Данная публикация — фрагмент книги Кирилла Степанца «Записки Чернобыльского нелегала». Этот текст, пропитанный неповторимым антуражем, погружает в атмосферу, где жизнь застыла словно фотография. Матовый снимок реальности, воцарившейся после аварии на ЧАЭС. Покинутые города, села, которые вряд ли когда-нибудь увидят своих хозяев вновь. И все же, там кипит жизнь. Там прячутся контрабандисты, всё растащили мародеры, но есть и люди, которые приходят в Зону за другим, — сталкеры. Они видят в Зоне что-то. Это тяготит и заставляет возвращаться сюда вновь.
Казалось бы, все села на Полесье как две капли воды похожи друг на друга, и разнятся лишь размерами. Но только не те, что были поражены выбросами из разрушенного реактора. Тут у каждой деревушки своя судьба.
Чернобыльская атомная электростанция принесла горе жителям нескольких сел этого края еще при строительстве. В 1970-х годах были затоплены село Нагорцы и хутор Подлесный (до 1930-х годов он назывался Янов, позже это название закрепилось за поселком у одноименной железнодорожной станции) во время сооружения пруда-охладителя — огромного искусственного водоема, созданного для нужд станции. От этих населенных пунктов остались только кладбища.
Правда, Нагорцам «повезло» немножко больше: в зону затопления не попал памятник погибшим в годы ВОВ жителей села. Именем Подлесного назван пункт захоронения радиоактивных отходов, что расположен в километре от города Припять, почти на берегу реки.
Еще одно село, Семиходы, было фактически разобрано во время строительства атомограда, спутника новой атомки. Имя этого уничтоженного населенного пункта сохранилось в названии железнодорожной станции у самой ЧАЭС, на которую ежедневно прибывают вахтовики из Славутича.
2.
Чернобыльская земля претерпела много несчастий…
В 1943 году при паническом отступлении немцы сожгли Ладыжичи, Усов, Денисовичи и еще несколько сел. Уже в мирное время, еще до аварии, возникали экологические проблемы. В 1984–1985 годах направленными взрывами пытались регулировать течение реки Уж, вследствие чего зимой полностью ушла вода из колодцев в селах Мартыновичи и Диброва. Людям пришлось подвозить воду молоковозами.
Чернобыльские села… Умершие дважды. Первый раз, когда их покинули хозяева. А второй, когда люди вернулись, но уже совсем в другом обличье. Они рыскали в поисках наживы, выбивали двери, вламывались в покинутые хаты через окна. Позже, когда красть уже было нечего, начали разбирать дома на строительные материалы и вывозить их в чистую зону. Вторично убивая мертвые жилища. У «самоходов» разное отношение к брошенным селам. Для многих это просто перевалочные пункты по дороге в Припять.
Но есть настоящие фанаты брошенных весей, стремящиеся посетить даже самые глухие хуторки. Сталкеры, останавливаясь на ночлег, предпочитают ночевать на чердаках.
Во-первых, там часто бывает мягкое сено, а в самих хатах мебель попадается крайне редко. Во-вторых, дикий зверь не достанет и милиция не найдет. Хотя правоохранители последнее время тщательно проверяют даже чердаки. Особенно — в популярных для сталкерских ночевок селах, вроде Рудни-Вересни. Оно стоит на берегу Ужа возле известного брода и находится на перекрестке сталкерских маршрутов.
Только в украинской части Зоны (на территории Чернобыльского и Полесского районов Киевской области, Народичского и Овручского районов Житомирской области) было отселено свыше 100 деревень. Такая же участь постигла несколько сел в Черниговской и даже удаленной от ЧАЭС Ровенской областях.
Брошенные полесские веси — это страшнейшая трагедия. Даже гораздо страшнее, чем Припятская эвакуация. Волна горя прокатилась по вековечной древлянской земле. Когда люди, особенно пожилого возраста, покидали свои села, разрывалась связь родов и поколений, их отрывали от земли предков.
В Припяти все не так однозначно. Город был совсем юный, часть новоселов не успела основательно обжиться, а некоторые — даже въехать в новые квартиры. Множество припятчан сильно переживали расставание, о чем свидетельствуют надписи на домах. Полные скорби, кричащие слова написаны в квартирах и на стенах брошенных домов: «Прости нас, Припять, юный наш город». Да, городским жителям легче перебираться на новое место, — но люди потеряли работу, друзей, были рассеяны по всему бывшему Союзу.
«Степень сохранности» сел варьируется в зависимости от расстояния до ближайших жилых населенных пунктов и баз полуофициальных металлистов. Попробую, в меру своих познаний и опыта, обрисовать современную ситуацию. Будем двигаться по ходу солнца, с востока на запад. Удаленная часть Зоны на левом берегу реки Припять сохранилась лучше всего. С одной стороны она ограждена республикой Беларусь, где расположен Полесский государственный радиоэкологический заповедник, а с другой — водами широкой и быстрой реки. До аварии сюда можно было попасть только на поезде или на пароме. Автомобильный мост в районе города Чернобыль, ведущий к селу Парышев, построили только в 1987 году.
3.
Давайте совершим виртуальный вояж по селам Левобережья. Возьмем карту Киевской области и рассмотрим ее сверху вниз. Села Машево, Красное, Усов сохранились отлично. Правда, здесь сильный уровень загрязнения: прошелся северный радиоактивный след. К слову, он также накрыл и часть Беларуси.
Всё те же выбитые двери, но внутри хат полно развороченной мебели и предметов быта. Целые печи, окна, полы и крыши. Сразу вспоминаю, как мы с другом после жаркого дня нарезали круги во дворе Машевского колхоза. Под проливным дождем, раздевшись донага, игнорируя всякие нормы радиоактивной безопасности. А что делать? Тут нет водоемов. И пока сюда доберется сталкер, с него сойдет семь потов. Где-то нужно выкупаться в конце концов. Особенно летом.
Переместимся по карте немного на юго-восток. Тут ситуация несколько хуже. Это Чапаевка и подчинявшиеся в прошлом ее сельсовету села Городчан и Коцюбинское. Последнее было полностью уничтожено вследствие дезактивационных работ — вероятно, для безопасного проезда ликвидаторов по дороге сквозь село. Городчан сохранился лучше, но в 1990-е годы часть его сгорела. Осталось здание клуба, магазин и несколько десятков хат.
Само село расположено у железной дороги, вблизи станции «Машево». Не стоит удивляться, что до села с аналогичным топонимом отсюда почти 10 км. В советское время намеренно путали названия населенных пунктов и полустанков. Вероятно, это пошло с довоенных времен, чтобы сбить с толку врага. По крайней мере, другое объяснение найти трудно. На железнодорожной линии Овруч-Чернигов всюду такие путаницы.
По дороге от Городчана до расположенной в глухом углу Зоны Чапаевки проходит старое проволочное ограждение государственной границы Украины. Вдоль нее протекает река Несвич, что еще при Российской империи была границей Киевской и Минской губерний. Сама Чапаевка сохранилась неплохо, тут даже остались хаты со стрихами (крышами из соломы). Еще стоят здания школы, сельсовета, магазина, клуба и пункта приёма вторичного сырья.
Прервусь ненадолго в своем описании брошенного Полесского края. В мертвых селах, после того как убили собак, засвидетельствовали необычное явление. Оставшихся без опеки человека кур ревниво пасли лисы. Методично и расчетливо съедая лишь пару штук в день. И зорко пресекали конкурентов. Вот такое животное самоуправление! Пойдем дальше…
Участок от Усова до Чапаевки мы впервые обколесили на велосипедах. Тогда мы пересекли насквозь всю Зону отчуждения, прорвавшись сквозь КПП, патрули и засады. К слову, если милиция задержит сталкеров на велосипедах, педальную машину могут запросто изъять. Не стоит искушать судьбу и ехать сюда на дорогостоящих байках. Поверьте на слово, уже были прецеденты.
4.
Но вернемся к описанию сел. Ниже по карте на юг идет вереница сел: Зимовище, Кривая гора, Староселье, Кошовка. Эти бывшие населенные пункты также достаточно неплохо сохранились. Больше всего мне запомнилась машинно-тракторная станция в Зимовище. С комбайнами, грузовиками и прочей сельскохозяйственной техникой. Также приглянулись типично полесские пчелиные улья в деревянных колодах.
Берем еще южнее, пересекаем дорогу, ведущую в сторону Беларуси. Здесь три села: Парышев, Ладыжичи и Теремцы. Все с «самоселами», которых тут в общей сложности почти 80 человек. При гетмане Богдане Хмельницком эти села были пограничными заставами. Но это еще не всё.
Бегло пройдите по карте, ближе к белорусской границе, немного на северо-запад от села Ладыжичи. Здесь в бесконечной системе заиленных мелиоративных каналов и пойменных болот реки Брагинки находится еще два населенных пункта. Это хутор Золотнеев и село Заглыбье. Они почти полностью стерты с лица земли, вследствие дезактивационных работ, проводимых тут по непонятной причине. Почему не снесли все села в округе? Вероятно, пограничные украинские веси снесены вкупе с белорусскими, ибо здесь это распространенная практика. В ПГРЭЗ (Полесский государственный радиационно-экологический заповедник — прим. ред.) уничтожено около 50% населенных пунктов. 
До 1930-х годов Золотнеевских хуторов было несколько. Их население значительно сократили большевики в рамках борьбы с кулаками.
В эту глушь сталкеры впервые добрались только летом 2014 года. Заночевали в одной из чудом уцелевших хат на хуторе Золотнеев. Ночью были внезапно разбужены рыком разъяренной рыси. Вероятно, где-то поблизости находились ее детеныши. Ребятам пришлось наспех баррикадировать окна и двери подручными средствами, чтобы спастись от зверя. Вывод: прежде чем расположиться в брошенном жилище, внимательно осмотрите всё вокруг.
Еще одно крупное поселение «самоселов» находится по другую сторону р. Припять, в самом ее устье. Люди живут в селах Куповатое и Опачичи.
«Самоселы» любили и любят селиться неподалеку от воды. Оно и понятно: можно удить рыбу, купаться.
Нет смысла детально описывать всю огромную центральную часть Зоны. Пробежимся лишь вскользь. Прилегающие к городу Припять села Чистогаловку и Янов сравняли с землей. Почти все постройки села Копачи, что располагалось прямо возле ЧАЭС, превратили в холмы.
На севере от Припяти расположены Новые и Старые Шепеличи. А также отдаленная Беневка, что находится уже за одноименным КПП, контролирующим дорогу в Беларусь.
Один из немногочисленных жителей 10-километровой Зоны, Савва Ображей в Новых Шепеличах — единственный, кто со своей женой ни на день не покинул родную землю. Дед Савва умер осенью 2014 года…
В 1990-е годы по Зоне прокатилась волна пожаров. Было ли это халатностью или злым умыслом — доподлинно неизвестно. В огне сгорели села Толстый Лес, Новая Красница, Буряковка. От них остались некоторые строения, что все еще служат кровом для сталкеров. Во всепоглощающих пожарах сгорела лишь часть Стечанки, а вот соседнее село Разъезжее выгорело до последнего домика. Только кладбище, стоящее особняком, уцелело. Стечанка и Разъезжее расположены южнее города Припять. За ними стоят Глинка и Замошня. Что примечательно, в последней есть несколько обжитых хат.
Их восстановили православные трудники, что работают над реконструкцией развалин здешнего монастыря. Иногда в их хатах гостят и сталкеры.
Большинство сел Зоны исправно патрулируется, но есть и забытые, вроде Старой Красницы с полностью заросшими улицами. Она находится на юго-западе, в 15 км от Припяти. На правом берегу Ужа расположены Рассоха, Андреевка, Иловница, Рудня-Вересня. Последняя благодаря сохранности зданий и своим масштабам очень полюбилась сталкерам. Это достаточно быстро поняли милиционеры, и теперь они частенько вынимают сонных путешественников на чердаках прямо из спальников. В селах Терехи и Бычки стоят милицейские заставы.
Дальше на запад начинается Полесский район. Тут в селе Лубянка еще живут «самоселы», поэтому сохранность зданий хорошая. Люди следили за домами даже бывших соседей. Следуем налево по карте — тут уже совсем плохо — Новый Мир, Кливины, Буда-Варовичи, Варовичи. В бывших Павловичах (часть Нового Мира) еще не так давно жила последняя семья «самоселов». Разбитая вдребезги Ковшиловка, где мы когда-то прятались от патрульного вертолета. Культовые среди сталкеров Денисовичи, одно из самых глухих сел Чернобыльской Зоны, куда изредка наведываются белорусские контрабандисты.
На границе между Полесским и Народичским районами образовалась проплешина из отселенных деревень, которые почти не охранялись. Нынче они почти все разобраны на стройматериалы, в буквальном смысле до последнего кирпичика. Котовское, Шевченково, Владимирка, Тарасы.
6.
Дальше начинается Житомирская область, где все же есть своя охрана. Тут сохранность построек лучше, но и здесь прошлись пожары. В конце 1990-х годов почти полностью сгорела Рудня-Осошня. В селе Звиздаль еще и сейчас живет пара «самоселов».
В эти края редко ходят сталкеры. Этим только Припять подавай, да еще Чернобыль-2 впридачу! Зато встречаются браконьеры, с которыми борются милиция и егери. Не приведи господь встретиться с браконьерами — у таких людей начисто отсутствует мораль. Если заметите их, плюньте на конспирацию и сразу сообщите в милицию.
После контрольно-пропускного пункта «Малые Клещи» в одноименном отселенном селе начинается транзитная трасса на пгт. Народичи. Тут находятся села Роги, Любарка, Великие Клещи, Лозница. В некоторых еще живет несколько людей, но в основном деревни почти стерты с лица земли. По закону здесь находиться нельзя, но мимо ездят даже маршрутки. А ближе к Народичам, из тамошнего леса, где гамма-фон достигает 200-300 микрорентген в час, народ тащит грибы. Которые потом везут в Киев. И никто не запрещает, ибо это уже теперь не Зона.
А вот и пгт. Народичи. Центр одного из районов Житомирской области. «Столица» Зоны безусловного и обязательного отселения. Крупный поселок, известный еще с ХIV века. Район стоит на третьем месте по уровню радиоактивного загрязнения после Чернобыльского и Полесского. Уровень гамма-излучения в городке после аварии на ЧАЭС достигал 10 миллирентген. Сейчас обстановка существенно улучшилась, но на окраинах и в близлежащих лесах можно намерять до 300 микрорентген. Поселок планировали постепенно отселять, вместе с Хойниками, Наровлей и Полесским. Отселили только последний. Но все же Народичи покинуло около половины населения.
В начале 1990-х годов район занимал печальное лидерство по количеству абортов в стране. Участь жителей Народичей впервые была освещена в полузапрещенном в СССР короткометражном документальном фильме «Ми-кро-фон». Однако в последнее время сюда активно заселяются жители, появилось много молодежи. В прошлом году заменили все асфальтированное покрытие.
По информации работников милиции, еще несколько лет назад здесь можно было бесплатно получить жилье. Разумеется, за неимением оного вообще. Не исключено, что это правило действует и сейчас.
Около сотни рабочих мест обеспечил недавно образованный «Древлянский заповедник», созданный на базе отселенных сел этого района. Ведь практически все населенные пункты поблизости Народичей были эвакуированы, некоторые еще в 1986 году. Вокруг поселка стояли КПП и простирались бесконечные заборы из проволочного ограждения. Формально городок еще находится в Зоне, но негласно его давно перевели в третью категорию — пригодную для жизни.
Впритык к Народичам стоят отселенные села Новое Шарно, Старое Шарно, Христиновка. Первым, еще 27 мая 1986 года, в Народичском районе отселили село с таинственным названием Долгий Лес, стоящее почти на границе с республикой Беларусь. А отселение всего района продолжалось вплоть до 1990 года.
Можно приехать в Народичи на маршрутке, побродить по разваленным хатам. Они сильно контрастируют с обжитыми жилищами, где устанавливают стеклопластиковые окна и спутниковые антенны. В городке есть несколько брошенных пятиэтажек, из которых, правда, предприимчивые народичане изъяли все до последнего гвоздя.
Можно посетить бар и погутарить сместными парубками. Некоторые такие сталкерские визиты заканчивались склоками. Здесь, как и везде в маленьких городках, зорко «блюдут» чужаков. И радиация тут ни при чем.
Венчает череду отселенных украинских земель Овручский радиоактивный анклав. Села Мотыли, Журба, Липские Романы, Переезд и другие. Анклав начинается западнее Вильчи, ограниченный железнодорожными путями, и простирается до с. Гладковичи, уже практически в каких-то двух километрах Овруча. С севера он ограничен кордоном республики Беларусь. Овручский анклав насчитывает несколько десятков сел, все подъезды к которым обнесены контрольно-пропускными пунктами. Проехать через них достаточно просто. Нужно иметь автомобиль и придуманную вескую причину. Например, посмотреть хату родных. Вежливые милиционеры без лишних слов выпишут вам временный пропуск, предупредив, чтобы ничего не вывозили и не жгли костры.
7.
Разметало полищуков по чужим весям. Люди получали денежную компенсацию, но как утолить печаль потери своей родимой земли? По всей стране строились села, расширялись уже существующие, чтобы принять новых жильцов. Бывших соседей старались селить рядом. По всей стране после аварии дезактивацию прошли 600 сел, из которых отселили больше сотни.
«Повезло» селам Нивецкое и Черемошна Полесского района. Первоначально после аварии они вошли в 30-километровую Зону отчуждения и были отселены. Но спустя два месяца чиновники поняли, что произошла ошибка и сделали реэвакуацию. Счастливые жители вернулись в родные дома. Надо отметить, что не все. Кто-то купился на новое жилье, которое давало государство. Правда, ныне эти села вымирают уже без всякой радиации. Сказываются экономические и социальные факторы, отсутствие инфраструктуры. Сюда даже не ходят маршрутки! Поэтому сталкеры и любят забираться в Зону через эти края. Многие населенные пункты, что расположены на современном кордоне Зоны, могли быть выселены одним росчерком пера, всё зависело от прихоти партийной номенклатуры. И ныне много земель, где никакой радиации нет и в помине, находятся внутри длиннющей ограды из колючки…
Но в некоторые места вернулись люди, которых позже и стали называть обидным словом «самоселы». Ведь они по праву считают себя хозяевами этой прокаженной, но такой прекрасной земли. Тяжка жизнь «самосела».
Раньше милиционеры норовили выжить их из Зоны, и только с 2007 года статус жителей узаконили на уровне государства.
Сейчас может прийти «хазяїн» — так тут называют дикого кабана — и разрыть своим пятаком кропотливо возделанные посевы. Но это мужественные и стойкие люди, привыкшие ко всему. Условия их существования почти первобытные. Раньше «самоселов» было гораздо больше. Этот факт зафиксировали этнографические экспедиции 1990-х годов.
С «самоселами» у сталкеров отношения разные. Мы по возможности помогаем им продуктами, они отвечают радушием. Но не все. В некоторых местах (обойдемся без конкретики) «самоселы» при первой возможности сообщают о нас в милицию. При этом, улыбаясь в глаза, берут наши продукты и алкоголь. Это их дело, конечно. Упомянул для будущих сталкеров — мотайте на ус, что и такое возможно.
Сталкер приходит затемно в брошенную деревню. Ищет и находит удобный чердак, с целым шифером, не загроможденный барахлом. Если есть радиометр, меряет фон. Хотя чаще всего этого прибора нет. Встает в полдень, вальяжно готовит незамысловатый завтрак и идет на прогулку. Хаты в разном «сохране», сельской клуб с забавной совковой агитацией.
Он мостит эти транспаранты, прибитые к доскам, агитационные плакаты под разными углами, чтобы сделать хорошее постановочное фото.
Надо же, а люди верили во всё это. В такие нелепые, как теперь кажется, воззвания. Минула их эпоха… После клуба будет обязательно разворованный магазин. Если село крупного размера — сельсовет, а также амбулатория, машинно-тракторная станция. Бывшие колхозы, школы начальные и семилетки.
Полесское село — это, как правило, одна улица, по обе стороны которой размещены хаты.
После первой ночевки меня поутру одолела грусть. Непривычная тишина давила на барабанные перепонки. Гнетущий вид, да и запах давно брошенных хат сказывался. Позже всё изменилось с точностью до наоборот. Села Зоны становятся чудесным релаксатором, вызывающим зависимость, как наркотический препарат. И мы, настоящие воздыхатели, преданные фанаты, готовы продираться сквозь чащу и топи, преодолевая десятки километров к очередному забытому хуторку. В этом у сталкеров даже прослеживается некая ревность, и порождаемая ею конкуренция — кто быстрее доберется до того или иного брошенного хутора, деревушки.
После долгих походов учишься различать села.
Новая Красница, где сохранилось лишь одно пригодное для жилья здание. Или Беневка, образцовое социалистическое село с роскошными кирпичными домами. А может, какая-нибудь Чапаевка, с ее ортодоксальными срубами, крытыми соломой. Большое количество невесть откуда взявшейся, брошенной мото- и велотехники в Заполье. Комфортное браконьерское жилище в Ямполе, хорошо известный сталкерам домик лесника в Череваче.
Кстати, о лесничествах. В Зоне их много, и почти все они действующие. Распознать лесничество можно зачастую по вышке, откуда лесники наблюдают за пожарной обстановкой. Но есть и брошенные, например, в селах Денисовичи или Речица. Отдельно стоит Яковецкое лесничество.
Также у нас существует и своя котировка сел. Так называемая условная шкала «сохранов» (сокращенная версия слова «сохранность»). Если тот или иной бывший населенный пункт еще приемлем для проживания, хаты еще целы, а внутри имеется определенное количество мебели, то «сохран» отличный. А если взять, к примеру, село Пухово Полесского района, где камня на камне не осталось, то тут и говорить нечего. О таких местах вообще лучше не вспоминать.
В Красятичах, нынешнем райцентре, есть мемориальный комплекс с названиями мертвых сел. Каждому из них посвящен стих. Помянем уничтоженное под корень Пухово цитатой оттуда: «Живому — живе, а померлому — духове. Як серцю повірити в правду цього?! Нема і не буде навік тебе, Пухове, маленьке стебельце Полісся мого».
Тут жило 260 жителей. Пухово окончательно выселили лишь в 1999 году. И почти сразу сравняли с землей. Почти в каждом брошенном селе стоят свои немые стражи. Это памятники Незвестному солдату, которые ставили во всех населенных пунктах СССР после войны. Они также разнятся — и то или иное село можно идентифицировать по этим памятникам. Правда, многие из них в аварийном состоянии. Или вообще сняты и давно утилизированы…
Вьющийся вечнозеленый барвинок возле хаты, укрывший ковром весь двор в отсутствии человека. Типичные для Полесья погосты с деревянными крестами. Гнетущее впечатление производит кладбище в упомянутом Ямполе, раскинувшееся прямо под огромной ЛЭП, где вырубили все деревья.
Ивановка, с ее холмистым, таким непривычным для равнинного Полесья, рельефом. Опытные сталкеры примечают самые минимальные среди множества брошенных сел. Эти деревушки с таинственными названиями, среди которых петляют такие же сладкозвучные маленькие речки — Илья, Вересня, Сахан, Звиздаль…
Срубы ветшают, и каждую последующую зиму можно только молиться, чтобы не рухнуло еще что-то. Мародеры разбирают шифер, и обнаженные беззащитные хаты после этого не стоят и года.
Скоро чащи и болота сожрут все. Тропы зарастут, а сталкеров не будет. Тогда человек по-настоящему покинет эти края.
Брошенные хаты со своим неповторимым запахом.
Он есть и у всей Зоны.
Дух безжизненных жилищ, прелой прошлогодней листвы, хвои и высоченных тополей, гнилой и сырой древесины.
