Промолчать-заговорить

Тридцатилетняя Варя привыкла отвечать молчанием на то, что происходило в ее жизни, которую она считала нелепой ошибкой, — на насилие отца-алкоголика в детстве, конфликтные ситуации в школе, хамство коллег и соседей, государственные запреты и даже дикпики. Неожиданно ей на телефон приходит рассылка от МЧС: «Внимание! Повышенная опасность. Будьте бдительны. Не оставляйте графическую, аудио-, видео-, а также (не)вербальную информацию о себе и третьих лицах в открытом доступе». В надежде выяснить, что происходит, Варя выходит на улицу и становится свидетельницей издевательств над школьником — тогда она впервые прерывает молчание. Из реалистического рассказа Тани Пэ «Промолчать-заговорить», который написан в рамках школы текстов «Мне есть что сказать», вы узнаете, что на самом деле стоит за таинственным сообщением и как с этим связан спасенный подросток.

Пыль в свете десяти мониторов напоминала пиксели, которые будто бы выплывали из экранов. Отчего-то даже здесь пахло гороховым супом. Никто из троих не решался открыть окна. Так могут ещё и услышать. Становилось душно. Линолеум скрипел под шагами. Первый морщился, второй бросал в первого и третьего грозные взгляды, третий втягивал голову в плечи.

Первый замешкался у стола. Задержал дыхание. Он втайне надеялся, что раздастся несовременный дребезжащий звонок и послужит оправданием передумать, остановиться, не сделать. Рука дёрнулась над тёртой многими пальцами компьютерной мышкой.

— Ну, давай быстрее и сваливаем!

— Может, не надо?

— Да забей, жми!

***

Варя проснулась в своё нерабочее воскресенье. Рассмотрела лицо в зеркало и перевернула песочные часы. Зубы нужно чистить ровно минуту. Она напрягала передние мышцы бёдер и старалась понять, сильно ли втягивается от этого живот. В туалет она уже сходила, а потому со скрежетом подтянула по плитке напольные весы. Задержалась на мигающих цифрах. Слезла. Выплюнула зубную пасту. Встала на весы снова. Неправильные цифры. Она спряталась в халат и отключила режим сна в телефоне — никаких уведомлений. Зашла в переписку. Варя всё ещё не понимала, что лучше всего присылать в ответ на такое, но чувствовала, что оставлять дикпик без ответа вообще невежливо. Она открыла камеру, сбросила с себя махровый халат, кожа покрылась мурашками, грудь стала выглядеть как будто бы лучше. В ту же секунду Варя заметила синеву вен, которые разбегались от ареол, как электрические молнии в лампах гадалок-шарлатанок. Разве это секси? Свет в съёмных квартирах и в примерочных одинаково гадок. Фотографироваться она не стала. Ничего не отправила. Промолчала.

На Вариной кухне почти не было пластика. Каждый завтрак здесь — битва во имя эстетики. На столе — деревянная ручная кофемолка, ещё из детства. До долгожданного развода Варин папа поручал молоть в ней кофе по утрам. Это были хорошие утра, но однажды испортились. В кофемолке был ящичек, куда ссыпался молотый кофе, пока крутишь стальную рукоятку с круглым набалдашником. Варе захотелось посмотреть, много ли ссыпалось, и она уронила намолотое. Папа ударил Варю кофемолкой по голове: потекла кровь из виска, смешалась с кофейной пылью. Ей показалось тогда, что кофемолке тоже больно. Но вещь промолчала, и поэтому папа продолжал каждое утро ей пользоваться. Папа был нелюбимый сын, сноб, алкоголик и рано умер. А пару лет назад Варина мама увлеклась декупажем и отобрала у взрослой Вари кофемолку. Покрыла незатейливую древесину рисунками птиц, роз и бабочек, запечатала всех их под толстый слой лака и подарила кофемолку обратно, чтобы дочь разбавила свой минимализм. Этим утром Варе стало по-настоящему жаль, что той, прежней, вещи уже не вернуть. Стало жаль себя. Как будто однажды промолчав, никогда уже не заговорить. Как будто под декупажным лаком задохнулась вместе с кофемолкой и Варя.

Красиво получилось, когда весь нехитрый завтрак оказался на столе. Она смотрела на него, как на кинокадр. Кофейник дымится, молоко белеет, масло желтеет, хлеб золотится, солнце контрастно их подсвечивает. Варя зашла в инстаграм и сделала снимок с заниженной экспозицией. Темноватые фотографии, на Варин вкус, всегда получаются художественнее. Смутилась оттого, что масло сливочное, а молоко соевое: это как будто бы неэтично. Фотографию выкладывать не стала. Есть завтрак тоже.

Не по возрасту подписка — блогерка-подросток @nox, за которой тридцатилетняя Варя стыдливо, но преданно следила, ещё вчера выложила откровенную фотографию тела. Откровенность была даже не в том, что тело голое, а в том, что оно без прикрас складчато. Складки эти, как живые, вот-вот задвигаются и застыдят Варю. Она хотела посмотреть что угодно без смелых складок. Но инстаграм, кажется, завис. Кружки вокруг аватаров не переливались разноцветным, а в ленте под фотографиями значились даты несколькодневной давности. Чужие суждения обычно уравновешивали Варю, и она перешла в твиттер — новое и здесь не прогружалось, а старое не успокаивало. На нервах полезла к роутеру: выключила-включила. Получается, сделала всё, что смогла. Но всё же стала прозваниваться сквозь что-то классическое, вроде Моцарта, в интернетную службу поддержки. Варя слушала мелодию-ожидание, как медитацию, и бездумно пролистывала старые посты в ленте @nox. Застыла. Уставилась в фотографию девчонки в аукционном кардигане настоящего Курта Кобейна с настоящего концерта MTV Unplugged в 93 году. На фоне по громкой связи электронный голос повторял что-то про «функцию ответа специалиста», про «временно недоступна». По каким техническим причинам недоступна, Варя дослушивать не стала — нажала на отбой. И вдруг разозлилась. На кураже она ткнула в спотифай, вбила в поисковик любимую, задолго до всяких там мелких @nox, Nirvana, а в ответ получила на чёрном фоне «не поддерживается в вашем регионе». Не растерялась, включила плейлист с оркестровыми версиями нирвановских песен без слов. Он в регионе поддерживался. Варя редко злилась, чаще тревожилась, поэтому без промедлений полезла в заметки телефона. Там хранился текст именно для такого дня. Что-то сумбурное, но беззастенчивое о том, как сильно на девушек её поколения давили гендерные и патриархальные нормы, как на всех экранах, которые в её детстве были чаще всего телевизионными, мелькали безупречные, с безупречной кожей, единого размера, почти кукольные, вымазанные маслом загорелые тела. Как ей, миллениалу, тяжело отделаться от этих тел. Как заранее проиграна эта битва её несовершенным тридцатилетним телом. Этот наболевший, неосознанный до конца текст она и скопировала под фотографию с затемнённой экспозицией и выложила пост.

Было здорово, как спьяну. Психотерапевтка не соврала: приятно быть смелее. Варя даже стала притопывать в такт оркестрового кавера «My Apologies» и намурлыкивать наизусть отсутствующие слова «What else could I be?», как вдруг в дверь квартиры фамильярно постучали. На пороге зашипела вопиюще худая, с начинающимися морщинами соседка:

— Удаляй счас же!

— Простите?

— Новости не читала? Правительство постановило, а она всё про ляжки свои. А дети это прочтут, не подумала? А ты вот подумай, чего пишешь. Теперь и за такое посадить легко. И пускай сажают, пускай. Чтоб такие, как ты, жопы свои перестали выкладывать.

— Да какие ещё жопы, вы чего?

Соседка, хмыкнув, кичливо уходила без ответа, но ключ в двери повернула на боязливые все обороты. Варя промолчала, не кричать же вслед.

Голова у неё заныла. Мерзкое соседское «ляжки-жопы» разрасталось внутри черепа. Настоящей и смелой она себе снова не казалась. Маме не стоило давать соседке Варин аккаунт. Соседка тяготела ко всему запрещённому, самоотверженно это запрещённое ненавидела и, как следствие, знала всё обо всех. Варя бросилась проверять телефон. Начала с новостных сайтов — ничего. Вчерашнее про рост числа погибших — через VPN, вчерашнее про экономический рост — без VPN.

Пиликнуло эсэмэс. От МЧС, вроде бы стандартная государственная рассылка, но текст не про усиление шквалистого ветра:

«Внимание! Повышенная опасность. Будьте бдительны. Не оставляйте графическую, аудио-, видео-, а также (не)вербальную информацию о себе и третьих лицах в открытом доступе».

Бред, подумалось Варе, это же никакую, получается, нельзя информацию. Зашла в рабочий чат, там женщины из бухгалтерии ещё вчера обменивались гиф-открытками с падающими блёстками про светлый праздник Пасхи. Следом шли ссылки маркетплейсов с утягивающим бельём, а сегодня ничего, да и утягивающие трусы прогружались без фотографий осчастливленных моделей. Помедлив, напечатала обтекаемо, чтобы женщины из бухгалтерии по привычке ей не нахамили: «Коллеги, добрый день! Слышали последние новости?». Ирина Витальевна, начальница, в ответ написала, что выходной сегодня день, что если Варя опять про свою политику, то по новому закону они с девочками имеют право доложить кому следует, что постеснялась бы в церковный праздник и что в отчёте ошибки. Варя в сотый раз подумала, что вся её жизнь вместе с бухгалтерской, угодной маме, карьерой — нелепая ошибка, и промолчала, чтобы не уподобляться. Хотела было включить телевизор с первым каналом, но телевизора дома у неё не было уже много лет, и пришлось зайти в чат с неотвеченным нюдсом:

pastt
был (а) недавно

varbar привет. у тебя всё в порядке с интернетом,
всё нормально работает?

pastt это я у тебя хотел спросить. ты же меня вчера кинула

varbar нет-нет, я не об этом.
тебе не приходило смс от МЧС про новый запрет?

печатает… печатает…

pastt Варь, вечно с тобой всё вот так

varbar как так?

pastt мы же всё уже обсудили, просто секстинг.
если что-то изменилось, у тебя появился кто-то
моногамия все дела. так и скажи

varbar то есть тебе ничего не приходило и всё работает?

pastt да ты прикалываешься что ли?
когда придёшь в себя, тогда поговорим

Прежде чем начать печатать, Варя словно отшагивала свои мысли по комнате после каждого входящего — бж-бж — на беззвучном. Добралась до окна с фикусом, он хорошо рос. За ним — вместо возни и стройки — никого, даже экскаватор повесил ковш и замер. Голова окончательно разболелась. Живот скрутило, забилось гулко в нём сердце. Начинало казаться, что она и впрямь не совсем в себе.

pastt кстати! какой ещё МЧС? я не в России — забыла?
в следующий раз придумай отмазку получше

Отвечать конфликтно Варя не привыкла и не умела, а потому промолчала. Оставалось последнее: позвонить маме. Но ей звонить не хотелось и было всегда без толку. Варина мама не выносила, когда ей задают вопросы, никогда на них не отвечала и во всём видела личное оскорбление. Больше Варе спросить было не у кого. Помедлив, она удалила пост с тёмной фотографией и вышла на пустую по-ковидному улицу.

Ранний май щекотал лицо, и захотелось снова стать смелой без оглядки. Ничто и никто пока не вставал у неё на пути. Чтобы жить, Варя часто представляла себя героиней чего-нибудь, что ей было по душе, — книги или кино. Героиням полагается саундтрек, а в наушниках, которые она всё же прихватила, по-прежнему вся доступная музыка включалась без слов. Иногда государственные запреты делают Варину жизнь чуточку поэтичной. Драматично было шагать под струнные симфонии с номерами в названиях.

Варя жила в этом районе Москвы с самого нерадужного своего детства, и сегодня безлюдные дворы заполнялись фантомами прошлого. Вот подъезд, возле которого ещё подростком она театрально ругалась со своим парнем. Им двоим тогда после вечерних родительских ссор и редких побоев хотелось собой не быть, а быть на виду и даже вульгарными. А вот проплыли мимо окна школьной лучшей подружки. За этими окнами Варя видела себя, разодетую во всё не своё, с пышным начёсом и разрисованным, как у мима, лицом. Видела старательно натянутую на советскую стенку белую простыню-фон, и мелькали перед глазами выложенные вконтакте фотографии, которые и теперь казались Варе сносными. Она свернула на тропинку возле школы. Голограммой накладывались на неё знакомые девочки. Одна гот, вся в чёрном, у неё белый кот по имени Палач. Девочка-гот проколола коту-Палачу ухо и вставила серёжку. Другая девочка, звезда класса, кричит девочке-готу, что так с животными нельзя, а маленькая Варя проходит мимо — это не её спектакль. У девочки — звезды класса — появится готический фингал под глазом. Учительница химии, миниатюрная и злобная, отведёт чуть позже гота и звезду к директору, прихватит заодно и Варю. У директора Варя со знанием дела промолчит и чудом спасётся и от гота, и от звезды, и от химички, и от родителей.

А вот школа в бело-жёлтой потёртой плитке. Вполне реальный белый прямоугольник объявления привычно застрял в чёрных зубах ворот ровно над ржавым замком. Реальная взрослая Варя пошла к входным решёткам то ли из любопытства, что написано, то ли чтобы вытащить объявление, чтобы не мешалось. Текст бюрократизировал:

«Внимание!

Уважаемые коллеги, родители, учащиеся!

Согласно Указанию № 10121/1(у) от 05 мая 2023 г. Министерства образования Российской Федерации образовательная деятельность ГБОУ СОШ № 63 Западного АО г. Москвы в очном и очно-заочном режиме ПРИОСТАНОВЛЕНА и переведена в дистанционный режим до дополнительных разъяснений от Департамента Москвы и Правительства Российской Федерации.

Доводим до Вашего сведения, что до вышеупомянутых разъяснений категорически ЗАПРЕЩЕНО распространять ГРАФИЧЕСКУЮ, АУДИО-, ВИДЕО-, а также (НЕ)ВЕРБАЛЬНУЮ ИНФОРМАЦИЮ о себе и третьих лицах в ОТКРЫТОМ ДОСТУПЕ.

Будьте бдительны.

С уважением,

Администрация Школы»

Впервые Варе захотелось доказать мужчине в чате с неотвеченным нюдсом хоть что-нибудь. Но стоило ей навести камеру телефона на объявление, как шум и крики отвлекли её. Реальный подросток бежал вдоль школьных плиток. За ним неслась миниатюрная и злобная учительница химии, постаревшая на десять лет.

— Стой, Хартин! Стой!

Мальчик подвернул ногу, блякнул, упал и насупился. Варин палец застыл на экране и вместо фото начал записывать видео. Химичка хватала подростка за капюшон и самоутверждалась, растягивая слова отдышкой:

— Ну-у-у-у, Хартин, теперь не отвертишься. Что ты? Как баран на новые ворота! Камеры выключили, а я свиде-е-етель. В окно на первый этаж лез? Лез! А я зна-а-аю зачем. За реактивами моими! А это кража, Хартин. Кража. Детская комната милиции, слыхал такое?

— Мне за другим в школу надо было. И полиция, не милиция.

— А ты мне поёрничай! Тобой и полиция заинтересуется, Хартин! Отвечай, зачем в окно лез?!

Она тряхнула мальчика за капюшон с неминиатюрной силой. Затрещали нитки. Асфальт этой весной был шершавый и твёрдый настолько, что из подросткового виска потекла кровь. Варе померещился запах кофе. Учительница химии замельтешила. Варя подумала: броуновское движение — и тут её заметили. От неожиданности она оторвала палец от экрана, и случайно записанное видео стало повторять во всеуслышание учительские крики, повторять тихо ответ мальчика, воспроизводить удар об асфальт. Глаза учительницы, обычно прищуренные, выкатились. Она замямлила:

— Вы, вы что это тут. Удалите. Удалите, будьте добры. Ученики, понимаете, они ведь мёртвого доведут, мёртвого…

Тут взгляд её юркнул к объявлению за безнаказанностью. И безнаказанность нашлась, прищурила учительнице глаза обратно.

— Ми-и-и-илочка, да вы что же это, нарушаете, получается? Взгляните-ка, чёрным по белому. Запрещается? Запрещается! А вы, вы, милочка, засня-яли! О третьих! О лицах! Ви-и-идео!

Учительница уже по обыкновению верещала, не узнавала в Варе свою бывшую ученицу, и в эту пульсирующую минуту Варе показалось, что она смотрит на неё сквозь слой глянцевого лака. Показалось, что изуродованное собственной правотой учительское лицо облепляют декупажные бабочки, прорастают сквозь седые волосы рисованные розы, плоские неживые птицы клюют пошлые розовые лепестки. Само лицо тоже менялось: становилось то начальницей Ириной Витальевной, то худой соседкой, то Вариным папой, то складками инстаграмной @nox. Варе совсем уже не хватало воздуха под лаковым слоем, и она вынырнула:

— Заткнись!

—?

— Заткнись и отпусти его.

Мальчик убегал из-под учительских ног. Убегал от наконец заговорившей Вари. Она приказала учительским ногам: уходите. И они ушли. Ушла сама Варя. Она шла куда-то, где никогда больше не промолчит. Где зубы чистят необязательно минуту. Где любой свет выигрышный. Где дикпики легко остаются без ответа. Где пишутся заявления на увольнения. Где не ходят на ненавистную работу даже положенные две недели. Где ходят на настоящие свидания. Где прошлое формирует, но не разрушает.

Дверь в комнату редко оставалась открытой. Конечно, здесь были бумажные книги, они складывались на пол в высокие стопки. Были «Голодные игры», «Гарри Поттер» в правильном переводе, Бегбедеровские «99 франков», «Бойцовский клуб» торчал корешком наружу, поддерживал «Бегущего по лезвию бритвы», Оруэлл был весь в закладках, с прилипшей пылью. Здесь всегда опускались шторы, и неоновые ленты, выпрошенные у матери в её зарплату, светили синим. Места было совсем немного, большую часть комнаты занимал всегда разложенный диван.

Колонки ноутбука молчали и несвойственной себе тишиной подчёркивали то, как громко дышит Вова Хартин. Он висел над экраном с чатом искусственного интеллекта и упирался руками в нелепый, по моде ещё нулевых, рабочий стол. На экране в очередной раз вспыхнуло белым ERROR 404. Вова Хартин запрокинул голову, взъерошил волосы, задел запёкшуюся рану, последнего не заметил. Схватил телефон и застучал по экрану пальцами.

no-branding society
3 участника

hart бля ничего не получается. нам нужно 10 компов лучше 20
меня днём химичка засекла
встречаемся ночью со стороны курилки? окно на первом этаже уже открыл

im2toxic не сорян меня не будет

kurdt я тоже пас
фазер в ахуе мать говорит не высовываться
давай переждём

hart вы чё ёбнулись???
просто изменим код рассылок через ИИ на новый
дел на пять минут

печатает… печатает…

hart???

im2toxic это ты из-за нокс запаниковал так?

hart она тут при чём? мы это всё запустили
все вокруг поверили, поверят обратно

im2toxic а нахуя им верить обратно? всё пошло по плану
инсты нет, ютуба нет, школы нет
никто нигде своими ёблами не торгует! разве плохо? по-моему заебись!

hart да какой заебись?!!! все как в ковид засели дома
ничего не работает, нихуя нельзя

im2toxic да чего тебе нельзя-то? не ну реально
ты так из-за подписоты своей нокс зассал ахахах
как же она бедненькая теперь??? ну подгони ей ещё кобейновских шмоток с ебэя, может пососётесь наконец

im2toxic @hart на держи

По инстаграмной ссылке Вова Хартин увидел себя в кобейновском кардигане, купленном на украденные у матери плюс подаренные на все праздники, а под собой im2toxic FUCK @nox, FUCK capitalism

hart ты нахуй это выложил????? удали!

im2toxic ну во-первых потому что могу,
во-вторых потому что ты либо с нами
либо шестёркой у своей крашихи
а в третьих иди на хуй ахахах сам так сфотался

hart и чё ты теперь за меня решать будешь с кем мне общаться?

im2toxic да харош уже пиздеть я вас на вписке видел вместе

hart ??? и???

im2toxic и то! она шалава медийная и ты это знаешь

kurdt ебэй кстати тоже почему-то накрылся
магазины мы же вообще не прописывали да?

im2toxic @kurdt ахахаха капиталистическая ты свинья  

Вова Хартин хотел стошнить. Он часто и много злился и не лез за словом в карман. Но всё теперь перепуталось. И он замолчал. Он думал, что пацаны правы, что он ссыкло и всё это начал из-за нокс, а теперь ничего не может исправить. А сама нокс никогда больше с ним не заговорит. Буквы в телефоне казались бесполезными, Вова Хартин замычал и закопался в подушку.

Комнатная дверь зашуршала. Лоскут псевдодеревянной плёнки давно уже отслоился от дешёвой спрессованной стружки. Этот звук обычно раздавался заранее, ещё до того, как мама успевала войти к сыну в комнату. За эту короткую паузу он прекращал делать то, что маме видеть и знать не надо. Но сейчас не пошевелился, ему вдруг захотелось, чтобы мама всё увидела и пожалела. Он лежал и думал, как бы так не наигранно повернуться к ней окровавленным виском.

— Вов, ты чего тут?

— Мам, это я во всём виноват.

— Да в чём же это?

И Вова Хартин заплакал. Захлёбывался и подвывал, совсем как в детстве. И чем сильнее он всхлипывал, тем дальше от него уплывал взрослый мир, в котором Вова Хартин уже совсем ничего не понимал. Мама попятилась было обратно в дверной проём, но всё же опустилась на диван и начала судорожно вспоминать правильные слова.

— Ну, что ты, что ты, ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать, абсолютно всё. Ну?

— Мам, это всё мы, мы написали программу. Я, Ден ещё, помнишь Дениса из параллели? Мы запустили много школьных компов, синхронизацию искусственных интеллектов сделали… Ну, неважно. Всё, что происходит, мама, всё это неправда. Это шутка такая была, мам. Это мы так не хотели, чтобы всё серьёзно было. И деньги, мам, это я у тебя взял… На подарок надо было… Прости меня, мам, прости…

Мама Вовы Хартина старалась с сыном говорить поменьше, чтобы не вырастить без отца неженку. А когда всё-таки заговаривала, сама не могла удержаться от нежности, а потом винила себя за это, а потом её винили на работе не только из-за этого.

— Ой, и фантазёр ты, Вова. И компьютер свой выключай от греха. Уже мозги от него вон набекрень. Всё-всё-всё, вытираем слёзы! День-то сегодня какой? Правильно. Бог простит, и я прощаю. Пойдём-ка, там и кулич есть, и блины. Пока горячие.