Майфест, прошедший в этом году уже не первый раз стараниями поэта и литературтрегера Даны Курской (абсолютно единоличными — несмотря на помощь некоторых партнеров), в 2017-м году собрал огромное количество авторов (и, подчеркнем, публики, — в отличие от многих литмероприятий, отнюдь не ограничивающейся собственно выступающими). Чтения проходили в трех городах (помимо пятидневного марафона на московских площадках дни фестиваля прошли в Санкт-Петербурге и Челябинске), и Майфест стал на этот момент нашей холодной и унылой весны отдушиной для всякого, кто любит стихотворчество — и уж точно центральным событием поэтического бытования. Определенный рекорд многолюдности участвующих сочинителей (не абсолютный в принципе, но, кажется, всё-таки абсолютный в ситуации личной инициативы куратора) вызвал у разных наблюдателей разного рода эмоции — от радости того иллюзорно-утопического представления о целостности поэтического братства до многообразных форм критики (разной степени конструктивности, по большей части невысокой) и даже прямых инсинуаций.
Мы полагаем, что перед нами как раз проект не просто значимый, но и ценный самим фактом своего существования — и наши личные симпатии к организатору здесь не при чем. Перед нами опыт, имеющий двоякий смысл. Представление о «смотре сил», «срезе разнообразных поэтических страт» естественно приходит как первичное описание Майфеста, но дело не только в энциклопедичности подхода куратора к максимально разобщенному современному поэтическому миру, но и в трансформации данного представления в некоторое принципиальное утверждение о живости и торжестве поэтического слова. Не скроем, трудно удумать профессионального читателя, для которого все выступавшие были бы релевантны их картине происходящего в современном поэтическом контексте. Но тут возникает вторая важная сторона Майфеста: перед нами не только энциклопедия, парад сил, но и постоянный, из года в год продолжающийся и трансформирующийся в результате полученного опыта эксперимент по изучению самого поэтического тела, личности поэта в современном процессе. Здесь нет обоймы: в этом году выступило множество авторов, прежде не принимавших участие в фестивале, и рассмотрение каждой отдельной истории далеко выходит за пределы литературной жизни или литературного быта — уже в пространство антропологических вопросов. Дана Курская выступает не только как организатор, но и как исследователь самого поля современной поэзии — вполне в бурдьеанском смысле, и это исследование требует долгой и очень, представляется, продуктивной рефлексии.
Отметим и разнообразие площадок, где проходили разные дни чтений. Не имея возможности наблюдать внемосковские сегменты фестиваля, отметим само разнообразие московских пространств: от солидного «Нового мира» до принципиально андеграундного «Зверевского центра»; при этом состав авторов, выступавших в тот или иной день, не всегда напрямую коррелировал со стилистическим характером пространств: отсюда мы видим тот разный уровень полифонии, который, безусловно, является ядром фестивального замысла Даны Курской.
Разность поэтик авторов, выступавших на фестивале, можно продемонстрировать, предъявив несколько примеров, демонстрирующих лишь часть многообразияи выступавших авторов.
Вот, например, Александр Курбатов. Осумбезовец и звезда слэма, народный краевед и мастер голосового стиха, он превращает осколок внешнего, почти конкретистски выхваченного из потока речений высказывания в структурную основу своего рода иронического палимпсеста:
Уподобился человеку безрассудному
На Октябрьской-кольцевой зашёл в неоптимальный вагон,
Который на Курской останавливается не напротив лестницы перехода,
А немного дальше.
Собирался на следующей перейти в соседний,
Но задержался.
В «неправильном» вагоне играл и пел слепой.
Сидел, играл и пел.
На вид молодой – лет 18-20, возможно, меньше.
К ноге у него был привязан чёрный пакет для пожертвований.
Играл на аккордеоне, но маленьком,
По сравнению с обычными аккордеонами.
Играл не постоянно, а порциями,
В промежутках продолжал говорить.
То есть, говорил постоянно, то под музыку, то не под музыку, нараспев.
Читал, по интонации, какие-то молитвы
Или какие-то другие тексты религиозного содержания.
Мне слов было не разобрать из-за метрошного шума,
Но в какой-то из промежутков затишья расслышал фразу:
«Уподобился человеку безрассудному»
Был этими словами поражён.
Какая мощная и универсальная формулировка!
Если задуматься – применима к любому человеку во многих и многих ситуациях.
Каждый о себе может вспомнить.
Напрашивается продолжение.
Но невозможно представить достойное продолжение,
Любое продолжение будет ослаблением,
Будет снижать общечеловеческую трагедию
До каких-то личных комических эпизодов.
Уподобился человеку безрассудному –
На «Ростов»-«Локомотив» поставил, эх, в тотализаторе.
Уподобился человеку безрассудному –
Взял «Быстрокредит», дабы вернуть кредит.
Уподобился человеку безрассудному –
Весь кредит потратил на операцию по увеличению полового члена.
Уподобился человеку безрассудному –
Озаботился пополнением списка своего донжуанского.
Уподобился человеку безрассудному –
Подрался с шестнадцатилетним сыном и сломал ему нос.
Уподобился человеку безрассудному –
Перед собеседованием по приёму на работу
Решил справиться с волнением при помощи алкоголя.
Уподобился человеку безрассудному –
Ушёл из семьи,
От единственных людей, которые его как-то любили.
Уподобился человеку безрассудному –
Злоключения свои стал в стихах описывать.
Уподобился человеку безрассудному –
Возжелал себе литературных почестей.
Уподобился человеку безрассудному –
Некоторых почестей удостоился, но счёл их недостаточными.
Уподобился человеку безрассудному –
Задумал самоубиться – вот тогда пожалеют, но поздно будет.
Уподобился человеку безрассудному,
Но не до конца уподобился – самоубиться не смог.
Уподобился человеку безрассудному –
Познакомился у метро с алкоголической женщиной, лишившейся квартиры.
Уподобился человеку безрассудному –
Привёл её к себе домой и прописал.
Уподобился человеку безрассудному –
Жил почти что счастливо
Оставшиеся три недели
До пожара.
Да нет, конечно.
В песне-молитве было совсем не об этом.
А что было – я не слышал.
На Таганской в вагон вошла группа людей
Уголовной направленности.
Поначалу громко о чём-то переговаривались,
Но быстро затихли.
Обступили аккордеониста,
Слушали.
Я боялся, что вытащат у него из пакета деньги.
Но нет.
Перед Курской насовали ему ещё
И вышли.
А вот совсем иной поэтический язык: тонкое, вдумчивое медитативное письмо челябинского поэта. Критика и педагога Константина Рубинского, совмещающего вроде бы пассеистскую лирику с ультраактуальной оптикой слабости, аутизма, – но и глубинного внимания к самым незаметным элементам мира:
По лесопарковой зоне бродя кругами,
Не удержусь и выдохну полной грудью –
Что, мол, скулишь-то, будет тебе другая!
Сердце в ответ насмешливо замигает:
Будет другая, а этой уже не будет.
Долго скрывала свою нелюбовь ко мне ты.
Вот дождались: титры ползут в финале
Мимо кафешки, где грызли шашлык дуэтом,
Мимо скамейки, где дожидались лета,
Мимо сугроба, где дурака валяли.
Ныне позорным дозором, один, неспешно
Тщусь обойти руины владений наших
И утешаюсь мыслью осточертевшей:
Будет другая, куда понежнее, нежность,
Будет другая, куда потеплее, тяжесть.
…Так ли когда-нибудь старичищей хворым
С жизнью прощаясь, подумаю неминуче:
«Что заскулил-то, другая поспеет скоро,
Как обещали пророки, куда покруче».
Но, потухающим оком окно пугая,
Где запоздавший снег скаты кровель студит,
К жизни прильну слезами, прижмусь губами,
Вспомнив: ну да, не замедлит придти другая,
Только такой уже никогда не будет.
Или вот: казанский поэт и литературный организатор Лилия Газизова работает — помимо прочего — с максимально прозрачным биографически обоснованным свободным стихом, будто бы стирая грань между автором и лирическим субъектом, – но тем и создавая важнейший элемент едва уловимого зазора между ними:
Сижу за столиком на сцене
Актового зала
Университета елабужского.
Выкликаю поэтов.
В первом ряду Миша К.,
Как всегда,
На видео снимает нас,
Читающих стихи.
Вдруг становится страшно:
Вот не станет меня,
А кадры останутся,
Как я сижу за столиком
Актового зала
Университета елабужского,
Как задумываюсь о чём-то,
Смотрю в окно
Или платье поправляю.
Всё на свете уходит в бездну:
И стихи, и вечер, и мы,
И даже будущее
Ждёт своей бездны.
А не отправить ли туда,
В будущее без меня
Послания моим детям.
Вот улыбаюсь иронично
И неожиданно подмигиваю –
Это сыну.
Он поймёт, о чём я.
А сейчас смотрю долго
И с пониманием как бы,
Это – доченьке.
Но пора уже объявлять
Следующего участника вечера.
Очень одиноко сидеть,
Осознавая свою смертность,
За столиком на сцене
Актового зала
Университета елабужского.
Цитировать можно долго, и есть надежда, что фестиваль обрастет еще и поэтической антологией. Но ничего вот нет тяжелей такого рода личных усилий, они во многом неблагодарны. Пожелаем же Дане Курской не разочароваться в ее уникальном проекте, по крайней мере в том, что приносит ей радость, а не огорчения.
Заглавная фотография Анатолия Степаненко
