Один из самых нестандартных комедиографов современности Квентин Дюпье в начале карьеры был изгоем даже в инди-сообществе: его фильмы далеки от моды, практически бессюжетны и пронизаны фантасмагорией и сюрреализмом. Кино режиссёра подобно сновидениям — в нём ковбойская ветровка страдает нарциссическим расстройством личности, автомобильная покрышка устраивает геноцид, а прочность отношений домашних питомцев и их хозяев проверяют эзотерическими практиками и телекинезом. И хотя нарративные конструкции в мирах Дюпье алогичны, а продакшен аскетичен и порой небрежен, в его комедиях снимаются голливудские знаменитости, а сам режиссёр обрёл крепкую фан-базу.
В чём кроется очарование полубредовых сюжетов Дюпье? Кинокритик Сергей Чацкий подготовил гид по фильмографии постановщика, убежденного в том, что авторскому кино осмысленность только вредит, и рассказывает, как Дюпье разрывает причинно-следственные связи и законы сюжетостроения в своих картинах, каким образом в его фильмах сочетаются отсылки к Дэвиду Линчу, Мишелю Гондри и Стэнли Кубрику, почему именитые актёры Голливуда снимаются в партизанских работах Дюпье, как постановщик стебется над процессом создания кино и чем его безумные ленты похожи на реальную жизнь.
«Неверный» человек
Свято место, как известно, пустым не бывает. Поэтому редкая лавочка возле панельной многоэтажки игнорируется гуляками, упившимися до павлиньего крика. Особенно летом и под утро. Там ведутся диалоги о суровой экзистенции, реками течет бормотуха и истошно льются песни под аккорды расстроенной гитары. Из всех дворовых «романсов», которые когда-либо доводилось слышать автору этой статьи, больше прочих ему запомнилось прилипчивое:
«А муха тоже вертолет,
Но без коробки передач,
А по стене ползет пельмень,
И все коленки в огурцах».
Музыка и слова — народные, суть и замысел — туманны, лирические герои — не определены. О чем хотел сказать создатель сего уличного шлягера? Вкладывал ли что-то сокровенное в куплеты о «волосатых трамваях» и «деревянных кирпичах»? Или мы имеем дело с лютой околесицей? Черт ногу сломит.
Похожим образом вгоняют в ступор фильмы Квентина Дюпье. Режиссер помещает в кадр тонны несуразностей, дразнит «холостыми» виражами в сценарии и снимает кино, наслаждаясь глупостями ради глупостей. Как если бы созданием полнометражек «Монти Пайтон» заправлял Дэвид Линч: до коликов смешно, до мурашек страшно, ничего не понятно, но очень интересно.
Квентин Дюпье преуспел в том, за что большинство артистов обычно порицают — в абсурдных и нелогичных историях. Впрочем, с каких это пор художник должен стыдиться авторского замысла, даже если суть его заключается в тотальном отсутствии сути? Как ни крути, а перегибать палку по части творческой самореализации наш герой начал еще в юности.
Тогда, в конце 90-х, Квентин еще не успел отрастить бороду и не выкуривал по пачке сигарет в день, но зато самоотверженно клепал электро. Он даже притерся к музыкальному лейблу F Communications и с большой охотой заделался в клипмейкеры, благодаря чему и смог ворваться в чарты с композицией Flat Beat. Эйсид-хаус, синт-эмбиент, слоу-диско: скрывающийся под никнеймом Mr. Oizo, Дюпье обожал жанровые эксперименты и старался творить по наитию, руководствуясь больше интуицией, нежели музыкальной теорией.
С тем же напором Кантен («Квентин» на французский манер) пришел в мир авторского кино. Хотя, правильнее будет сказать, в мир партизанского кино, ведь его первые картины, снятые на личные сбережения, для широкого проката не предназначены. Там фильма дух, там трэшем пахнет: забористым, как дурман из Чуйской долины, и оглушительным, как светошумовая граната.
В «Нефильме» (Nonfilm, 2002) Дюпье рассказывает историю о неадекватных киносъемках. Незадолго до наплыва финальных титров почти все участники действа оказываются убиты при нелепых обстоятельствах. В ход идет инструментарий жанра мокьюментари с приставкой awkward: дрожащая камера ловит самые неудобные ракурсы, а персонажи с горем пополам увязывают слова в предложения, пока кто-то из группы невозмутимо загружает труп коллеги в побитый жизнью пикап.
«Смени лицо» (Steak, 2007) заигрывает со стилистикой американских 70-х: лоск «Бриолина» растворяется в кроваво-молочном коктейле из атрибутики «Заводного апельсина». Не обошлось и без подтруниваний над культом пластической хирургии и одноклеточных шуток про «облака, похожие на пятую точку». Но несмотря на явные визуальные отсылки к мюзиклам эпохи Нового Голливуда и трудам Стэнли Кубрика, едкие нотки Дюпье прослеживаются отчетливо. В этом мире подростки метают друг в друга фрисби на радиоуправлении и буравят лицо строительным степлером за неимением денег на пластику. А еще здесь не принято употреблять междометие «черт побери», потому что это — старье. Да и слово «старье» больше не говорят, равно как и выражение «больше не говорят». Зато до блева упиваются молоком и щеголяют по городу с лицами, раздутыми от ботокса. Так нынче модно.
Этапная картина Квентина с незамысловатым именем «Шина» (Rubber, 2010) умудрилась совершить необычный реверанс суровой эпохе VHS. Тому времени, когда бюджетные хорроры пророчили человечеству погибель от рук помидоров-убийц и колес разумных грузовиков. В данном случае, речь идет о геноциде рода людского, учиняемого разумной автомобильной покрышкой, способной взрывать человеческие головы силой мысли. Картина маслом: панорама города, заваленного трупами с разможенными головами, сменяется демонстрацией кучки копов, что держат в оцеплении домик, где в кресле сидит покрышка и смотрит по телеку гонки NASCAR.
Чем дальше в лес, тем злее волки и громче психопаты. В своих последующих работах Дюпье упивается сумасшествием с не меньшим энтузиазмом, однако именно фильмы «раннего периода» озвучили догму, которой режиссер руководствуется и по сей день: один из персонажей «Шины» выпалил, что в жизни, как и в кино, многие вещи происходят «просто потому что».
Послужной список сумасшедшего
Задача Дюпье-режиссера — разорвать порочный круг причинно-следственного и снимать кино по принципу «как вижу, так и делаю». Труды уже поднаторевшего в кинопроизводстве Кантена не сбавляют градус дуристики и запускают утрирование в промышленный оборот. Если, к примеру, классик сюрреалистического кино Луис Бунюэль миксовал магическое с фрейдистскими штудиями и политическим комментарием, то Дюпье наотрез отказывается утяжелять свои фильмы идеологией и повесткой. Один только сюр, бессмысленный и беспощадный.
Вивисекцию нормальности режиссер проводит нарочито небрежно, из-за чего многие его ленты походят на YouTube-сериал со скудным продакшеном. Аскетичная операторская работа придает фильмам документального флера, а лаконичность исполнения резко контрастирует с обилием деталей окружения, призванных хоть как-то сориентировать зрителя в тяжело считываемом сеттинге. Подобно сновидениям, миры, созданные Дюпье, подчиняются абсолютно потусторонней логике, обескураживающей наяву, но последовательной и ясной, если нам удастся переместиться куда-то на ойкумену метафизического.
Подход Дюпье напоминает о сомнамбулической природе фильмов Мишеля Гондри, скрещенных с фрагментарной ахинеей Леоса Каракса. И все это приправлено содомитским угаром a-la «Бомж с дробовиком». Фантасмагория побеждает издевку, и обыденные вещи из нашей реальности оказываются зажатыми в тиски неожиданного, а порою и без пяти минут хтонического контекста.
Фильмы Дюпье, вышедшие после 2010-го, трансформировались из странных и смешных в горькие и хладнокровные. Первый пункт программы: сумасбродный «Неверно» (Wrong, 2012) — экспириенс напрочь умалишенный и, в разрезе творчества месье Квентина, наиболее автономный. На смену эксплотейшену пришел чистый и неприкрытый цирк с конями, который всеми правдами и неправдами старается произвести надлом зрительских представлений о законах сюжетостроения. «Неверный мир» складывается из сотни мелких несостыковок со взаправдашним, отчего история о мужике, ищущем любимого пса, обрастает ворохом несуразиц и океанами абсурда. Будильник трубит команду «Подъем!», как только его панель озарит время «07:60», в обычном офисном помещении на протяжении всей смены льет проливной дождь, а бравый коп не сумеет составить картину преступления, пока не запротоколирует показания собачьих экскрементов. Более того, в лучших традициях книжного магического реализма, персонажи «Неверно» воспринимают творящийся вокруг хаос как обыденность. Они добровольно принимают правила игры, встречая все коверкания физических констант со стойким покерфейсом. Ничто не способно хоть сколько-нибудь ошеломить протагониста. Даже тот факт, что его собаку похитил тайный орден, чья главная цель — проверять отношения домашних питомцев и их хозяев на прочность путем эзотерических практик и телекинеза.
В ту же степь полезла «Реальность» (Réalité, 2014) — самобытный оммаж «Проколу» Брайана Де Пальмы со множеством сюжетных линий, где бредятина коленкора «сон внутри сна внутри сна» повергает в недоумение, а в отдельных моментах даже нагоняет жути. Повествование, похожее на ленту Мебиуса, закрученную в бараний рог, проектирует сатиру о кинопроизводстве на декорации «Малхолланд Драйв», из которого пропали горячие лесбиянки, но никуда не делся триллер. В этой параллельной Вселенной зажравшийся продюсер от нечего делать шмаляет по серферам из снайперской винтовки (кому «Косынку» в офисе раскладывать, а кому народонаселение со скуки сокращать), в то время как оператор второсортного кулинарного шоу ходит по Голливуду с диктофоном наперевес, одержимый идеей записать идеальный крик, достойный «Оскара». Тот самый, из-за которого уши парочки второстепенных персонажей разорвет напором двух десятков литров бутафорской крови. Разумеется, под тревожный эмбиент и в слоу-мо, сразу после сеанса путешествия во времени.
Возвращение к теме одушевления неодушевленного, начатой во времена «Шины», Дюпье совершает в «Оленьей коже» (Le daim, 2019). Пожалуй, самом интимном фильме режиссера, в котором поехавший шифером дядька ссорится с женой, погружает пожитки в машину и изолирует свое бородатое личико в горах. Там он сливает последние деньги на кожаную куртку с бахромой и видеокамеру, после чего старомодный шмот начинает «флиртовать» с новым хозяином. Косуха, выдубленная из оленьей кожи, убеждает своего «партнера» в том, что все куртки на планете должны быть закопаны под землю, а их носители — жестоко наказаны. Например, зарезаны огромным мачете и похоронены в импровизированной братской могиле с первыми петухами. Унылые пейзажи альпийского предгорья, кринжовые диалоги, персонажи-дебилы и одна из самых поехавших любовных линий в истории французского кино. Это ни в коем случае не намек на ревизию «гостиничных» ужастиков на манер «Психо» Хичкока, а, скорее, глумливая игра в прятки со слепым — вроде бы смешно, вроде бы жалостливо, но этически неправильно.
Куда более приземленными вышли два фильма Дюпье, которые мы намеренно пропустили, чтобы рассказать о них отдельно. Речь идет о «Неправильных копах» (Wrong Cops, 2013) и «На посту!» (Au poste!, 2018). Концентрация сюра в них не столь велика, как в предшественниках, а мякотку тамошнего бессмысленного юмора не так-то просто уловить. Тут надобно поднатореть в понимании драматургии Дюпье и окончательно смириться с тем фактом, что придурок в его фильмах никогда не будет вести себя как придурок из любого другого кино.
Первый под следствием — рассказ о суровых буднях не менее суровых провинциальных полицейских, во все поля коррумпированных и катастрофически тупых. Обесчестить мундир эти товарищи ни разу не боятся: они хамят прохожим, промышляют нелегальщиной, глушат «дурь» и ссорятся друг с другом на ровном месте. Лот номер два — демонстрация камерного допроса в полицейском управлении, растянутая на семьдесят с небольшим минут. Нелепые смерти в стиле братьев Коэн, разрыв имматериума и жандармы-тугодумы прилагаются. И то, и другое — фестиваль низкоинтеллектуальной пантомимы и обсценных речей, чей порушенный темпоритм въедается в подкорку, словно музыка, которую проигрывают в лифтах офисных высоток. Та самая примитивная колоннада звуков, которые могут натурально свести с ума, если внимательно вслушиваться в их нестройное многоголосие. Свести с ума кого угодно, кроме Дюпье: его мозг, судя по всему, давным-давно ловит сигналы от инопланетян и логику землян презирает как морально устаревшую.
Режиссер — не профессия, а диагноз
Из года в год постановщик только тем и занимается, что кропотливо экранизирует содержимое собственной черепной коробки: хранилища кадров из американского кино 80-х и шизофазических скетчей уровня [adult swim]. Привычной реальности в кино Дюпье не существует. Его фильмы представляют собой искаженный слепок настоящего, полоумное царство грез, безумия и предметов-убийц, будь то шина Роберт, армия телевизоров-телепатов и блатная ковбойская ветровка с нарциссическим расстройством. Терпкий абсурдистский трэшак, намеренно погруженный в вязкую бессобытийность: в кино про копов нет ни взрывов, ни погонь, ни малейших признаков расследования, а интрига, что выстраивается вокруг поиска домашнего любимца, в мгновение ока исчерпывает саму себя.
Месье Кантен фиксирует гиперболизированные пейзажи одноэтажной Америки и коверкает субурбию матушки Франции, прогоняет действительность через фильтры самого неконвенционального и перекаченного лизергином европейского артхауса. Режиссер мастерит свой особенный Weird West — нечто среднее между провинциальной Преисподней из «Удалить историю» дуэта Керверн-Делепин и мистическим захолустьем из хрестоматийной «южной готики» писательницы Фланнери О’Коннор. От Штатов берем иронию, от родных пенатов — сюрреализм. Замешиваем в ржавой кастрюле, настаиваем на синем пламени и сервируем вместе с пространными метакомменатриями и пятиэтажным англо-французским матом. Вуаля, гуляш из белиберды с мелко нарезанной брехней готов. Правда, специфичный деликатес не всем придется по вкусу, но, как говорится: «Невозможное прекрасно, возможно, не для всех».
И неважно, что зритель устремляется не в безвоздушные пространства, а отправляется в свободное падение прямиком в бездонную «кроличью нору» из сказок про Алису в Стране Чудес. Благо, что ни один фильм Дюпье не длится дольше полутора часов. Режиссер ценит лаконичность и все, что бы ему не вздумалось публике рассказать, выдает в лоб и ни с кем не церемонится. «Человек эпохи Возрождения», который сам себе и режиссер, и монтажер, и сценарист, и даже композитор (не думали же вы, что Mr. Oizo не поделится со своей второй личностью парочкой треков?). Будучи художником-многостаночником, Дюпье нередко делает главными героями своих картин непонятых людей искусства или стебется на процессом создания кино.
В то же время постановщик максимально далек от кинематографической моды, а на первых порах и вовсе чувствовал себя изгоем даже в рамках инди-сцены. Даже сейчас, заимев фанбазу, Дюпье предпочитает оставаться в «андеграунде» и никогда не берет деньги у государства, работая с проверенными продюсерами, в кабинет к которым он заваливается с уже наполовину отснятым фильмом.
Тем не менее, Дюпье дружит с именитыми артистами, и многие из них готовы работать с этим независимым чудаком. Роль Жана Дюжардена в «Оленьей коже», перформанс Бенуа Пульворда из «Поста!», камео родителей Лоры Палмер из «Твин Пикс», которые появились в «Неправильных копах» — все они идут на сотрудничество с Квентином, так как он уважает импровизацию и любую, даже самую сложную сцену, старается отснять наскоком. Владельцы золотых статуэток от киноакадемий органично вписываются во Вселенные Дюпье. Знакомые лица помогают сгладить углы сюжетной галиматьи и с горем пополам очеловечивают сценарии, в которых «фараоны» фарцуют наркотой, заныканной в тушках мертвых крыс, а в кишках подстреленного вепря вполне себе можно отыскать рабочую видеокассету.
«Красота спасет мир», — говорят обычные люди. «Миром правит идиотизм», — ответил бы Квентин Дюпье. На фоне всей этой полифонии чепухи недавние «Жвалы» выглядят фильмом чрезвычайно оптимистичным и незамысловатым. Ни тебе межпространственных майндфаков, ни гнетущей меланхолии, ни вывернутой наизнанку нормальности. Что имеем взамен? Двух раздолбаев и угнанный «мерин», в багажнике которого сидит муха размером с дворовую псину. Складываем все переменные и получаем завязку уровня «Тупой и еще тупее», повстречавшихся с недельной «белочкой».
Тандем пляжных бездельников решает откормить насекомое-переростка кошачьей едой, выдрессировать и использовать в качестве живого квадрокоптера. Ну, вы знаете, эдакого хитинового вертолета, который будет таскать своим покровителям еду и деньги. С одной стороны, радужная палитра и более-менее осязаемая фабула могут сбить прожженных фанатов Дюпье с толку. С другой, образцовые дегенераты из «Жвал», ненамного обогнавшие в развитии Джея и Молчаливого Боба, без устали несут чертовщину и, подобно лакмусовой бумажке, окрашивают окружающий их мир в ни разу не естественные цвета. Это место, пускай и походит на всамделишнее Лазурное побережье, на деле таковым не является. Что же в итоге напоминают «Жвалы»? Open-air на заднем дворе Средиземноморского «кащенко» — может быть. Разудалый вояж по живописной Французской Ривьере — нет, нет, нет и еще раз нет.
Бессвязные сюжеты, бездонная ирония, едкие насмешки над собой любимым, над собственным ремеслом, юмор на грани фола и литры крови вперемешку со звериным хохотом — на этих столпах и зиждется пресловутая «реальность» по Дюпье. Правильнее будет сказать, «неверная» реальность, в которой психоделика приравнивается к поэзии, а трезвомыслие доводится до белого каления. В конце концов, все мы сумасшедшие. Однако те, кто научились анализировать собственный бред, становятся либо философами, либо инди-режиссерами. Тут уж кому как повезет.
