за хлеб простой цену дам. (Дает ей.) А ты, Ермолка, не обидь вдову нещасну.
Второй опричник. Э-э, Микешка, да ты, гляжу, уж тоже ожидовел, забыл указ государя! Обучение тут, в Новгороде, дьявольское усвоил.
Первый опричник. Усвоил я учение Евангельское сызмальства от сущего попа, Потапия именем, в церкви праведного Лазаря в городе моем. Однако по искушению впал в грех и тот грех замаливаю.
Второй опричник. Э-э, Микешка, гляди, не было б тебе от того замаливания изменного беды. Я от тебя прочь. В корчму медвяную тут на горе. (Уходит.)
Первый опричник. Сказано: «Не бойся мудра, бойся глупа!» (Платит торговке.)
Торговка (кланяется опричнику). Государь, бьет тебе челом с детишками сирота крестьянка Федосица Григорьева.
Опричник. Женка, я сам бобылек. Бобылек, брянского города пушкарский сельчишко Микешка Макаров. А милость совершил я ради Бога. И ты так делай. Вон, нищие калики идут, каличья ватага, подай им.
Калики (поют). Изволением Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа Вседержителя. От начала века человеческого, а в начале века сего тленного сотворил небо и землю, сотворил Бог Адама и Еву.
Опричник Макаров (подает нищим деньги). Куда путь держите, калики?
Нищие. По городам и селам поести-попити.
Первый нищий. Хлеба искушати.
Торговка. Возьми ради Бога. (Подает им хлеб. Нищие кланяются и уходят.)
Купец Коробов. Антошка, зазови калик ко мне, чтоб послушать рассказов о неизвестных чудесах. Я того любитель. (Нищие подходят.) Идете ли в святые земли?
Нищий (кланяется). Идем в святы земли помолиться, Господнему гробу приложиться.
Купец Коробов. Антошка, досыта накорми их, да допьяна.(Нищие кланяются.)
Голоса. Арестантов пленных ведут, латын да татар.
Вводят пленных в цепях, окруженных стрельцами.
Татарин. О, русский Бог! Слышал я о Тебе, что милостив Ты и праведен, и на лица человеческие не смотришь, но правду сердца ищешь. Увидь ныне скорбь и беду нашу и помоги мне. Я — мурза татарский Сулем.
Литовец. Бедный и беспомощный литовского города Могилева человек пораненный просит прокормиться.
Первый из народа. Латыне ныне просят, а как мы, сироты, были за Смоленском, то по нам литовские воры из пищалей стреляли.
Литовец. И я ранен под Полоцком. Ныне я человек безружейный, и ежели за милостью к тебе, то от Бога. Я тебя обидеть не хочу, зло против тебя не имею, большое или малое, прошу тебя сотворить милость, покормить меня ныне, пленного просителя. Пусть Бог мой да твой, в которого я верю, убьет меня, ежели лгу. (Крестится латинским крестом.)
Второй из народа. Латын свой крест показал. Нет у нас, православных, общего Бога с латынами.
Торговка. Зло не говори. А то прислали к нам пленных из северных городов, и тех псковичи поили и кормили, и плакала, на них смотря. (Утирает слезы.) Ведь и наши так же страдают в чужой земле. (Подает пленным хлеб.)
Опричник Макаров. Люди православные! Божье смирение и покорение, ибо не только истинным христианам помогает милосердный Бог, но и поганым способствует. Будем и мы милосердны.
Входит английский купец Томас Рандольф с приказчиками.
Томас Рандольф. Нами собраны сведения, что русский царь пришел в город, и мы в большой заботе, ибо слышал, пришел он ради казней по письму, которое им получено.
Купец Коробов. Я аки сотник торговых рядов объявляю вам, английской земли торговым людям, что-то касается лишь изменных дел боярских и духовных. А о нас, ремесленных и торговых, должна быть от царя лишь забота: который товар и по какой цене купить и почем подлежит его продавать. А мы из купеческих слобод приданых новгородских Орешко и Корело, люди богаты, как торговали прежде, так и ныне торговать будем.
Рандольф. Однако, не убьет ли государь русский новгородскую торговлю своей яростью?
Коробов. Новгород остался богат, оправившись после Ивана Третьего погрома, деда нынешнего государя. И новый торговый путь через Белое море не убил нас. Так и ныне переживем. (Слышны крики.)
Первый торговец. Кто-то кричит.
Крики. Тревога! Великий князь наших переловил!
Первый из народа (испуганно). Кто-то кричит!
Второй из народа (испуганно). Купец кричит, бросивший товар. Торг окружен опричным войском.
Входят царь Иван, царевич Иван Иванович, Малюта, Грязной, духовник Евстафий, шут, опричники.
Малюта. Жителя новгородские, государь великий царь, великий князь Иван Васильевич Всея Руси с наследником царевичем, милость вам сотворивший, изволил приехать на новгородский торг. Кланяйтесь государю!
Шут. Народ, кланяйтесь, государь приехал на торг, то платите деньги.
Иван. За что, шут, мне платить? Я же ничего не продаю.
Шут. С приезжего взимать плату за тепло, за стряпье, за капусту, за квас по четыре московских с человека. (Смеется.)
Иван. Новгородцы похваляются: «Мы, торговые, лучше». Чем мой шут не торговый человек? (Смеется. Опричники смеются.)
Шут. Я, государь, все пошлины знаю. Приезжаешь на торг, плати тамгу в мыт при переезде через таможенную заставу — передние калачи. Уезжаешь с торга, плати пошлину — задние калачи.
Иван. Так-то казну нашу государеву пополним. Отныне шута своего назначаю главным торговым человеком Новгорода. Собирать будешь, шут, пошлины. (Смеется.)
Шут. С монастырей брать ли, государь?
Иван. С истинных монастырей пошлины не брать, иное дело — с изменных.
Царевич Иван. Батюшка, а чего с монастырей не брать?
Иван. Монастыри, мальчик, издавно покровители русской торговли. Однак не еретичны отшельники и блудливые монахи, а воинствующая небесная рать — архангел Михаил, князь Борис и Глеб, воины Георгий, Дмитрий, Прокопий — святые воины избраны в покровители торговые.
Духовник Евстафий. Государь, также Никола Чудотворец и Параскева Пятница.
Иван. Истинно! Торговля надобна для блага отчизны, не для иудина сребролюбия и измены ради латынства и зарубежных денег. Который же купец — лихоимец, то у бесов спытать надо, где его душа. Они же покажут ему его душу в лютом пламени. Кто сотник купеческих сего торга? Не ты ли?
Коробов (низко кланяясь). Я холоп твой, государь, Митрофанка Коробов, челом бью.
Иван. Страшно ли тебе да иным новгородским лихоимцам быти в бесовском пламени?
Коробов. Государь, мы в Новгороде не лихоимцы. Издавна в Новгороде были люди с капиталом, и жителя пользовались благосостоянием.
Иван (сердито). Хитростью то состояние нажито!
Коробов. Нет, государь, не хитростью. Новгород перед другими краями русскими славится признаками умелости повсюду. Ведь недаром же все предшествующие годы приглашали в Москву из Новгорода каменщиков, кровельщиков, резчиков по камню и дереву, иконописцев, серебряных дел мастеров да прочих.
Иван (сердито). Ишь как возгордился да возомнился! Вы тут и храмы новгородские возводите, желая быть лучше Москвы. А гляди, воспросишь: а мое место где есть? Они же, бесы, покажут тебе храмину, исполненную всякого зловония, и огонь палящий, говоря — се твое жилище.
Духовник Евстафий. Сказано: «Не прельщайся на злато и серебро, не сбирай богатства неправого».
Иван. А спастись хочешь, то делай так. По Евангелию сказано: «Жена твоя и дети останутся в одних сорочках, имение же раздели среди иных». Видишь, вон? (Указывает на опричников.) Среди них раздели людей божьих и государевых! Да на церкви подай.
Коробов. Нельзя, государь, нам без капитала оставаться. Ездим в Швецию и иные места. Также английской земли торговые люди нас навещают. (Указывает на Рандольфа.)
Рандольф (кланяется кивком). Государь русский, я английский купец Томас Рандольф, имею на новгородском торге торговый двор. Ныне веду разговор с купцом Коробовым да иными русскими купцами про дела торговые.
Иван. Так-то мне любо. Мы, как подобает государям христианским, милостиво оказываем честь иноземным купцам, особо английским, также и иным. По моему велению сделаны в Москве английские, литовские, армянские да прочие подворья. А в Новгороде немецкие, датские, шведские, голландские торговые дворы. Особо же английские подворья в Москве на Варварке за Покровским собором. Подарена мной для английских купцов усадьба в два этажа каменная, а в ней избы, поварни, конюшни, сад с яблонями, вишнями и грушами. Все то мной делается ради милосердия Божьего да ради дружбы с английскими и прочими торговыми людьми. Руси потребны английские товары, особо порох и пушки.
Коробов. Государь милостивый, в Новгороде куплены тысяча пятьсот пудов меди к пушечному и пищальному делу. Медь везем из Англии, Дании, Швеции, сами же на Руси мало производим. Продаем же воск, кожу и лен.
Иван. Сколько льна отвезли?
Коробов. Государь милостивый, сотнями кораблей, хоть в Ливонии война. Через Нарву только ежегодно сто судов больших и малых с льном и пенькой. Новгородский и псковский лен везем также в Ревель. Хлеб у нас не берут, а лен берут, также сало. Государь, за рубеж ежегодно десять тысяч пудов сала, соленое мясо, масло, сотни бочек, сотни пудов. Также меха: бобры, соболи, песцы, выдры, горностаи — все за рубеж. Внутрь мало.
Иван. Велика, гляжу, новгородская торговля, и торг велик.
Коробов. Велик, государь. На торгу тесно, лавки стоят иные у самой воды. Случается, лавка свалится в воду. Тут уж в торговых рядах торгуем в розницу. В гостином дворе — оптом. Оптом торговля хлебом на Хлебной горке. На Волховском мосту торговля сеном, на берегу Волховы — досками, скот на прогоне животинном.
Иван. Солью где торговля?
Коробов. Соляной двор имеем при дворе гостином.
Иван. Сколько амбаров?
Коробов. У нас вместо амбаров навесы. Приезжаем и складываем товар туда, оттуда развозим по торговым дворам.
Иван. У тебя на торговом дворе сколько амбаров?
Коробов. На моем дворе три горницы, три избы, сорок шесть амбаров на подклетях для оптовой торговли.
Иван. Кто ж соль покупает?
Коробов. Государь милостивый, то в точности приказчики мои скажут.
Первый приказчик (кланяясь). Государь милостивый, от Соловецкого монастыря по амбарной книге (заглядывает в книгу) куплено шестьдесят тысяч двести сорок четыре пуда соли. Оптовые покупатели соли: вологжанин Исаак, Богдан и Иван костромитяне, Плохой и Нечай москвитины, Потап кашинец, казанец Ларь Пологжанин, ярославец Василий Великосонный, свияжец Гришка Любимец.
Иван. Гляжу, по всей Руси продаешь.
Коробов. Государь милостивый, Новгород — величайшее торжище всея Руси.
Иван. То раньше было, теперь Москва будет. Вижу, богатый ты купец. Не возгордился бы аки купец богатый из Вавилонии именем Бондар, имел у себя много злата и серебра и был в великой славе. Много ли у тебя злата и серебра?
Коробов. Мои для дела торговли потребны.
Иван. Кто ж у тебя деньги считает?
Коробов. Приказчик, государь милостивый.
Иван. Считать можете? Знаете перевод натуры на деньги?
Первый приказчик. Знаем, государь милостивый.
Иван. Пересчитай-ко великие числа.
Первый приказчик. Тьма, легион, ворон, колода.
Иван (приказчику). Сколько в колоде воронов?
Приказчик. В колоде десять воронов. Я, государь, знаю удвоение и раздвоение чисел.
Иван. А земное верстание знаешь?
Приказчик. И земное верстание знаю. В сохе восемьсот четвертей.
Иван. Я сих приказчиков заберу в Москву служить. Такие парубки Руси нужны, а не жадному купцу. В приказах грамотных не хватает. Согласен ли ты, купец, отдать парубков?
Коробов. Государь милостивый, парубки арифметике обучены, они мне потребны.
Малюта. Как смеешь ты, мужик торговый, перечить государю!
Иван. Погоди, Малюта, сей человек, мужик торговый, впал в соблазн. Мы, христиане, тот соблазн должны рассеять, чтоб не вознесся тот мужик торговый надо мной, Самодержцем. Как купец Бондар из Вавилона устроил пир велик и позвал на него царя и прочих знатных людей, и, повеселясь, разъехались, и рече купец жене своей: «Жена, был у нас царь и прочие персоны были. И призовем и Господа на пир. И устроил пир, и учредил мосты, и разложил сукна, и поставил сторожей с оружиями, и позвал Господа на пир». Так и ты, купец, уж так возгордился, что Господа на пир к себе позвать хочешь. Вознесся надо мной, государем, а Новгород — над Москвой и Русью! (Гневно.) Взять купца на правеж! Хай выкупит себя и прочих! И иных на правеж!(Опричники хватают купца. Бросаются, хватают торговых.Крики, шум.)
Томас Рандольф. Государь, мы, английские купцы, к такому не привыкли, у нас такое не случается. Потому торговый двор свой мы запрем, а государыне нашей, королеве Елизавете, отпишем подробности.
Иван (гневно). Ежели так, то и мы твои дела оставим в стороне, ибо тем, кто хотят участвовать в нашем деле, да нам изменил, верить непригоже. А также их заступникам. Что ты меня поучаешь! В Англии на Лондонском мосту в один прием повесили триста человек, и моя сестра Елизавета показывала французскому да моему послу башни Тауэра, зубцы которого сплошь увешаны повешенными, да говорила: «Так-то мы выводим измену». А нам, русским, что ли измену выводить нельзя?
Томас Рандольф. Однако здесь, государь, не просто казнь, здесь всеобщий погром.
Иван. Мы право имеем выступить против изменников, не заботящихся о наших государских головах, о нашей чести и земле нашей, а лишь о своих торговых прибавках. А ты иди, ежели не согласен. (Рандольф холодно кивает и уходит.) Малюта, отписать надобно жалобу на Томаса Рандольфа али как он там зовется. Пусть забирают его. Не допускай его боле пред свои очи. А Антону сказать надобно, Дженкинсону, чтоб он боле таковых к нам не выписывал. Хай торгует, а в дела наши не мешается. Не хотят торговать, да и не надобно. Мы, Московское государство, покамест без английских товаров не скудны были.
Первый опричник Ермолка (пьяно). Государь великий, новгородские жидовины все с иноземцами заодно. Мы в те поры на приступ ходили и за православну христианску веру кровь проливали. Они ж, поодаль сидя, наживались. Я тут с раннего утра имею многие замечания.
Малюта. Говори, верный слуга, государю, какие замечания.
Опричник Ермолка (пьяно). Какие имеются замечтания? Надобно такие замечтания указать: Микешка вон, перечит указам государевым. (Показывает на опричника Микешку.) С новгородскими жидовинами сошелся. Хлеб купил, деньги торговке заплатил. Тем он наше государево войско удручил.
Иван (сердито). Так ли, опричник?
Опричник Макаров. Государь мой батюшка, тронутый жалостью, заплатил я бедной вдове за хлеб, не желая брать его даром.
Иван (гневно). Ты указ порушил, государевым людям все даром брать. Повелеваю отсечь сему опричнику голову вместе с вдовой, а тела их с хлебом оставить на площади на показ всем три дни! (Опричники рубят Макарова и вдову.)
Малюта. Государь, громить ли торг?
Иван. Громить. Опричники, берите палицы железные да прочие, бейте торг новгородский! Рушьте все, калечьте! Более не вознесется Новгород над Москвой да над всей Русью! Мелкие ткани и мелкие товары берите с собой, а прочие товары — сало, воск, лен — свалить в кучи и поджечь. Приказываю истреблять купеческие товары, разметывать лавки, ломать дворы и хоромы, выбивать окна, двери в окнах, истреблять домашние запасы и все достояние жителей.
Крики. Шум погрома.
Грязной. Государь, нищих бить ли? По причине голода и мороза в Новгороде скопилось много нищих. (Подходят нищие.)
Царевич Иван. Батюшка, одно дело изменники новгородские, иное — нищие, они ведь люди Божии.
Иван. Истинно, мальчик. Откуда каличьи ватаги?
Нищие (кланяются). Государь милостивый, из пустыни Ефимьевой.
Второй нищий. Монастырь Боголюбов.
Третий нищий. По городам и селам бредем.
Царевич Иван. Батюшка, помочь идущим в святую землю помолиться за грехи ближних равнозначно собственной покаянной поездке.
Иван. Истинно, мальчик. Я, грешный, иной раз мечтаю снять с себя тяжелые царские бармы, тяжелую шапку Мономахову, надеть платьице старческое нецветное, обуть лапти белолицые, суму взять переметную вместе с клюшкою таволожной горбатой… Посетить да помолиться у Гроба Господня, аки с древности странники тянулись на поклон к святым чудесам Византии и к святым землям.
Царевич Иван. И я б то хотел!
Иван. Мальчик, не все ватаги доходят до Иерусалима. Одни стремятся к покаянному хождению, другие к беспечальному питанию.
Шут. Государь, и я желаю быть нищим, к святым присоединиться.
Иван. Отчего, шут?
Шут. Досыта кормят да допьяна поят, а злата-серебра насыпают им по суме. Имеется у меня давняя страсть к святым местам. (Смеется.)
Иван. Нищие — прибыльное занятие. Дворяне и дети боярские, потеряв по случаю имущество от пожара ли, или пропив, предпочитают просить милостыню. Не занимаются делом.
Царевич Иван. Батюшка, как истинно нищих богомольцев узнать? Кто-то может?
Иван. То Бог может, поскольку они истинные люди Божьи. Потому я, царь, велю выгнать нищих за ворота города.
Нищие (плачут). Пощадай, государь, за воротами города погибнем от голода и холода!
Иван. Кто истинный, не погибнет: тому Бог поможет! А ложные погибнут. Калики-странники, не меня просите грешного, земного, просите для ради Христа, Царя небесныя. (Опричники толкают и гонят нищих.)
Духовник Евстафий. «Се роды пошли добру убожливые и на безумие обратилися. За то на них Бог разгневался, положил на них напасти великие и страшные позоры».
Иван. Так разорив Новгород, Новгород спасу. Поставлю Новгород на путь истинный. (Кричит.) Бейте изменников, мучьте их, жгите на огне составом огненным. (Смеется дико.)
Шум погрома.
Занавес
Горенштейн Ф. На крестцах. Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного; избранные сцены под ред. Г. Никифоровича и Ю. Векслера. — М.: Новое литературное обозрение, 2016.
О личности Ивана Грозного читайте также в материале историка Дмитрия Левчика.
