Первое масштабное соприкосновение китайской культуры с западной стало фатальным. В ходе опиумных войн XIX века Великобритания колонизировала Гонконг и развернула там активную торговлю, из-за чего в город массово потянулись выходцы из разных китайских провинций, отличающихся друг от друга традициями, диалектами и даже кухней, и других регионов — Юго-Западной Азии, Европы, Америки и Индии. Мигранты привозили с собой свои порядки и устои, а местное население в процессе адаптации постепенно утрачивало свои культурные особенности. В ходе миграционных волн горожане испытывали слом идентичности, а важным элементом их жизни становился поиск себя и своей принадлежности.
Поиск гонконгской идентичности стал ключевой темой в творчестве режиссёра Вонг Карвая. Уроженец Шанхая, Карвай оказался в Гонконге в возрасте пяти лет и пережил трудности адаптации на себе: ему пришлось выучить новый язык, привыкнуть к европейскому окружению и американизации. В своих фильмах режиссёр концентрируется на образе города и с помощью визуальных кодов — одежды, интерьеров и рекламы — показывает слом национальных привычек и исследует трансформацию идентичности Гонконга.
Исследовательница-востоковед Арина Коробейникова рассказывает, как колонизаторы превратили деревню в крупнейший мультикультурный мегаполис, каким Гонконг предстаёт перед коренными жителями и мигрантами, почему его урбанистическое пространство становится антиутопией, как жилища и городские ландшафты в фильмах Карвая отражают отношения между героями и реальными людьми, а также о том, почему, вобрав в себя элементы китайской и британской традиций, Гонконг превратился в автономное культурное пространство.
Гонконг: от деревни к финансовому центру
Территории близ Гонконга издревле населяли китайцы, образовавшие там небольшие рыбацкие деревушки. Только в XVI веке, когда Китай позволил Ост-Индской компании использовать порты и склады Гонконга и Гуанчжоу, на этих территориях начали появляться иностранцы. Британцы использовали гонконгский порт для вывоза чая, а с XVIII века — для ввоза в Китай опиума. Это первое масштабное соприкосновение китайцев с западной цивилизацией стало фатальным для Китая и Гонконга в частности. Растущая зависимость населения от ввозимого британцами опиума привела к серьезным социальным и экономическим проблемам, из-за чего Китай запретил Британии вести на своей территории торговую деятельность. В ответ британцы развернули «опиумные» войны, в которых Китай потерпел поражение — и передал Гонконг во владения Британии. Так начался колониальный этап истории города.
Несмотря на это, большинство населения на протяжении всей колониальной истории Гонконга составляли этнические китайцы. Более того, в британском Гонконге не раз наблюдались миграционные приросты из материкового Китая — китайцы бежали в благополучный город от голода, гражданских войн, а затем и коммунистической власти. Китайские гонконгцы, следовательно, больше столетия сосуществовали с британцами, что привело к социокультурным изменениям и трансформации гонконгской идентичности. Колонизаторы также дали городу импульс экономического развития и положили начало Гонконгу как глобальному и космополитичному городу, ставшему одним из трёх финансовых центров мира, формально вернувшемся в 1997 году в состав Китая.
Город на стыке культур
В 50–60-е годы Гонконг становится магнитом для китайских мигрантов, покинувших страну после того, как в 1949 году там установилась новая коммунистическая власть. Одной из крупнейших китайских диаспор Гонконга стала шанхайская, хотя туда приезжали жители и других китайских городов и провинций. Представители различных китайских диаспор, говорящие на разных диалектах и имеющие разные традиции претерпевали в ходе миграции ломку собственной культурной идентичности и проблему ассимиляции. Различные оттенки китайской ментальности смешивались с веяниями Британии и образовывали новую культуру.
Именно этот период Вонг Карвай запечатлел в своем фильме «Любовное настроение», снятом в 2000 году. В центре сюжета картины — Чоу и Су — одни из тех, кто принял решение покинуть материк, и прибыв в Гонконг из Шанхая, стал частью шанхайской диаспоры. Они снимают со своими супругами комнаты в смежных квартирах. Художественный конфликт ленты назревает тогда, когда герои узнают, что супруги изменяют им друг с другом. Главной темой, конечно, становится любовь, но нетривиальная любовная фабула была бы неполноценной и без скрупулезно воссозданного в картине Гонконга 60-ых, удачно подчеркивающего психологию персонажей. Они как нельзя кстати вписываются в контекст города, ставшего прибежищем для многих потерявшихся, отверженных и мигрировавших в поисках комфорта и безопасности. Опустошенность и утрата собственной целостности, свойственные главным героям вследствие любовного разочарования, также резонирует с космополитизмом густонаселенного города и одиночеством мигранта.
Лента, однако, лишена явной урбанистичности. Ее по праву можно назвать камерной, ведь большинство сцен сосредотачивается в маленьких квартирах, прокуренных конторах и номерах отелей, тоскливые и тесные интерьеры которых, тем не менее, и задают дух перенаселенного мегаполиса.
Квартирный вопрос — еще один момент, который позволяет Вонг Карваю построить вокруг темы измены небанальную и поистине гонконгскую историю. Хозяева квартир, в которых снимают комнаты главные герои, как и они когда-то мигрировали из Шанхая. Поселившись рядом и образовав микросообщество, они говорят на шанхайском диалекте и следуют привычным шанхайцам традициям и устоям: по вечерам играют в маджонг, часто устраивают общие застолья и выручают друг друга в случае неурядиц. Их коммуна — попытка избежать тоскливого одиночества мигранта и восстановить повреждённую идентичность. Вместе с тем, традиционным китайским установкам диаспор сопутствует коллективизм и жесткий институт репутации. Именно это вносит в историю измены дополнительные оттенки напряжения — страх героев столкнуться с общественным порицанием их связи и «потерять» лицо и честь перед своими соседями. В образ Гонконга же коммунальность вносит элементы традиционного китайского мироустройства.
В то же время, квартирные интерьеры фильма позволяют увидеть западные тенденции в образе жизни гонконгцев — Вонг Карвай фиксирует тесные гонконгские квартиры, стилистически напоминающие жилища западного, нежели китайского образца.
Помимо того, что Гонконг зачастую становился меккой мигрантов, он претерпел на себе серьезное влияние Великобритании, став кросс-культурным городом, находящемся на сломе двух цивилизаций. При ближайшем рассмотрении в «Любовном настроении» можно заметить немало маркеров кросс-культурности. Главный герой носит классический западноевропейский костюм, а героиня — китайское платье ципао, герои то едят палочками, то вилками, что совершенно нетипично для континентального Китая. Необычен для китайцев, которым чужды кухни других народов, и их рацион — герои едят не только традиционные китайские блюда, но и, например, стейки. Режиссер также играет с музыкой, заставляя героев то проживать сцены под легендарного Нат Кинг Коула, то под тягучие голоса китайских народных певиц.
«Любовное настроение» вбирает в себя важнейшие культурные коды Гонконга как кросс-культурного мегаполиса, имеющего двойственную идентичность и балансирующего между западной и китайской ментальностью и образом жизни. Фильм наполнен атмосферой одиночества и отчуждённости, отражающейся в психологическом ландшафте города в 50–60-е годы XX века — Карвай подчеркивает тесноту, замкнутость пространств и густонаселенность, в условиях которой персонажи особенно остро ощущают потерянность и фрустрацию.
Глобальный город
В 1984 году Великобритания и Китай подписывают Декларацию по вопросу передачи Гонконга обратно под юрисдикцию Китая. Согласно декларации, город должен перейти под суверенитет КНР в 1997 году и до 2046 года сохранить автономность своей внутренней политики. Период с 1984 по 1997 год, когда Гонконг еще оставался британским, но уже стоял на пороге китайского вмешательства, становится временем наступления еще более глубокого кризиса гонконгской идентичности. Вместе с тем, в это время он предстает глобальным городом, переживающим окончательную вестернизацию, быстрое развитие экономики и нарастающий консьюмеризм.
В «Чунгкингском экспрессе», снятом Вонг Карваем в 1994 году, отражаются многие характерные черты Гонконга периода 80-90-х годов. Прежде всего, дух города в фильме задает пространство, в котором находят свое развитие две параллельные новеллы о любви. Сюжет ленты разворачивается в Chungking Mansion («Чунцинских особняках») — одном из наиболее оживленных торговых районов города. Заполненный дешевыми отелями, закусочными и магазинами, он является одним из маргинальных ядер Гонконга, вобравшим в себя все побочные эффекты глобального города — нелегальных мигрантов всех рас и национальностей, преступность и черный рынок.
Первая героиня, которую зритель встречает в Chungking Mansion, обнажает самую темную сторону глобального Гонконга. Будучи наркодилером, она прибывает туда, чтобы забрать товар у мигрантов из Южной Азии, также работающих на наркомафию, во главе которой, как позже узнает зритель, стоит выходец с Запада. Героиня не только впускает зрителя в самые мрачные уголки города и международную преступную сеть, но и подчеркивает глобальность в культуре Гонконга. Ее образ недвусмысленно отсылает к femme fatale, а внешность грубо копирует Мэрилин Монро, что и указывает на западные ноты в идентичности гонконгцев. Эта сюжетная линия, таким образом, подчеркивает мультикультурность и глобализм.
Об укоренении западных ценностей и моделей в облике и идентичности Гонконга говорит и образ другой героини — Фэй, работницы одной из многочисленных закусочных Chungking Mansion. В разговоре со своим постоянным посетителем и по совместительству объектом воздыхания, она признается, что больше всего мечтает увидеть Калифорнию, а позже предстает перед зрителем забвенно танцующей под легендарную композицию California Dreamin, которая еще не раз прозвучит в ленте. Даже когда Фэй получает долгожданное приглашение на свидание, она предпочитает скрыться от своих чувств и выбирает свою мечту. И пока мужчина ждет девушку в кафе «Калифорния», она в действительности отправляется к своей мечте и покидает Гонконг.
Немаловажными визуальными кодами являются и часто мелькающие в кадре западные бренды и топонимы. «Калифорния», реклама Кока-Колы и занимающий все пространство кадра рекламный щит Макдоналдса указывают на американизацию Гонконга, активно проходившую в те годы во многих уголках мира. Американская поп-культура и бренды становились все более глобальными и захватили в том числе и Гонконг. Возможно, именно из-за идей об американской мечте, продвигаемой брендами и рекламой, Фэй мечтает о Калифорнии, а в городе то и дело слышится эхо Америки. Это явление становится для Гонконга принципиально новым и отвечает тенденциям, происходившим в то время и в других капиталистических странах.
Вместе с засильем глобальных брендов и быстрым развитием экономики, Гонконг перенимает и консьюмеризм. Режиссер подчеркивает потребительский дух города, часто выбирая в качестве локации съемок супермаркеты, магазины и торговые центры Chungking Mansion.
Одним из эпизодов, метафорично демонстрирующих консьюмеристский образ жизни гонконгцев, становится линия одного из главных мужских персонажей. После того, как 1 апреля его бросает девушка, он решает, что это розыгрыш, и дает себе срок ожидания в месяц. Чтобы отслеживать ход времени, герой каждый день покупает по банке любимых его девушкой ананасов, срок годности которых заканчивается 1 мая. Он решает, что если к назначенной дате она не изменит своего решения, срок годности их любви истечет вместе со сроком годности этих 30 банок. Так, материальный продукт становится символом любви, а покупка — ритуальным актом. Подобный перенос чувственного в плоскость материального встречается в фильме еще не раз.
«Чунгкингский экспресс», таким образом, наглядно демонстрирует глобальный Гонконг, теряющий локальную идентичность и её яркую китайскую составляющую. Ведь именно в этот период город поглощает глобализм, а этнический состав населения значительно расширяется — Гонконг принимает выходцев из Юго-Восточной Азии, Америки, Индии и других территорий. Из-за этого постепенно растворяется его память о культурных корнях, а дихотомию китайской и британской культуры заменяет мультикультурность.
Постметрополис
Годом позднее Вонг Карвай снимает «Падших ангелов», и по словам самого режиссера, эта лента становится сиквелом к «Чункингскому экспрессу».
Концентрируясь на историях новых героев, она демонстрирует всё тот же глобальный и капиталистический Гонконг, однако, так и не сумевший определиться в отношении своей идентичности. Вонг Карвай заглядывает в будущее и предсказывает в ленте постколониальный образ Гонконга — города, который вошел в состав КНР, но сохранил прежние права и свободы своих граждан, а значит и независимость своего внутреннего устройства. Снова находясь в условиях нестабильности и внешнего давления, он окончательно погружается в кризис собственной идентичности, подогреваемый как развивающимся глобализмом, так и окончательным переходом в информационное общество.
Прежде всего, «Падшие ангелы» концентрируются на образе Гонконга, отчужденного от своей истории и памяти, запутавшегося в своих корнях и не различающего впереди чёткого будущего. Мизансцены фильма подчёркивают отсутствие следов прошлого, фокусируясь в полупустых жилищах главных героев. Они кажутся временными, представляют из себя подобие отельных комнат и никак не ассоциируются с традиционным пониманием дома. В них нет ярких стилистических особенностей, и они, скорее, представляют из себя антиутопичные бункеры. Именно эти пустотные образы отражают атмосферу неопределенности и неизвестности как прошлого, так и будущего, присущие Гонконгу в конце XX — начале XXI столетия.
Как и в «Чункингском экспрессе», в фильме мелькают признаки глобальной культуры. Не только в виде европейцев и афроамериканцев, несколько раз мелькнувших в кадре, но и в снова появившемся в объективе режиссера логотипе Макдоналдса, а также журнале Elle, который увлеченно читает одна из героинь. Вместе с тем, Вонг Карвай демонстрирует и аутентичные китайские элементы — например, традиционную кухню и народную музыку. Однако несмотря на наличие в Гонконге «Падших ангелов» элементов китайской культуры, эта традиционность кажется лишь имитацией бесследно потерянного прошлого и выглядит дисгармоничной образу футуристичного Гонконга, его пустотности и духу свободы и вседозволенности, проявления которых противоречат постулатам традиционных китайских ценностей.
Кадр часто заполняют различного рода вещи, большинство из которых имеет знакомую каждому современному человеку символику. Так, в квартире одного из героев можно заметить десятки банок популярного пива, а на полках магазина — пачку узнаваемых американских сигарет. Наряду с пустотностью, многие из пространств, таким образом, напротив, захламлены вещами, что снова отсылает зрителя к консьюмеристской стороне Гонконга.
Заметны в ленте и следы компьютерной и информационной революции. Теперь герои еще более социально дистанцированы, и зачастую общаются по телефону. Персонажи киллера и его напарницы, например, за долгие месяцы работы встречаются лишь раз, и то, чтобы разорвать свою сделку. Наращивающие свое влияние технологии отражаются и в частом появлении в кадре видеокамер, факсов и телевизоров. Телевизор, кстати, становится важным атрибутом фильма, и многих персонажей зритель часто находит именно у мерцающего экрана.
Вместе с технологиями меняется и временное пространство города. «Падшие ангелы» — один из самых динамичных фильмов Вонг Карвая, демонстрирующих сжатие времени и пространства. Герои перемещаются быстрее, чем когда-либо прежде, и механически двигаются по городу на автобусах, мотоциклах и метро. Все ускоряется и становится мимолётным.
Эти особенности отражаются на социальной и психологической стороне Гонконга и его жителей. Помимо уже упомянутой усиливающейся дистанцированности людей, сюжет наводит зрителя на чувство отчаяния, страха и неопределенности. Как и в «Чунгкингском экспрессе», Вонг Карвай приоткрывает завесу в преступный мир Гонконга, но если в первой картине это лишь малая часть истории, во второй — она является основной. Герои существуют в угнетающей и нестабильной реальности, полной насилия и хаоса: существуют в лишенных жизни и уюта пространствах, обделяющих их чувством дома, и не ощущают город как психологически комфортное и безопасное место. Вместе с тем, все они глубоко одиноки. Одним из характерных приемов, передающих состояние фрустрации и одиночества, является именно пустота. Городские пейзажи густонаселённого тесного города предстают перед зрителем лишенными человеческого присутствия, что еще раз подчёркивает неуютную атмосферу мегаполиса.
Гонконг становится в фильме антиутопией. Им правит насилие и одиночество, а в большей степени — неопределённость. Жители города так и не находят чёткого понимания того, кто они и что их объединяет. Их прошлое утрачивает свое значение в настоящем, и при этом фантомом укореняется в культуре, создавая своеобразную имитацию-напоминание. В этой истории мы не находим надежды, настоящее и будущее Гонконга выглядит таким же темным, как и колорит самого фильма.
Пережив многие перипетии истории, Гонконг и сейчас является территорией противоречий. За последнее время культурное отчуждение китайцев и гонконгцев достигло максимума, и жители города-государства больше не идентифицируют себя частью китайского народа. Они формируют собственную идентичность и подчёркивают свою культурную автономность, оказывая сопротивление китайскому влиянию. Современный Гонконг, таким образом, окончательно сформулировал свою самобытность и получил статус города со своим собственным языком (кантонским диалектом), укладом жизни и менталитетом. Его сегодняшний образ — результат диффузии китайского и западного влияния, ни одно из которых теперь нельзя назвать превалирующим. Гонконг — это не Китай и не Великобритания. Гонконг — это Гонконг. Он по-прежнему глобален, мультикультурен и прогрессивен. Его сформировавшаяся идентичность — состояние, ставшее результатом долгого пути, проследить который частично возможно с помощью гонконгского кинематографа. Уникальные в своих средствах выразительности фильмы Вонг Карвая наиболее ярко позволяют рассмотреть феномен города в пространстве и времени, проследить трансформацию его образа и идентичности и понять, как Гонконг стал таким, каким мы видим его сейчас.
Иллюстрация на обложке: Александра Отхозория / «Дискурс»
