Третье дыхание

Первое дыхание — необходимое и достаточное условие бытования человеческой природы, неотделимое от биологии его существа; второе — открывается лишь в минуты опасности и потому трудноуловимо; наконец, дыхание третье — речь (чтение, письмо) как смыслополагание, мышление и языковое определение всего сущего.

Стихи магаданского поэта Александра Воротилина поражают контрастом ритма и настроения. Эти хаотично-футуристичные верлибры, лишь изредка смягченные размеренными античными строфами, будто заранее настраивают на боевой дух. Но вместо него — тихо-печальное созерцание, отсылающее скорее к «туманной поэзии» Китая 1970-х. Получается такой диалог культур, полный философского созерцания и исторической рефлексии. Но диалог этот не про евразийство или рифмы эпох, он ведётся вне прагматических соображений внешней надобности или спроса, а неостановимым внутренним двигателем мышления, переживающего вневременную взаимосвязь контекстов и событий.

«Рукой чертящих с неба вниз…»

Рукой чертящих с неба вниз
все горизонты
слепой безадресностью дней,
вдали простертых,
взята ответственность за жизнь
и почерк, колкий
сквозным безумием идей,
свободой толка
резцов острейших глаз
в строке поэта,
во тьме взыскующего
след
и признак света.

От первокритики души
к сонатной форме
мистерий
певчих лун
спешит
прорваться горлом
его ведомая струна,
дыхания схема,
пронзая писчею кривой
скользь линий темы.

Ещё не будучи
собою предугадан,
её исход к себе —
утрата и награда,
чернильный оттиск
в декорациях бумаги
страничных крыл,
игры теней,
огня и влаги.

Vers (us) libre

Сжатое в когтях примечаний,
плодовое
тело текста,
сырое, родовспоможенное
только что,
безусловно, походит
и на денотат
фолианта-вивария:
— несколько унций крови,
— след от вдыхания
неба,
— клок лобной мускулатуры
в точке сборки или спряжения смысловых осязаний
конечности
бытия
мира, автора, Бога,
утверждения и отрицания. Сверх:
— безотчётная
занавесь снов,
— членораздел яви слов,
— робость минут
молчания.

Всё — шипящее, гласное, перемежающееся,
тщится, взыскует, поёт
в такт обычаю п (р)очитания
вер, стреноженных
в стон-полёт.

Адресует себя и, жалуя (сь),
мерно-
подданством
предаёт.

Сад

Май — ослушник-мальчишка,
повеса, рябой Агасфер,
в оспинах бело-зелёных
распускновения
цветов, трав и древ
ни пристанища,
ни отдохновения,
ни даже лица:
прозрак дней
и гримаса поблёклой ночи
медвяная отдушка, эссенция
тканых теней, облегающих
корни роящихся
завязей весен
он, одетый в медь полдня,
гремящий, сатирый, кимвал,
рад продлить своё имя
в скитании праздном, и болью
лихорадки, танцующей подлинный карнавал
терпко-сладостен, прян и пахуч,
и целительно чистокровен

«вечер — мглистый, беззвучный…»

…вечер —
мглистый, беззвучный,
ковыльный, степной —
задыхается в складках равнины,
утомленно, медлительно пьёт
свет дневной

из ладони ущелья. ленивый,
наползающий мрак
чертит абрис тени
и сиятельный след —

перспектива,
вечность суточных смен
близ небесной черты,
вящий призрак закатной личины

ток незримых часов — безотчётная связь,
лик грядущего в прежде минулом,
крýгом странствия странноприимно стремясь
превзойти дольний полдень уснулый —

оторочен безмолвием. мотив его сна,
вникший в нити мирских перепутий,
взрежет цокот копыт, воздевающий прах
фимиама былому безлюдью

образ всадника, чуждый бесцелью пустынь,
сочетанный с течением секундным,
колебанием века меж тем и иным
длит пространства земной лигатуры

отрешённо померкнет и снова блеснёт
плащеносным движением всуе
на бескрайнем излёте номадных равнин
и слезой на их глиняной скуле

<Посвящение>
Декабрьской ночи

Пред гласом нощным тишины
немощны данные днём
клятвы и выстрелы, крики, шумы, голоса,
там и тогда,
где в нéб безземельные степи бесцелятся зимы,
безводные в части поэз.
Происходя в личных комнатах, проза луны
циклом калильным высот
омывает стены балдахин.

»…словно лекарским порошком…»

…словно лекарским порошком,
снег идет по усталые души

приникающим, неживым
уравнением к прежде известным
старым, робким, счастливым, болезненным, прочим
людским
одеяниям взглядов и лиц

неба цветом покойным
их окрашенный день
— прозрак зёрен глазных,
озирающих гулкий кимвал
храма, рынка, причала
мольберта
могилы и колыбели

ночь оправит их черным,
пуская водой по стеклу —
в тишине мглистых комнат
аллеями в лонах теней

где оконным проемом
безотчетного сна
улыбался февраль —
провидение марта

дробный квартиль-излишек,
девятью с двадцатью
кость в гортанях стечения календ