Путинский режим прочно опирается на спецслужбы — контроль ФСБ над обществом стремительно расширяется последние двадцать лет. В шпионаже, госизмене и разглашении гостайны всё чаще обвиняют учёных, бизнесменов и сотрудников культурных центров после закона 2010 года, который разрешил спецслужбам без уголовных оснований допрашивать и выслеживать физлиц для «предупреждения преступлений». А принятые позже репрессивные законы об «иностранных агентах» и «нежелательных организациях» расширили полномочия сотрудников ФСБ — силовиков стали назначать на руководящие должности компаний, чтобы проводить слежку и сбор информации, «профилактические беседы» с сотрудниками вузов и студентами.
О том, как страны соцлагеря и бывшего СССР переосмысляли своё тоталитарное прошлое и почему не у всех получилось восстановить верховенство права, рассказывает политолог и историк Евгения Лёзина в книге «XX век: проработка прошлого». В хронике трансформации спецслужб в постсоветской России учёная объясняет, из-за чего провалился проект российской демократизации, почему ФСБ стала одним из главных социальных лифтов и репрессивных аппаратов, а также как происходила её реинкарнация из политической полиции в полукриминальную структуру с функциями «второго правительства».
Полномочия спецслужб во время путинского правления неоднократно наращивались и расширялись. К примеру, в июле 2010 года ФСБ была наделена правом объявления официального предостережения физическим лицам о недопустимости действий, «создающих условия для совершения преступлений». Органы ФСБ получили право выносить обязательные для исполнения «представления» об устранении «причин и условий, способствующих реализации угроз безопасности РФ». Эти представления могли вноситься в «государственные органы, администрации предприятий, учреждений и организаций независимо от форм собственности, а также в общественные объединения».
В годы правления Путина неуклонно расширялся и контроль ФСБ над элитами самых разных уровней. По оценкам председателя Межрегиональной правозащитной ассоциации «Агора» юриста Павла Чикова (2017), все последние годы происходило «размывание прежде довольно четких границ подследственности дел разным ведомствам», в результате чего все больше политически значимых уголовных дел (в том числе в сфере экономики) стали расследоваться именно следственными управлениями ФСБ. В тот же период интернет, в особенности региональный, был переполнен новостями о проводимых ФСБ обысках и проверках в местных администрациях, участии спецслужбы в задержании глав администраций муниципальных образований, районов, сельских поселений, депутатов региональных парламентов и пр. Все самые громкие аресты (губернаторов, генералов и др.) проводились Шестой службой Управления собственной безопасности (УСБ) ФСБ, также известной как «сечинский спецназ». ФСБ на регулярной основе проводила обыски и задержания в самых разнообразных учреждениях — больницах и перинатальных центрах, аптеках и филармониях, религиозных организациях и общественных объединениях.
С начала нулевых годов участились преследования органами ФСБ российских ученых: последние все чаще обвинялись в государственной измене, шпионаже и разглашении гостайны. Особенно тренд на поиск «шпионов» и «госизменников среди представителей науки расширился после внесения в году поправок в статьи УК РФ «Госизмена» и УК РФ «Шпионаж». С тех пор, словами журналиста «Новой газеты» Веры Челищевой, «ловить «ученых-шпионов» для региональных управлений ФСБ стало трендом».
Как правило, под предлогом секретности судебные разбирательства проходят в закрытом режиме. «Обвинительная конструкция — незамысловата, — пишет Челищева, — поскольку доказательную базу общественности проверить не представляется возможным: на материалах этих дел стоит гриф „совершенно секретно“, с обвиняемых и их адвокатов берут подписки о неразглашении, а экспертами выступают прикормленные ФСБ неучи и неудачники от науки».
Еще один способ контроля спецслужб над элитами — через допуск к государственной тайне. Дело в том, что все ключевые должностные лица в регионах — мэры городов, главы муниципалитетов, руководители подразделений правительства, их заместители, а также прокуроры — обязаны получать допуск к работе с секретными документами по так называемой «второй форме». Разрешения на допуск выдаются управлениями ФСБ, отказ в допуске фактически означает автоматическую отставку. Через механизм спецпроверок или предоставления закрытых характеристик органы ФСБ контролируют назначения на должности судей, следователей и прокуроров.
Органы ФСБ также существенно расширили влияние в силовых структурах, когда во второй половине 2010-х годов во главе подразделений ФСИН, МВД и других ведомств, занимающихся техническими мероприятиями, связанными с прослушкой, киберразведкой и т. д., стали назначать чекистов (эти решения оформлялись «закрытыми» указами президента). В своем докладе года «Лубянская Федерация. Как ФСБ определяет политику и экономику России» Центр «Досье» пришел к заключению, что «за последние десять лет ФСБ, преимущественно силовыми методами, поставила под свой контроль почти все государственные институты. Министерство обороны, Следственный комитет, Генеральная прокуратура, Министерство внутренних дел и другие структуры стали зависимы от ФСБ. Кроме того, представители спецслужбы регулярно влияют на решения судей, нарушая принцип независимости судебной ветви власти». По мнению авторов доклада, «подобная система создает дисбаланс между государственными ведомствами и угрожает безопасности страны».
Ширились и функции ФСБ в плане политического контроля над обществом. На примере дела театральной «Седьмой студии», созданной режиссером Кириллом Серебренниковым, можно было наблюдать продолжение практики так называемого «курирования» интеллигенции, которым в советское время занималось 5-е «идеологическое» Управление КГБ. Оперативным сопровождением дела «Гоголь-центра» занималась Служба по защите конституционного строя и борьбе с терроризмом ФСБ (Вторая служба), которая, помимо прочего, оперативно обеспечивает деятельность всего Министерства культуры и подведомственных ему учреждений. В интервью РБК бывший начальник Центра общественных связей (ЦОС) ФСБ и выходец из 5-го Управления КГБ Александр Михайлов, который сам ранее был замначальника отдела, занимающегося подобным кураторством, выступил с заявлением в духе андроповских времен: «Учреждения культуры могут использоваться противником для пропаганды в качестве структур, формирующих враждебное отношение к Российской Федерации. На их базе может осуществляться вербовка». Как пояснил Михайлов, «в данном случае это было поручено ФСБ, потому как она ближе к теме интеллигенции, более деликатно умеет с ней работать, чем МВД».
По данным Центра «Досье», Вторая служба «сочетает в себе большое количество достаточно разнородных функций: с одной стороны, она занимается борьбой с терроризмом, экстремизмом, межнациональными и межрелигиозными конфликтами, с другой — охраной режима от внутриполитических угроз, ставя знак равенства между этими сферами». В то же время «на службу возложены обязанности по контрразведывательному обеспечению религиозной, социальной и культурной сфер, в том числе министерства культуры, министерства здравоохранения, министерства образования и различных НКО».
В рамках борьбы с «внутренней крамолой» Вторая служба осуществляла оперативное сопровождение политических — «болотного» и «московского» — процессов, формальным расследованием которых занимался Следственный комитет. По данным источников РБК, в таких делах спецслужба всегда «ищет связи оппозиции с иностранными структурами и пытается доказать финансирование протестных акций из-за рубежа».
Особую роль в контроле над обществом играет аппарат прикомандированных сотрудников (АПС). Помимо статьи «Закона о ФСБ» («Взаимодействие с российскими и иностранными учреждениями»), деятельность АПС, предположительно, регулируется секретным приказом № 094 «Об организации работы по прикомандированию военнослужащих органов Федеральной службы безопасности», изданным апреля года тогдашним главой ФСБ Николаем Патрушевым.
Авторы доклада Центра «Досье» так описывают функционирование данного института контроля: «Действующие сотрудники ФСБ прикреплены к тысячам коммерческих и некоммерческих предприятий, органам государственной власти, в том числе министерствам и стратегически важным госкорпорациям. Формально такие сотрудники назначаются на руководящие должности внутри организаций, при этом фактически они занимаются сбором информации о работниках соответствующего учреждения. <…> Институт кураторов охватывает экономический сектор, государственный аппарат, коммерческие и некоммерческие структуры. Он является важнейшим инструментом влияния ФСБ на экономические и политические процессы».
По информации Центра «Досье», в крупных компаниях и на предприятиях прикомандированных сотрудников, как правило, «назначают на одну из руководящих должностей, предоставляя необходимые полномочия и возможности для контроля. Часто они занимают место главы службы безопасности организаций. При этом фактически они обладают возможностью контролировать все, что происходит в компании. Одновременно с выполнением обязанностей на новом рабочем месте сотрудники АПС по-прежнему должны отправлять отчеты в ФСБ и заниматься вербовкой агентуры». По сведениям авторов доклада, прикомандированные сотрудники ФСБ «проходят службу в Администрации президента, правительстве, министерствах и ведомствах, Центробанке, госкорпорациях и крупных госбанках, включая „Ростех“, „Газпром“, „Роснефть“, „Лукойл“, „Зарубежнефть“, „Аэрофлот“, ВТБ, ВЭБ и др.».
По данным журналистов «Новой газеты», прикомандированные офицеры госбезопасности трудоустроены и во многих российских вузах. Как правило, они занимают в них должности помощников ректора. «Прикрепленный к вузу сотрудник ФСБ занимается самыми разными вопросами: от профилактики экстремизма и терроризма до „воспитательных бесед“ со студентами после их высказываний в социальных сетях», — уточняют источники «Новой».
С 2016 года возобновились слухи об объединении спецслужб на базе ФСБ в единое Министерство государственной безопасности. Согласно попавшим в прессу в начале 2018 года выдержкам из концепции такого слияния, «министерство должно объединить ФСБ, Службу внешней разведки и Федеральную службу охраны, причем базовым ведомством будет именно контрразведка».
Расширение полномочий и рост влияния силовых структур в годы правления Путина нашли отражение и в структурах массового сознания. По данным регулярно проводившегося «Левада-центром» в последние 20 лет опроса о роли различных институтов власти, за ФСБ и другими спецслужбами, армией и президентской администрацией неизменно признавалась ведущая роль в российской общественной жизни вслед за президентом. Большинство опрошенных в 2017 году россиян были убеждены, что Путин опирается главным образом на силовиков (работников спецслужб, армии, МВД) (51%), а также на олигархов (банкиров и крупных предпринимателей) (34%) и государственных чиновников, бюрократию (31%). По мнению большинства, Путин является выразителем интересов тех же групп (41, 41 и 31% соответственно). Лишь 14% опрошенных придерживались мнения, что Путин опирается на все слои населения, и только 17% отметили, что президент выражает интересы всех россиян без исключения.
Эти представления, с одной стороны, отражают реальную картину: большинство людей действительно осознают, что спецслужбы — это опора путинского режима, наиболее влиятельный институт и один из главных социальных лифтов. С другой стороны, сложившаяся ситуация является следствием пропагандистских усилий, патриотической мобилизации, особенно после Крымской кампании и начала военных действий в Донбассе в 2014 году, когда, словами директора «Левада-центра» Льва Гудкова, особенно укрепился «общий тренд на пропаганду и усиление силовых репрессивных структур», которые «концентрируют в себе национальные ценности».
В результате мы имеем дело с ростом престижа, героизацией, романтизацией спецслужб, которые подпитываются пропагандой, великодержавной риторикой в контексте противостояния с Западом, а также ревизионизмом, пересмотром исторического прошлого. Ползучая реабилитация Сталина и сталинского периода ведет к пересмотру отношения к деятельности советских органов госбезопасности, их причастности к массовым репрессиям. Ну и главным образом мы имеем дело с возвращением к представлениям, свойственным брежневско-андроповскому периоду—времени, когда происходила социализация группы, находящейся сегодня у власти в России.
«Методы, которые использует ФСБ, зачастую нарушают конституционные права граждан и включают в себя худшие практики времен КГБ, — приходят к выводам авторы уже упоминавшегося доклада Центра «Досье». — Офицеры спецслужбы и зависимые от них сотрудники других государственных ведомств ущемляют свободу слова, фальсифицируют уголовные дела, занимаются рейдерством, прибегают к пыткам и, кроме того, участвуют в убийствах лиц, неугодных Кремлю, на территории России и за рубежом; ФСБ выполняет функции репрессивного аппарата, который работает как против оппозиционно настроенных граждан, так и против встроенных во властную вертикаль бизнесменов, чиновников или силовиков, по тем или иным причинам неугодных Кремлю, а также отдельным высокопоставленным лицам или «кланам“». Доклад описывает «перерождение ФСБ из государственной организации, которая должна обеспечивать безопасность общества, в полукриминальную структуру, присвоившую себе функции «второго правительства» и вторгающуюся буквально во все сферы общественной и государственной жизни».
В российском случае мы имеем дело с несостоявшейся демократизацией, но состоявшейся реинкарнацией структур политической полиции после краха советского режима. Как представляется, эти два процесса тесно взаимосвязаны: демократическая трансформация в России не состоялась в значительной степени потому, что структуры государственной безопасности, костяк советского тоталитарного режима и наиболее репрессивный институт советского коммунизма, не были демонтированы в постсоветский период, а сотрудники этих структур, причастные к массовым репрессиям и нарушениям прав человека, не понесли никакой ответственности за свои действия при прежнем режиме.
Хотя в период перестройки советский Комитет госбезопасности оказался в поле общественного внимания и был вынужден адаптироваться к новым условиям, частично меняя методы работы и наращивая пропагандистские усилия, с действительно серьезным общественным давлением аппарат госбезопасности в России, по существу, никогда не сталкивался. Хотя в разгар противостояния членов ГКЧП и президента РСФСР Бориса Ельцина в августе 1991 года был стихийно демонтирован памятник основателю ВЧК Феликсу Дзержинскому, ни во время, ни после путча никто, по существу, не требовал демонтировать сами структуры политической полиции и лишить их сотрудников права занимать позиции власти и влияния в публичных институтах нового государства. В результате функциональная, кадровая и символическая преемственность российских спецслужб с прошлым так и не была разорвана.
Основное укрепление силовых структур в России произошло с приходом к власти в мае 2000 года бывшего офицера КГБ и директора ФСБ Владимира Путина, но логика развития и восприятие действительности нереформированных спецслужб в России в принципе не менялись на протяжении всего постсоветского периода. В качестве примера стоит привести цитату из доклада ФСК 1995 года, отразившего взгляд аналитиков Службы на работу в России ряда иностранных фондов, в том числе Института «Открытое общество» — Фонда Сороса.
«Функционирование американских научных центров направляется американскими спецслужбами и Пентагоном, — писали авторы доклада, частично опубликованного в «Независимой газете» в январе 1995 года, —в область разведывательно-подрывной деятельности». Истинной целью деятельности таких центров «является содействие реализации внешнеполитического курса США, направленное на сдерживание России как государства, потенциально способного составить конкуренцию «единственной сверхдержаве“».
Так что принятые уже в 2010-е годы репрессивные законы об «иностранных агентах», «нежелательных организациях» и «государственной измене» не только воспроизводили советскую законодательную практику, но и реализовывали представления о мире, существовавшие у постсоветских спецслужб.
