Анри Волохонский — поэт, которого вся страна знает по песне БГ «Город золотой». Тем не менее его роль в андерграундной культуре гораздо значительнее: друг Алексея Хвостенко, он одним из первых поэтов второй половины двадцатого века обратился к творчеству Хлебникова и обэриутов, открыл новые творческие пути Лёне Фёдорову, а также сделал крупные переводы — от Джойса до библейских и богослужебных текстов.
«О лилии белее — Галилея, о пламени алее аллилуйа» — это из песни Леонида Фёдорова на стихи Анри Волохонского. Творческий союз был многолетним и плодотворным: четверть века дружбы и несколько пластинок на стихи и переводы — от «Снопа снов» до «Джойса», где Анри читает «Поминки по Финнегану» в своём переложении под смелые импровизации Фёдорова и Волкова. Их познакомил поэт Алексей Хвостенко, «творческий брат» Волохонского: их совместные с Анри сочинения даже выходили под общим сокращённым именем — А.Х.В.
По собственному признанию, до встречи с А.Х.В. Леонид Фёдоров мог петь все, что угодно — «даже текст с пачки "Беломора"», — не особенно выбирая слова. Хвост и Волохонский открыли Фёдорову мир поэзии: Хлебникова, Введенского, Хармса. Предложив Фёдорову положить на музыку поэму-палиндром «Разин» Хлебникова и встретив непонимание в ответ, Волохонский сказал: «Фигня, я тебе объясню». Потом друзья полгода построчно разбирали текст.
Тексты самого Анри широкой аудитории известны мало, за редким исключением — ведь одно из его стихотворений знают буквально все, и это — «Город золотой», впервые исполненный под гитару все тем же Хвостом. Уже у Хвоста его позаимствовал — с небольшим, но важным отклонением в тексте — Борис Гребенщиков: у А.Х.В. город золотой расположен «над небом голубым», в то время как у БГ — именно «под». Кажется, вопрос интерпретации, — вероятно, допустимы обе версии.
***
В 60-е годы Анри, по словам поэта Константина Кузьминского, «возникает тенью за каждой значительной фигурой современного Петербурга». Волохонский был абсолютно независимым и не похожим на других представителей андерграунда. Он творил, напрямую наследуя обэриутам и Хлебникову, причем задолго до того, как это стало модным. Но именно поэтому подружились такие разные в остальном Волохонский и Хвостенко. Богемный Хвост, имевший славу первого русского битника, будто дополнял строгого, иронично-умного и «застегнутого на все пуговицы» молодого ученого-гидролога Анри.
В советской печати Волохонский опубликовал только одно стихотворение. Впрочем, был самиздат, потом — эмигрантские издания, а в 2012 году в России вышел представительный трёхтомник, и следом, в том же году, Анри Гиршевич получил премию Андрея Белого — за выдающийся вклад, как это обыкновенно называют.
Легкость и веселость — те качества, вне которых не может быть понят Волохонский-поэт. Так, многие его тексты 60-х были написаны — удивительно — на скорость. Несколько друзей-авангардистов садились вместе и писали. «Кто быстрее напишет — тот и прав», — вспоминал Анри.
«У литературы, мне кажется, нет ни смысла, ни цели. То же — у литератора», - сказал однажды Анри. Провокация? Едва ли. Сам Волохонский, после просьбы прокомментировать эти слова, сказал так: «литература сама себя оправдывает, сама себя кормит, сама себя поит, одевает, наряжает. Добавить к этому я ничего не могу». Литература как самоосновное явление, — можно добавить, пользуясь выражением Мамардашвили.
Понятая так, сложная поэзия Анри становится несколько более доступной. Из этого чувства «целокупности» литературы Волохонский перевёл головоломный памятник средневековой еврейской мистики — книгу «Зогар», которая, заговорив его переводческим голосом, оказалась постмодернистским романом о приключениях языка — не утратив, впрочем, свой мистический подтекст.
Корень НЕТ СЕБЯ
равен НЕТ МЕНЯ
равен НЕТ ТЕБЯ
равен НЕТ ЕГО
Нет у них нету их.
Кроме того, Волохонский написал один роман, вернее «Роман-покойничек», смешную и серьезную книгу о прощании с Романом (таково имя главного персонажа), а заодно и со всей уходящей культурой исчезающей страны: это примерно та же задача, которую решает, например, Битов в своей «Империи в четырёх измерениях», но только абсолютно иным языком.
Склонность к науке породила и многие теоретические сочинения Волохонского: его перу принадлежат поэтико-философские трактаты о гармонии и симметрии, а также сугубо специальные исследования по биохимии, которой Анри Гиршевич долгие годы занимался как профессионал-учёный.
Отвечая однажды на «серьёзный» мировоззренческий вопрос, Волохонский признался: «должен сказать, что я совсем не наблюдаю у себя никакого такого... особого "мировоззрения". А вижу я по большей части лишь пустую болтовню людскую». Когда же его спросили и вовсе о религиозной принадлежности, то ответил он так: «говорить о ней публично — пошлость публичная». И ещё: «Мне вообще кажется, что о природе Божества лучше... помалкивать».
К слову, «паломничество в страну востока», характерное для шестидесятников, не миновало Волохонского. В его библиографии есть переложения башкирской и монгольской мифологии, китайские исторические и суфийские мистические мотивы, а среди переводов — не только, скажем, Катулл, но и древнекитайский «Каталог гор и морей». На просторах сети нетрудно найти многие из этих вещей в авторском чтении Волохонского: звукозапись вообще занимала Анри, и Леонид Фёдоров рассказывал о многочисленных аудиописьмах, которые Волохонский высылал ему почтой на аудиокассетах и дисках. Фрагменты многих из них вошли в записи Федорова. Например, альбом «Псалмы» целиком состоит из музыкального осмысления библейских переводов Волохонского, а один из псалмов на диске читает сам Анри Гиршевич.
Восемь лет, с конца 1995 по 2004 год, поэт Анри Волохонский прожил в «философском городе» Тюбингене. Неудивительно: поэзии Волохонского несомненно близки его философски-интонированные предшественники, от средневековых германцев до вневременных обэриутов. Прежде, в 1973, Анри Гиршевич эмигрировал в Израиль, где не только работал над стихами и переводами и входил в число друзей знаменитого Даниэля Руфайзена, католического монаха и участника войны, о котором Людмила Улицкая написала известный роман «Даниэль Штайн, переводчик», но и служил на гидрологической станции при Тивериадском озере, также известном как Галилейское море Священного Писания. Лишь после были разные города Германии до конца жизни — и, в качестве финала, одна из самых больших работ: перевод на современный русский язык некоторых богослужебных текстов и библейских псалмов. Целостная жизнь.
Одно из последних интервью у Волохонского взял латвийский философ Арнис Ритупс. Говоря о каббалистическом трактате «Сефер Йецира» (о чем ещё говорить двум философам?), Ритупс спросил, чему научила Волохонского эта книга, и Анри ответил, что благодаря ей он пришёл к «свободе от высказывания»: «То есть нет вот этого — “слова, слова, слова”и “СЛОВА! СЛОВА! СЛОВА!”. Этого нет. Ни того, ни того. Все — обман». «Мысль изреченная есть ложь?» — уточняет Ритупс. «И неизреченная, как мы видим, тоже», — поясняет Волохонский.
«Всё — чудо», — говорит Анри Ритупсу на несколько строчек ниже. «Сплошное чудо».
Под окном у Анри, вспоминает Леонид Фёдоров, росло две березки. «И он все время говорил, что это они с Хвостом. И когда Хвост в 2004-м умер, одна березка высохла».
8 апреля 2017 года не стало и Анри Гиршевича.
В сером пурпуре легкие воды
Солнце ушло за тонкие горы
Это длится лишь несколько мгновений
У ангела не хватает слов
