«На полочке у Владимира Путина лежит книга Ивана Ильина. Время от времени президент ее снимает и читает. Также российский лидер почитает Николая Бердяева». Националистические идеи любимых мыслителей президента базируются на том, что только наш язык отличается от других и только у русских есть «особая история», хотя то же самое можно сказать про любые народы. Псевдопатриотические концепции, на которых строится дискурс президента, держатся на недоказуемых тезисах вроде «богоизбранности», «особой природы» и «особенного православия» русских.
I
Путинизм всё шире открывает пасть — и мы видим филигранность заточки клыков, видим прекрасно сохраненный кариес.
Где-то между заостренных зубов виднеются косточки бедолаг-оппозиционеров и украинцев. В зубных дырах торчат швабры, «гиперзвуки» и «Цирконы», а по остаткам эмали стекают капли крови.
Бесспорно, лечение разумеет весьма болезненные procédures politiques, но нас интересует чисто психический момент. Нам интересно, чем обусловлена мотивация пациента развить у себя во рту торжество политической антисанитарии и побежать кусать кого только вздумается.
Клыки заточены по лучшим имперским лекалам, а особая гигиена создает нужный аромат духовности. Складывается абсолютно верное впечатление четкой планировки. И действительно: страшный сон стоматолога поддерживается лучшими из лучших — тут и виртуоз исторической науки Мединский, и мастер спорта по плевкам в микрофон Соловьев, и основоположник подъездной дипломатии Лавров, и его верная подруга Маша Захарова, и великий национализатор Петр Толстой, и наставник молодого поколения Кравцов.
Словом, путинизм располагает теми еще скульпторами.
Но ни в коем случае не подумайте, что они импровизируют и действуют сообразно уникальному плану. Новаторов в Кремле нет. Отнюдь, кремлевские романтики имеют вдохновителей. Систематическая не-чистка зубов и людоедство продиктованы виртуозами религиозной философии. Клыки затачивали только сообразно планировке, составленной изоляционистом Ильиным и мессианским трагиком Бердяевым.
II
Ergo, вопрос в том, как составлены те идеологические формы, в которые был залит раскаленный металл современного российского режима. Нам нужно разглядеть учителей путинизма.
К слову, В.В. раскрыл карты еще в октябре прошлого года, поведав публике о своих любимых мыслителях. Более того, их философские извращения начали фигурировать в эфире новостных каналов: ув. Киселёв дерзнул поведать публике о сочинении Ильина «О сопротивлении злу силою». Вкратце: Иван Александрович все сочинение усердно пытается обосновать необходимость кусать зловонной пастью каждого, кто не вписывается в концепцию национальной идеи. Ничего особенного.
Теперь же рассмотрим in vitro столь привлекательные идеологемы.
Господин Ильин обрадует нас мантрами об особом национальном духе русских, а также исполнит философское сальто, обозвав свой подход эмпирическим. Ильин ратует, что «необходима идея», но не простая, а выведенная аж из самого духовного характера народа:
Эта идея должна быть государственно-историческая, государственно-национальная, государственно-патриотическая, государственно-религиозная. Эта идея должна исходить из самой ткани русской души и русской истории, из их духовного глада.
Ильин, «Творческая идея нашего будущего»
Иван Александрович всеми силами хочет показать, что он выводит правила из самой жизни, а не ставит их перед жизнью, принуждая её подстраиваться под идею.
Однако мы бы убедились в верности данного подхода только в том случае, если бы сам Ильин имел ясное представление о природе человека.
Право слово, блистая абсолютным невежеством и знанием христианских мифов, блистая презрением к науке, Иван Александрович старается судить о некоей духовной природе человека. Оперируя суждениями, основанными на своих религиозных переживаниях, Ильин d «О национальном призвании России» делает некие выводы о том, что «Россия не похожа на другие страны». В том же сочинении Ильин даже приводит ошеломляющие факты: во-первых, русский язык отличается от других языков; во-вторых, русские избраны неким богом; в-третьих, у русских особая русская природа; в-четвертых, у русских особая история; в-пятых, русские по-особенному православные. Всё.
Первый факт никак не отражается и не поддается никаким контраргументам. Второй факт вынуждает нас спросить о психической полноценности Ильина. Третий факт лишь заставляет спросить о должной образованности Ивана Александровича.
Четвертый факт трактуется философом так: русские всю свою историю были невероятно страдательны, путь их был невероятно тернист, но через тернии они несли огонь своей богоизбранности. С этим также всё кристально ясно. Пятый факт в достаточной степени перекликается со вторым.
III
Вероятно, меня упрекнут в излишнем легкомыслии, упрекнут в том, что я слишком просто отмахнулся от положений философии Ильина.
Но.
Я отвечу простым и известным доводом: что принято без доказательств, то без доказательств может быть и отвергнуто.
Дело в том, что ильиновские теологические исследования верны не как действительные истолкования, а как плоды разгорячившейся фантазии, столь глубоко воспринявшей христианские сказки.
В этом и вся ошибочность религиозной философии: будучи строго абстрактной и оторванной от действительной жизни, она производит соответствующие плоды — и когда эти плоды властитель пытается увязать с реальностью, он неизбежно терпит поражение.
При детальном рассмотрении одного из таких плодов — государства по Ильину — выясняется, что Россия не должна идти по пути примирения конкурирующих классов (это, видите ли, западная модель), или по пути борьбы классов (это всё большевистские ухищрения), а должна единым и органичным строем осуществлять национальную идею — это, по Ильину, главный двигатель.
Мы не можем мыслить государство по трафарету западных демократий как общение интереса и равновесие конкурирующих классов. Мы мыслим его как общение братского служения, как единение веры, чести и жертвенности.
(Там же)
Иван Александрович считает, что с данным от некоего бога особым положением народ в реализации национальной идеи неизбежно создает государство как продукт «свободного духовного творчества».
Ad verbum, Ильин выделяет следующие функции государства: «властно внушаемая солидаризация народа; авторитетное воспитание автономного правосознания; созидание национального будущего через эксплуатацию национального прошлого, собранного в национальном настоящем».
Вместе с тем Иван Александрович полагает свободу как смиренную связь с «Богом» и подчинение. Ильин мыслит свободу как ведомость человеческого духа национальной идеей, воплощенной в государстве, — и государство же Ильиным осознается как творчество национального духа.
Правда, цепочка кажется невероятно стройной до тех пор, пока мы простой логической операцией не уберем абстрактное божество. Нет божества — нет идеи.
В таком случае ситуация поражает воображение: царь-самодур, одурачивая страну православными сказками, одурачивая постоянным рытьем в истории, использует народ для того, чтобы принести его в жертву какой-то идее, которая находится только в царской фантазии.
IV
Роженицам разбомбленного мариупольского роддома, по-видимому, следует снять шляпу перед guerriers du Mordor, поскольку ничто так не способствует наступлению «царства божьего на земле» как ракетный залп.
Стало быть, обожателю ботулотоксинов следовало бы показательно встать под место удара ракеты «Кинжал». Очевидна русская эсхатология, устремленность к концу, — как пишет Николай Бердяев.
Если Ильин считал, что гнойник духовности необходимо оберегать и сохранять, что «русский мiръ» имеет четкие границы, что ему необходимо находиться в постоянной исторической конфронтации с Западом, утверждать за счет него свое величие, то Бердяев же держится того мнения, что гнойник русскости должен лопнуть, забрызгав весь мир.
По Ильину, «русский мiръ» — это законсервированный гной строго для личного потребления. По Бердяеву же, «русский мiръ» должен идти на экспорт, утверждая себя непосредственным всемирным наступлением.
Расхождения в учениях обоих предтечей путинизма достаточно невелики. Но всякие различия, пускай и очень малые, теряют значимость, смешиваясь кашей в известной голове.
Мессианство Бердяева, как бы не было противным чувствам Ильина, достаточно уютно уживается рядом с его воззрениями.
Концентрация «национальной идеи» в отдельной стране совершенно не отменяет того, что концентрат может быть подготовлен к поставке за границу.
Правды ради, мессианство за границей обыкновенно материализуется в цинковые гробики — и в виде таковых возвращается на родину. Возвышеннейшие национальные стремления неизбежно реализовываются в тысячах трупов. Примечательно, что выпавшие на землю кишки soldat russe лучше всего демонстрируют красоту, многообразие и загадочность внутреннего мира русской души.
И мы преспокойно найдем подтверждение у Бердяева и Ильина тому, что национальная идея, вероятно, является масштабным проектом ритуальных агентств.
«Русская идея — эсхатологическая, обращенная к концу. Отсюда русский максимализм. Но в русском сознании эсхатологическая идея принимает форму стремления ко всеобщему спасению» (Бердяев, «Русская идея»).
…русский человек становится мастером радостного страдания, а идея жертвы и жертвенности оказывается центральной идеей русской этики…русский человек не боится смерти. Он уверен, что без смерти невозможно и воскресение.
Ильин, «О национальном призвании России»
При этом количество необходимых трупов не уточняется. Идеологи не оставили точных указаний. Главные практики русской идеи, вроде Мизинцевых и Путиных, вынуждены давать волю случаю, потому как самостоятельно не в состоянии уточнить число.
Они прекрасно знают, что в их свободном распоряжении миллионы жизней российских мальчишек. И думают, что вправе этими жизнями распоряжаться как угодно, оправдывая это конспирологией про кольцо врагов и злую «нату».
Если кремлевские романтики настолько увлечены русской религиозной философией, то никто совершенно не против, чтобы они обратились к эсхатологическому концу. Нажатие спускового крючка не требует особых усилий. Да и промахнуться будет практически нереально. Лавров сам же недавно заявил, что «мы скорее умрем», чем «встанем перед Западом на колени». Пожалуйста.
Проблема в том, что они желают взять с собой еще 140 миллионов человек.