О русском царе, его холуях, его быдле и русских святых, или О том, кто над Россией правит
В издательстве «Новое литературное обозрение» вышли «Драматические хроники из времен царя Ивана IV Грозного» — роман-драма Фридриха Горенштейна «На крестцах» (отрывок из нее можно прочитать здесь). Дмитрий Левчик объясняет, о чем написан роман и почему его малая историческая ценность ставит его в число великих произведений.
Пьеса бывшего советского (и похороненного на еврейском кладбище в Германии), но всё же глубоко русского писателя-диссидента Фридриха Горенштейна «На крестцах» — о последних годах царствования Ивана Грозного и начале царствования Бориса Годунова — увидела свет в 1997 году за 15 лет до смерти автора. С тех пор она неоднократно издавалась, но «у них», а «у нас» вышла совсем недавно, несмотря на то что нынешняя власть Горенштейна давно диссидентом не считает.
Мне предложили написать рецензию на пьесу именно как историку, сказав, что Горенштейн в пьесе выступает тоже как историк: в предисловии к книге приведена переписка автора, из которой следует, что он перелопатил гору исследовательской литературы и море исторических источников об Иване Грозном и «выдал на-гора» собственную оригинальную концепцию того времени.
Но это не так. Любой внимательный читатель-историк увидит, что перед нами в пьесе предстаёт традиционнейшая карамзинско-скрынниковская концепция жизни и деятельности лютого садиста Ивана Грозного, дополненная иллюстрациями из старого фильма Эйзенштейна о том же просвещённом тиране-борце с удельной нечистью. Ничего нового. И при этом с «ляпами». Перечислю те, которые сразу бросились в глаза:
- Иван Грозный не мог себя называть Иваном Четвёртым. Этот номер ему дал Карамзин. А до Карамзина его считали Иваном Первым.
- Термин «избранная рада» — термин Андрея Курбского. Грозный его никогда не употреблял. У Горенштейна он это слово употребляет.
- Ливонию Ливонией тогда не называли. Никто. Даже Иван Грозный. Правильно — Земля Девы Марии.
- Нет никаких данных о Ливонской войне как о войне за выход к морю. Обычная грабительская война (особенно до 1564, до битвы при Чашниках). Ливонскую войну как войну за выход к морю придумали советские историки при тов. Сталине.
- В Троице-Сергиевой Лавре в описываемое время нельзя было молиться (у Горенштейна Иван там молится). Она тогда сгорела и восстанавливалась. Вновь Лавра освящена была только при Фёдоре Ивановиче.
- Михаил Глинский (брат Елены Глинской) до опричнины не дожил, и его прощение за попытку побега в Литву относится к 1549 году, а не к 1572 году, как у Горенштейна.
- Английский двор располагался не на Варварке (как уверяет Горенштейн), а на месте снесённой ныне гостиницы «Россия». То, что мы видим на Варварке, — никакой не английский двор, а просто частично сохранившийся старый дом, в котором было в те времена неизвестно что, но не торгпредство Англии. Кстати, сами служители музея «Старый английский двор» этого не отрицают.
- Максим Грек в описываемое время был уже мёртв. Иван встретиться с ним не мог.
- Иван Грозный не мог активно критиковать лютеранство, как постоянно пишет Горенштейн. Оно осуждено православной церковью после его смерти.
Можно привести ещё примеры. Ну, например, персонажи пьесы подчас говорят отборным канцеляритом 16 века. Причина проста и понятна: Горенштейн попросту «вставил» в уста своих героев материалы письменных источников того времени. То есть «говорят по писанному». Живая речь тогда такой не была. Иногда от канцелярита 16 века герои пьесы сразу переходят к языку сказителей 19 века. Тоже понятно. По тем же причинам.
И, наконец, сегодня все знают, что Иван Грозный своего сына Ивана не убивал. Есть протокол вскрытия гробницы царевича уже в наше время. Умер он, скорее всего, или от отравления, или от передозировки лекарств во время лечения болезни.
В пьесе царь — просто садист, мучающий новгородцев разного звания, громящий купеческие лавки, казнящий военнопленных, убивающий ради своей забавы священников и насилующий их дочерей, объясняющий маленькому царевичу Фёдору, как бить копьём связанного осуждённого, избивающий беременную невестку (жену царевича Ивана) и убивающий своего старшего сына. Апофеоз — сцена, когда царь своими руками душит незаконнорожденного младенца. Пожалуй, лишь кровь не пьёт. Это — ни капельки не исторический царь Иван. Скорее — некий аналог лунгинско-мамоновского царя.
Потому глазами историка читать пьесу не интересно.
Но произведение завораживает!
Когда понимаешь, что перед нами не исторический персонаж, не исследование, а огромная притча о всеразвращающей репрессивной русской власти, то появляется совсем иной читательский интерес.
Интерес к тому, как автор отвечает на вопросы о том, почему русская власть во главе с жестоким, трусливым, но образованным человеком и умным ценителем искусства (а Иван в пьесе показан и цитирующим античных авторов, и дискутирующим на равных с иконописцами) может быть столь варварски жестокой? И в данном случае вопрос относится к русской власти вообще, ибо насилие над русскими людьми со стороны властей было всегда. Более масштабное (как при Ленине) или менее (как при Павле Первом), оправданное революцией и войной (как при Сталине) или реформами и борьбой со старообрядцами (как при Софье и Петре Первом) — неважно. Важно, что было. И кто противостоит этой власти и этому насилию? И противостоит ли? Одном словом, кто над Россией правит?
И становится понятно, почему для ответа на эти непростые вопросы выбрано время Ивана Грозного — легендарное время становления русской власти. Это — время насилия в «чистом виде».
Горенштейн — не первый, кто ставит эти вопросы. И Пушкин в «Борисе Годунове», и упомянутый Лунгин в «Царе» и многие, многие другие ставили их. И большинство отвечало так: царь-насильник был одиноким зверем. Народ его не понимал и не принимал. Народ грозно безмолвствовал у Пушкина или просто не выходил смотреть на кровавые оргии власти («Где мой народ?» у Лунгина).
А Горенштейн даёт совершенно другой, потрясающий ответ! А насилие-то всем нравится! Нравится царским холуям, наделённым волею царя безраздельной властью, нравится московскому быдлу (народом назвать его не могу), которое до усмерти пьёт, бьёт друг другу морду по пьяни (ах, как любо это царю!), верит в самые нелепые слухи и байки, а также настолько закоренело в своём невежестве, что, кажется, просвещению и не поддастся! И над всей Русью, кажется, повис вопль торжествующего быдла: «Слава государю!»
Кто-то уверен, что его власть не тронет (а что — он простой купец!) Но тронет! Тронет! Коли русская власть взялась кого-то мочить, то тронет всех! Что и происходит с новгородским торговым людом. Кто-то верит, что власть можно усовестить. И властитель действительно кается в своих грехах. Но для чего? Для перерождения? Нет! Покаяние только подстёгивает его на новые кровавости!
Кто? Кто сможет противостоять царю-насильнику, его холуям и его быдлу?
Горенштейн даёт ответ и на этот вопрос. В его пьесе по мере развития сюжета всё чаще и чаще появляется настоящий антипод Ивана — Василий Блаженный. И обращается он вовсе не к царю. Нет. К быдлу. И если послание царских холуёв быдлу таково: пей, бей морду соседу, ругай иноземцев, славословь царя! – то Блаженный говорит о другом: люби ближнего, воспитывай детей, славь не царя, а Господа и Богородицу! Явно разные послания! И недаром у Горенштейна толпа избивает Блаженного за то, что кинул дерьмом в икону, за которой нарисован чёрт! Погиб Блаженный, нет на Руси святого? Но его место тут же занимает Анница, блаженная матерь московская, юродивая, сына которой убил Иван, и она теперь кормит своим молоком всех сирот, чьи родители замучены холуями власти. И она продолжает проповедь Василия. Славословь Бога, не царя!
И никогда не переведутся на Руси святые. И никогда власть и быдло их не уничтожит. И святые победят!
Потому что правит над Русью не царь. Правит Тот, кто сильней царя. Правит Господь. И сколько бы власть ни стремилась обыдлить подданных, победить Его ей не удастся!
Таков вывод Горенштейна.
Наша власть автора пьесы инакомысляшим и оппонентом не считает. А зря. Просто нынешняя интеллектуальная обслуга нынешних руководителей государства, коя должна была составить вовремя донос, мало читает и не любит трудиться (а прочитать более 600 страниц «На крестцах» с десятками действующих лиц — труд немалый) — ещё доносы о пьесе не настрочила. Ну, мы пишем рецензию не для правителей и обслуги правителей, а для добросовестных читателей «Дискурса», а потому наш совет: прочитайте Горенштейна. А ещё лучше — купите текст пьесы. И сохраните его в надёжном месте. Потому что когда в нашей стране запылают костры из книг (а дело идёт к этому), Горенштейн войдёт в топ самых уничтожаемых авторов.
Просто потому, что он разгадал загадку русской власти.
В оформлении использована известная фото-жаба «Иван Грозный убил всех»
