Наконец-то — спустя полтора года после премьеры на Венецианском кинофестивале — до широкой российской аудитории через пиратские торренты дошел фильм режиссеров Чупова и Меркуловой «Капитан Волконогов бежал». Это сюрреалистическая лента о молодом чекисте, который пытается вымолить прощение у родственников расстрелянных, чтобы избежать вечных мук ада.
В критической рецензии на картину, успевшую обрасти притягательностью запрещенки и заслужить статус шедевра, кинокритик Иван Пятаков рассказывает о слабых сторонах фильма: почему трагедия сталинских репрессий растворяется в эстетике «буржуазного» декаданса, параллели с Россией 2020-х выглядят неубедительно, а открытый и бескомпромиссный разговор о современности режиссеры заменяют эзоповыми полунамеками, а также почему, несмотря на претенциозность, «Капитан Волконогов бежал» — все-таки важный и нужный фильм в современной России.
Казалось, «Волконогов» повторит судьбу незабвенных «Комиссара» Аскольдова, «Проверки на дорогах» Германа и «Покаяния» Абуладзе, спустя годы «вернувшись в Россию стихами». Казалось, без анестезии будут резать по живому, и Россия по старой доброй традиции встретит новую перестройку очередными похоронами Сталина. Не вышло — поторопились.
Сюжет фильма незамысловат: молодой чекист Волконогов, придя на работу, видит, как его непосредственный начальник сводит счеты с жизнью, выбрасываясь из окна на мостовую. Угадав в этой трагедии предзнаменование грядущих кадровых чисток, герой Юры Борисова решает бежать, прихватив с собой стопку личных дел расстрелянных врагов народа. В мистическом видении к нему является восставший из братской могилы сослуживец в исполнении Никиты Кукушкина и, наматывая кишки главного героя на кулак, зловеще шепчет ему о каре небесной и геенне огненной за невинно загубленные жизни. Волконогов понимает, что должен покаяться перед родственниками расстрелянных и вымолить прощение, чтобы избежать вечных мук ада. Так он пускается в одиссею по родственникам без вины замученных советских граждан, стараясь не попасть в цепкие лапы нквдшников, идущих по его следу.
Фильм начинается, как кафкианский «Процесс»: сюжет закручивается стремительно, не успевая дать понять, что вообще происходит на экране. Зачем расстрелы? За какие такие преступления?
Мрачная безысходность безликой машинерии пыток и убийств — конвейер, на котором производят только смерть. И он должен методично работать, перемалывая судьбы.
Неотвратимую механистичность репрессий режиссеры подчеркивают холодными урбанистическими пейзажами и индустриальными метафорами, навроде грохочущих заводских станков. Сами герои — это люди без истории, без характеров, без прописанных личных драм. Одетые в стильные кроваво-красные спортивные костюмы и черные бомберы чекисты — шестеренки в этой машине смерти. Запуганные граждане, всюду ищущие провокацию и готовые в любой момент написать донос, — призраки, прячущиеся по углам. Фильм выглядит как зловещая фантасмагория. Или даже антиутопия в духе Замятина или Оруэлла.
И вроде понятно: на дворе 1938 год, о чем свидетельствует то ли цеппелин, то ли дирижабль, то ли аэростат все того же кроваво-красного цвета, пролетающий над сумрачным Ленинградом. Но, помимо точного указания на год, в «Волконогове» нет никаких других примет эпохи Большого террора. Режиссеры сознательно рисуют эклектичный мир, в котором на стенах гаражей можно увидеть граффити Малевича и Петрова-Водкина, а из уст героев услышать блатное наречие девяностых. Постмодернизм как он есть. На мой взгляд, цель режиссеров угадать не сложно — угнаться сразу за двумя зайцами: и «сталинское наследие» изжить, и попасть в вожделенную вену российской современности, уколоть побольнее. Народная мудрость и в этот раз не подвела — ни одного не поймали.
Трагедия сталинских репрессий растворяется в эстетике «буржуазного» декаданса: модные бомберы и красные трико опричников, женщина с карликовостью среди заводских труб, словно со съемочной площадки нового сезона «Твин Пикс», собачьи пляски Кукушкина в самом начале картины, напоминающие высоколобым зрителям о знаменитом перформансе Кулика и Бренера.
Характерно и то, что фильм завершается песней «Поле-полюшко» в исполнении группы Shortparis. Фильм, начинавшийся как фантасмагория, ближе к концу напоминает скорее неумелую карикатуру на сталинские репрессии. Кажется, режиссеры собрали самые изъезженные стереотипы и мифы о 30-х годах: тут и бесчисленные доносы, и истребляющие друг друга в производственных масштабах чекисты так, что работать некому, и даже расстрел за невинный анекдот. Ближе к концу одиссеи Волконогова невольно гадаешь, попадется ли на его пути герой, родственника которого расстреряли за три колоска. Чтобы выпало бинго, только трех колосков и не хватает.
Неубедительно и натужно выглядят и параллели с Россией 2020-х. Герой Александра Яценко, начальник Волконогова, после допроса ученого вирусолога (конечно, куда же без ковида) с применением «особых методов» объясняет главному герою, что не все враги народа виновны. Многие, дескать, ненадежные люди: у кого-то родственников репрессировали, и они обиду затаили, а кто-то немец или поляк, считай уже почти шпион. А есть те, «кто просто Родину не любит, не любит да и все» — так и хочется сказать: выходите, иноагенты, вы плохо спрятались. И время непростое: страна в кольце врагов, война большая на носу. Нарочитая двусмысленность этой сцены, по задумке авторов, наверное, должна была привести зрителя в ужас. Это что же получается, у нас сейчас, как при Сталине?! Скоро расстреливать будут?!
Однако подобные исторические параллели лишь умаляют трагедию прошлого и превратно толкуют безумие настоящего. Каждая нить, которую Чупов и Меркулова протягивают между эпохой Большого террора и путинской Россией, обрывается из-за слишком сильного натяжения.
Сталинизм в фильме сложен мозаикой из клише, в которой общий пафос бессилия и ужаса, деградации человечности распадается на случайно склеенные фрагменты. А открытый и бескомпромиссный разговор о современности режиссеры заменяют эзоповыми полунамеками.
Тем не менее трудно сказать, что «Капитан Волконогов бежал» — это притча вне времени о вечном внутреннем нквдшнике, изнутри пожирающем русского человека. В фильме сложно найти хоть одного персонажа, представленного на экране во всей своей противоречивой сложности. Мужчина, которому Волконогов сообщает, что его расстрелянный сын невиновен, кажется, на секунду даже верит главному герою. У него на глаза накатывают слезы. Но это обманчивый сентиментализм. Спустя пару мгновений он уже готов выдать капитана НКВД как провокатора и лжеца. Да и сам капитан Волконогов решается просить прощения у близких замученных врагов народа лишь под страхом загробного ада. Не раскаяние, а страх приводит его на этот путь.
Всеми персонажами движет один лишь страх, толкающий их на мелочные поступки и низводящий до тварей дрожащих. Это уместный и пугающе точный гротеск для разговора о дамокловом мече репрессий и сталинизме.
Но он не годится для притчи о вечной русской душе. По размеру не подходит. Неужели один только страх может стать ключом к пониманию русского человека? Вряд ли. А как же жертвенность, сочувствие, жалость? Русская душа разорвана между крайностями: добро и зло, святое и проклятое, властолюбие и раболепие амбивалентны. Расколоты и при этом сплетены в ядовитый клубок, катящийся к безумию. Куцый алгоритм, запущенный исходными данными страха, не способен вместить в себя непостижимую сложность таких противоречий.
И поэтому тем более неуместной выглядит аллюзия на христианское смирение в финале картины. Волконогов, подобно грешнице перед Иисусом, омывает ноги женщине, от нищеты и голода иссохшей до костей. Та единственная из всех дарит ему заветное прощение. Грехи отпущены. Теперь он может умирать, зная наверняка, что попадет в рай.
Характерно, что умирает Волконогов, сделав роковой шаг с крыши — по сути совершив самоубийство. А значит, едва обретя заветный билет в рай, он самовольно идет на смертельный грех. В ад ему дорога, — выносят приговор режиссеры.
Заигрывание с христианской диалектикой покаяния и прощения оказывается прозрачной ширмой, не способной прикрыть инфантильной прагматичности Волконогова. Нет никакого раскаяния и покаяния, есть лишь цель, которую можно достичь прощением. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Мы видим на экране не путь героя к воскрешению души, а спекуляцию христианским символизмом, вписанную в нехитрую экономику проступков Волконогова. Нет ни рая, ни ада, ни покаяния, ни прощения. Да и души как таковой тоже нет. Есть только цель и средства.
Разумеется, я намеренно указываю на самые слабые моменты в фильме. Но стоит признать, «Капитан Волконогов бежал» имеет и много достоинств: великолепная операторская работа Марка Таниэля вкупе с усилиями художников Ильи Февралева и Надежды Васильевой делают картину эстетически безупречной. Динамичная камера, парящая вслед за капитаном по Ленинграду, характерные крупные планы и, конечно, цветовая палитра: мрачные серые дома и развалины эффектно контрастируют с ярко красными костюмами сталинских опричников и летящим по небу цеппелином. Нельзя обойти вниманием и актерский состав: Юра Борисов, Никита Кукушкин, Тимофей Трибунцев, да что там, даже Владимир Епифанцев! Но, пожалуй, главное актерское откровение — это ныне, к сожалению, покойный Игорь Савочкин, сыгравший чуть ли не лучшую роль в своей карьере. Это роль палача дяди Миши, который учит молодых необстрелянных чекистов, как правильно расстреливать приговоренных: «нужно в затылок, чуть снизу, чтобы сразу в мягкие ткани». В дяде Мише сочетается мертвецкое равнодушие к жизням врагов народа и трепетное участие, почти отцовская рука в деле воспитания новой поросли опричников.
«Капитан Волконогов бежал» — фильм важный и нужный в современной России, где фактически запрещено прямо говорить о репрессиях. За год спецоперации картина стала, пожалуй, даже более актуальной, нежели в момент выхода.
Режим Путина ожесточился, и параллели с эпохой Большого террора уже не кажутся настолько казуистистичными. Более того, из-за спецоперации открываются новые горизонты восприятия фильма: прощение, которого вожделеет главный герой, в 2023 году ищут и многие россияне, вынужденные релоцироваться. Они так же, как и Волконогов, плоть от плоти того общества, что проливает реки крови невинных людей. Еще одним слоем восприятия может стать тема бегства. В 2014 году (таком же знаковом для современной России) критики заклеймили «Левиафан» Звягинцева за то, что русский мужик вместо того, чтобы сопротивляться, тонет в граненом стакане. Сегодня, если принимать всю намеренную диахронию «Волконогова» как должное, предметом нападок становится бегство и покаяние. Вместо сопротивления — эскапизм. И ничего на Русской земле не меняется.
Да, «Капитан Волконогов бежал» — важное событие в отечественном кино. Однако совершенно зазря многочисленные кинокритики возвели «Волконогова» в культ и окружили ореолом художественного откровения. Излишне заигрывая с декадентской эстетикой, фильм ограничивается контурами, боясь исследовать пределы. Те повергающие в ужас пределы, с которыми зритель сталкивается в «Хрусталев, машину!» Алексея Германа: те же репрессии, черный воронок, лагерь, пресловутый черенок лопаты. Онемение, трепет, оторопь. «Капитан Волконогов бежал» же — это красивое, но слишком претенциозное кино, оставляющее противоречивое послевкусие неоправданных ожиданий.
