«Экстремальная музыка: шум, тишина и всё, что между» — масштабное исследование музыкального журналиста Майкла Тау, вышедшее в культовом американском издательстве Feral House. Проведя более 100 интервью с музыкантами и родоначальниками авангардных жанров, используя свой врачебный опыт в области психиатрии, в книге Тау объясняет, что побуждает людей создавать и слушать немейнстримную музыку — от диких шумовых экспериментов до гробовой тишины.
С разрешения издательства самиздат перевел и впервые публикует главу, рассказывающую о зарождении нойза — революционного жанра, который лишил музыку практически всего, с чем она ассоциировалась до этого: ритма, тона, формы, мелодии. Вместо этого исполнители стали записывать скрежет металла или, например, радиопомехи.
В тексте читайте — как в шуме проявляется эстетика звука, какой альбом считается первой нойз-пластинкой, каким образом нойз связан с тошнотой и табуированностью человеческого тела и почему людям порою нравится слушать шум вместо «организованного звука».
Для меня эстетика силы звука максимально проявляется в нойзе, одном из редких музыкальных жанров, который действительно оправдывает название. Представьте себе такую картину: продюсеры создают длинные композиции из разрозненного белого шума путем выкручивания регуляторов на своем оборудовании до такой степени, что остается только эхо. Парижский продюсер Ромен Перро, один из ведущих представителей нойза, описал эстетику этого жанра в интервью Quietus:
«Всем, кто хочет узнать больше о нойзе, но раньше не слушал его, я бы посоветовал просто взять радиоприемник, отрегулировать его на диапазон между двумя станциями и увеличить громкость. Если вам понравится, то, возможно, пришло время перейти к прослушиванию более жесткого нойза».
В 2014 году в Кливленде даже возник небольшой скандал: менеджер запретил диджею радиостанции WRUW Западного университета Кейза проигрывать композиции Перро, так как боялся, что слушатели перепутают их с радиопомехами и выключат радио.
Концепция нойза не является чем-то новым. Он встречается в экспериментальной музыке начала XX века: от записей художника-футуриста Луиджи Руссоло до работ Джона Кейджа и композиторов в стиле конкретной музыки (фр. musique concrète).
Однако главным событием в истории нойза многие считают двойной альбом Лу Рида Metal Machine Music 1975 года. Как и последующая шумовая музыка, он был неоднозначным. Ходили слухи, что Рид записал альбом в качестве циничного жеста, лишь бы выполнить контрактные обязательства лейбла, или что это шутка над фанатами. В примечаниях к альбому музыкант утверждает, что до релиза даже не слушал его целиком. Журнал Trouser Press Record Guide, в свое время совершивший переворот в области альтернативной музыки, дал альбому высокую оценку: «Если он просто хотел раззадорить людей и подорвать их представления о музыке, то в Metal Machine Music у него это отлично получилось». А вот журнал Rolling Stone сравнил его с «трубным гудением галактического холодильника».
Несмотря на массовую неприязнь, звучание Metal Machine Music было очень влиятельным. Сегодня этот альбом считают важнейшим предшественником нойза конца семидесятых и начала восьмидесятых годов.
Примерно в это же время представители японской музыкальной субкультуры стали выпускать кассеты с харш-нойзом, преобразуя звучание электрогитары через педали эффектов.
На японской нойз-сцене появилось несколько громких исполнителей. Многие из них имели экзотические названия, намекающие на холодный индустриальный обертон нойза (MSBR, сокращение от Molten Salt Breeder Reactor, — жидкосолевой реактор-размножитель) и его любопытную связь с табуированностью человеческого тела (The Gerogerigegege — японское звукоподражание, означающее одновременную рвоту и диарею). Их выступления часто сопровождались сценами унижения и бесчинствами. В особенно эпатажном дуэте Gerogerigegege был участник по имени Gero 30, единственной обязанностью которого была мастурбация на сцене, чаще всего с помощью пылесоса. По слухам, оба участника The Gerogerigegege иногда играли с фекалиями на сцене и даже ели их.
Однако ни один исполнитель нойза не был так известен, как Merzbow, проект Масами Акиты, чья карьера длится уже пять десятилетий, начиная с дебютного альбома Fuckexercize 1980 года. Ему приписывают известную цитату о шумовой музыке:
«Если под шумом вы имеете в виду неприятные звуки, тогда поп-музыка — шум для меня».
Дискография Merzbow не поддается исчислению, учитывая множество утерянных релизов, но на сайте Discogs можно найти 374 официальных альбома, без учета сборников. Жемчужиной списка является бокс-сет Merzbox 2000 года, тщательно оформленный толстяк лейбла Extreme из 50 компакт-дисков харш-нойза. Эта невероятная новинка разошлась тиражом в тысячу экземпляров и продавалась по цене 450 долларов США за штуку. Роджер Ричардс из Extreme Records предполагает, что спустя несколько десятилетий непроданными остались менее 120 экземпляров.
Многие утверждают, что нойз — это отказ от всего, что делает музыку привлекательной с коммерческой точки зрения. И тем не менее пантеон «шума» с его колоссальным количеством ультралимитированных релизов породил огромный рынок коллекционеров. Неизвестные кассеты и пластинки японских нойз-исполнителей регулярно продаются за сотни долларов. Известно, что предприимчивые перекупщики отслеживают даты выхода записей на таких лейблах, как Hospital Productions, а затем скупают копии, чтобы тут же продать их по цене, в несколько раз превышающей первоначальную.
Я спросил Ричардса, не считает ли он, что Merzbox в модном футляре со всякими коллекционными дополнениями противоречит антипотребительскому посылу нойза. Он не сомневается, что некоторые люди фетишизируют этот бокс-сет, но считает такую цену вполне оправданной. «Я уверен, что некоторые люди покупают Merzbox лишь для коллекции и никогда не слушают его. Это очевидно! Мягкий резиновый кейс Merzcase сам намекает на это. Но я также знаю, что некоторые с помощью Merzbox открыли для себя множество граней нойза, слушая других нойз-музыкантов или создавая произведения самостоятельно».
Он отмечает, что, как и нойз, многие жанры начинались с идеи антипотребительства. «Панк, рок, индастриал — вот лишь некоторые из них». И хотя нойз «выдержал испытание борьбой с потребительством в течение многих лет по очевидным причинам» можно заметить появление «элементов нойза в поп-музыке, которая, безусловно, является коммерческим продуктом».
Несмотря на это, нойз интересен еще и тем, что о нем довольно много писали с теоретической точки зрения. Было опубликовано несколько работ и книг, в частности, Japanoise: Music at the Edge of Circulation («Японойз: музыка на периферии культуры») Дэвида Новака и Noise/Music («Шум/Музыка») Пола Хегарти. Чтение размышлений Хегарти о шуме может оказаться тяжелым, поскольку он разбирает понятие за понятием, все больше уходя в абстракцию. Я восхищаюсь его любовью к малоизвестным деталям японской нойз-сцены, хотя меня несколько раздражает его стиль письма, так как раз за разом приходится читать примерно следующее:
«Двойной провал — не быть шумом и не быть музыкой — единственный мимолетный успех, которого может достигнуть нойз. В этом нет ничего негативного, кроме того, что шум сам по себе является негативом — т. е. шумовые композиции не присутствуют в конкретном музыкальном произведении или стиле на постоянной основе, они возникают в отношении с другими элементами».
Возможно, вы задаетесь вопросом, почему статический шум заслуживает углубленного теоретизирования. Что в нем такого? Подумайте: само слово нойз (noise) происходит от греческого nausea («тошнота»). Нойз не сводится к эксцентрикам в очках без диоптрий, трущимся лобками о контактные микрофоны.
Шум относится к раздражителям, вызывающим отвращение. Многие определяют шум по тому, чем он не является: если музыка — это «организованный звук», то шум — все остальное.
Но что это значит для тех, кто предпочитает слушать шум вместо «организованного звука», или тех, кто организует его в звуковые композиции?
Хегарти обобщает несколько различных определений шумовой музыки в эссе Noise Music («Шумовая музыка»). Одна теория рассматривает шум как триумф физического над рациональным, своеобразный катарсис, который способен сплотить людей — примером этому может служить рейв-сцена девяностых годов. Другое определение описывает этот жанр как форму «чистого выражения», как абстрактные брызги краски в работах Джексона Поллока, которые можно считать визуальным аналогом шума. Третье определяет шум как «отсутствие смысла», хотя это немного парадоксально, так как бессмысленность, по сути, сама является формой смысла.
Большинство теоретических работ о нойзе в итоге ссылаются на Теодора Адорно, немецкого философа, который утверждал, что все элементы культуры становятся товарами, включая искусство. Будучи знатоком классической музыки, он считал, что популярная культура, по сути, превращает музыку и искусство в целом в тонкие вариации одной темы, предназначенные для развлечения легко ублажаемой публики и служащие целям индустрии. По мнению Адорно, авангард постигла та же участь — его возвышенные идеи были сведены к коммерческой составляющей. В статье под названием Why Hardcore Goes Soft («Почему тяжелая музыка становится легче») писатель Николас Дж. Смит размышляет об Адорно и сожалеет о том, что купил нойз-альбом. Эта покупка была равносильна «уплате двадцати долларов за час шума». Он отмечает, как быстро шумовая и экспериментальная музыка стала считаться чем-то эксцентричным:
«…Стандартный путь модернистских произведений — быть воспринятыми как странные и несуразные, обрести художественное признание, а затем скатиться в клише. Если эти этапы перемешиваются, а странное и несуразное сразу же принимается за клише, то искусство так и не выходит за рамки одномерной инструментальной культуры».
Merzbox является одновременно и подтверждением, и высмеиванием этой идеи. Это потребительский продукт, который подчеркивает свою ценность для коллекционеров и при этом расширяет границы того, что можно считать потребляемым, так как состоит из 50 компакт-дисков с записью шума обратной связи. Это максимальное воплощение музыки, слушать которую невозможно. Зато Merzbox отлично смотрится на полке.
За редактуру перевода самиздат благодарит Анну Аксенову.
Читайте также:
Легендарная певица Jarboe о работе в Swans, агрессивной рок-публике, интимной музыке и настоящем искусстве
От экстрим-тишины до разноса сцены в щепки. Как выглядит новый андеграунд? Репортаж с лондонского фестиваля Raw Power
Секс, драки, богохульства: безумные выходки музыкантов на концертах
Плейлист новой антивоенной музыки — от ДДТ до Моргенштерна. Кого и почему запрещают слушать россиянам?
