В 1949 году 50-летний художник Лучо Фонтана совершает один из самых экстремальных жестов в истории искусств — пронзает холст насквозь. Травмируя плоскость дырами и шрамами, он создает «Пространственные концепции» (1949 — 1968). Эти работы обескураживают и шокируют зрителя радикальной простотой. Но зачем художник потрошит холсты и что скрывают нанесенные раны?
Творчество итальянского художника Лучо Фонтаны (1899 — 1968) можно разделить на два периода. Сначала он использовал скульптуру в качестве основного медиума эстетических экспериментов. На этот выбор повлияла семейная традиция: отец художника всю жизнь работал скульптором и воздвигал надгробные памятники. Занятия в отцовской мастерской заразили Фонтану одержимостью изобразительными практиками. В 19 лет он поступил в Миланскую школу изящных искусств.
Балансируя между академизмом и модернизмом, Фонтана развивает к 1930-м годам узнаваемую авторскую стилистику. Комбинируя разнородные фактуры, он создает полихромные скульптуры, застывшие на грани экспрессионизма и примитивизма.
С 1949 года Фонтана обращается к онтологическим поискам, а ключевым медиумом становится холст. Художник руководствуется задачей: преодолеть удушающее пространство картины, поэтому вместо кисти главным инструментом оказывается шило. Фонтана признается: «Живопись для меня полностью сводится к идее. Холст требуется, чтобы эту идею запечатлеть». Так появляются монохромные поверхности, испещренный дырами и порезами.
Можно предположить, что в порывистых движениях Фонтаны, кощунственно нарушающих сакральную целостность холста, проявляется общая воля к радикальной ревизии культуры, характерная для послевоенной эпохи. Этот мотив связывает творчество Фонтаны с критическими исследованиями Адорно.
После Второй Мировой войны человечество ужасает факт: лагеря смерти возникли там, «где живы все традиции философии, искусства и просветительского знания». Адорно инициирует Нюрнбергский процесс над культурой и безапелляционно констатирует: «Освенцим доказал, что культура потерпела крах». Фонтана вспарывает холст — ключевую подложку культурного производства. Из многочисленных дыр и надрезов кровоточит пустая бесконечность. Эти черные и полые отверстия разоблачают фатальную уловку культуры: беспрерывно интерпретировать пустоту и фантомами конституировать реальность, для того чтобы завуалировать отсутствие предназначения человеческого существования. Такая стратегия оказалась способна анестезировать архетипическую тоску по смыслу жизни, но не противостоять архетипическому вирусу фашизма.
Но в импульсивных взмахах Фонтаны воплощается не только общее стремление определить причину дефектности культуры. Из его распоротых холстов также доносится шепот экзистенциальной философии.
Сжатые удавкой двух мировых войн, экзистенциалисты активно ищут вакцину против отчаяния и насилия. По их мнению, для пересборки цивилизации необходимо отвергнуть метафизические иллюзии и смело признать, что хрупкий островок человеческой жизни окружает Ничто.
Только принятие этой конфигурации позволит личности осознать полную ответственность за глобальное развитие человечества. Таким образом, через ликвидацию трансцендентных ценностей «экзистенциализм отдает каждому человеку во владение его бытие».
В эссе «Миф о Сизифе» (1942) Камю описывает главный художественный принцип экзистенциалистов: «Решать одновременно две задачи: отрицания и утверждения — вот путь, открывающийся перед абсурдным творцом. Он должен сделать красочной пустоту».
Лучо Фонтана дословно следует этому завету, когда шилом потрошит холсты и на их поверхности выпускает лучи вселенской пустоты.
Продырявливая и разрезая полотна, художник одновременно выступает патологоанатомом и акушером: диагностирует причину смерти культуры и помогает рождению новой художественной формы.
Совершая акт вандализма, он создает пластическую модель, которая выступает порталом между космосом и выставочным залом. Комментируя этот прием, Фонтана утверждает: «Я проделываю дыру в том самом холсте, который лежал в основе всех искусств, и создаю новое, бесконечное измерение. В этом и смысл: новое измерение, открывающее доступ в космос».
Черные шрамы Фонтаны с невыносимой ясностью раскрывают бытийные координаты человечества: мимолетную заброшенность посреди равнодушной тьмы.
Мрак, проступающий из картин художника, своей тотальностью как бы говорит зрителю: «Ты заброшен в мир, за который несешь полную ответственность». А затем с ласковым безразличием добавляет: «Вселенским одиночеством ты осужден быть свободным».
Работы Фонтаны парят на границе материальности и нематериальности, эстетики нигилизма и риторики экзистенциализма. Характеризуя свое творчество, Фонтана резюмирует: «Все мое искусство основано на чистоте, на философии Ничто; не Ничто разрушения, а Ничто созидания».
Фонтана радикальным образом реагирует на послевоенный кризис европейской идентичности и наносит сквозные увечья ключевому медиуму культурного опыта. Возникают рваные холсты, застывшие в отчаянном вопле: «Ничто носит бытие в своей сердцевине». Этот визуальный крик утверждает сиротство и свободу человечества.
