Наш друг и коллега, корреспондент «Дискурса», поэт, документалист и социальный волонтер Сева Королёв — политузник путинского режима. Он уже 20 месяцев находится в СИЗО по репрессивной статье о распространении «фейков» про российскую армию — за два поста в VK о событиях в Буче, Бородянке и Донецке. Севино дело сейчас — самое долгое дело «о фейках». В феврале прокурор Акимов попросил отправить журналиста в колонию общего режима на 9 лет — это самый большой запрашиваемый срок по «фейковой» статье. 18 марта Сева выступил в суде с речью и произнес последнее слово. Мы публикуем его речь целиком, чтобы каждый мог сделать свой вывод о происходящем.
Ваша честь, товарищ прокурор, уважаемые слушатели! Изначально я был очень рад, что у меня будет достаточно времени для того, чтобы подготовиться к сегодняшнему заседанию. Но, честно сказать, после прошлого заседания у меня немного опустились руки, поскольку я готовился к предыдущему заседанию, штудировал уголовный кодекс, а главное, приводил различные разумные доводы, все из которых прокурором были просто проигнорированы, как будто их вовсе не существовало.
У меня вообще из речи прокурора сложилось впечатление, что он говорил о каком-то другом уголовном деле, к которому у обвинения имеется серьезная доказательная база, а обвиняемый частично признал свою вину.
Не то, чтобы я ожидал от прокуратуры признания своих ошибок, но произошедшее вызвало у меня ощущение какого-то недоумения и неловкости за еще молодого человека, столь беспардонно и неталантливо манипулировавшего словами.
Впрочем, поскольку в ходе заседаний я озвучил все доводы относительно того, почему считаю обвинение несостоятельным, и рекомендовал прокурору воспользоваться частью 7 статьи 246 УПК РФ и отказаться от обвинения, можно сказать, что это был его осознанный выбор. Однако я хочу напомнить, что до удаления суда в совещательную комнату он еще может это сделать. Я же, в свою очередь, постараюсь разобрать доводы стороны обвинения, постараюсь показать, что те доказательства, которые они считают релевантными для разрешения данного дела, таковыми не являются, а также выскажу свою позицию относительно как обвинения в целом, так и отдельных его пунктов, которые вменяются мне в вину. При этом я покажу, что формулировки, содержащиеся как в обвинительном заключении, так и в иных документах по делу, равно как и сама структура обвинения, в целом однозначно позволяют отнести обвинение к категории неправа.
Говоря о неправе, Гегель в своей «Философии права» выделяет три его формы. Заблуждение — это некое непреднамеренное беззаконие к незнанию и неотчетливому пониманию права, обман и преступление. «Если неправо представляется мне правом, то это неправо непреднамеренное». Второй вид неправа — обман. Здесь неправо не есть видимость для права в себе, но проявляется в том, что я представляю другому видимость как право. Различие между преступлением и обманом состоит в том, что в обмане, в форме его совершения, еще заключено признание права, чего уже нет в преступлении.
В дальнейшем я попытаюсь определить, к какой из этих категорий — заблуждению или обману — относятся действия прокурора. Для этого я постараюсь показать, что в материалах дела право представлено именно как видимость. То есть у меня есть основание говорить об обмане. И начну я именно с самого логичного понимания происходящего. Но тем не менее происходящее имеет еще одну логическую возможность, к которой я обращусь чуть позднее. Что, однако, не может вызывать никаких сомнений — это сам факт моего уголовного преследования.
Исходя из анализа доказательств, представленных обвинением, я покажу, почему считаю его осуществляемым по политическим мотивам. Такого рода преследованию подвергаюсь не я один, поэтому интересно рассмотреть общую матрицу, по которой действуют правоохранительные органы в подобных случаях.
Как говорил Людвиг Витгенштейн, способ взаимосвязи объектов в событии — суть структура событий.
Итак, для начала я предлагаю обратиться к обвинительному заключению от 30 сентября 2022 года. Из него усматривается, что обвиняюсь я в том, что разместил в социальной сети «ВКонтакте» два текста, в которых были обнаружены признаки распространения под видом достоверных сообщений заведомо ложной информации об использовании вооруженных сил РФ в действиях государственных органов и так далее. Далее перечисляются четыре тезиса, присутствующие, по мнению обвинения, в этих текстах. Давайте кратко пройдемся по каждому из них.
Я не вижу большой необходимости повторяться, поэтому большую часть планирую сконцентрировать на первом по смыслу пункте, который вменяется мне в вину: что я утверждаю, что «вооруженные силы РФ вторглись и напали на территорию Украины с целью захвата ее территории и уничтожения или ограничения ее независимости, изменения ее политического или общественного строя, назвав РФ агрессором».
Во-первых, я замечу, что, с точки зрения правил и норм русского языка, единственно возможное прочтение этого текста состоит в том, что именно вооруженные силы РФ, вторгнувшись на территорию Украины, назвали РФ агрессором.
Данный казус, скорее, является некоторым свидетельством общей неграмотности, присутствующей в сфере делопроизводственных отношений. Поэтому я не буду обращать на него слишком большое внимание, но такого в деле вообще-то много. По сути говоря, здесь утверждается следующее: суждение «в конфликте с Украиной РФ является агрессором» является заведомо ложной информацией. Ваша честь, нигде в материалах уголовного дела никак не концептуализировано понятие факта как такового. Между тем, это, мне кажется, важно.
В переводе с латинского «фактум» значит сделанное, совершившееся действие, поступок. При этом, я сейчас приведу цитату из Новой философской энциклопедии, очень важно различать «чувство как возможность что-то воспринять и восприятие как реализацию этой возможности. Восприятие связано с пониманием и предпониманием чувственных данных. Оно, будучи активным процессом их получения, усвоения и преобразования, изменяется, в том числе в связи с изменениями в теоретическом и практическом осмыслении его результатов. Говорят даже об изменении чувственного восприятия мира вследствие изменения структур и механизмов его осмысления».
Например, для нас суждение «радуга состоит из семи цветов» будет однозначно истинным, в то время как для носителя языка, в котором отсутствует, например, различие голубого и синего цветов, как минимум неоднозначным. Для человека, воспитанного в парадигме, предполагающей существование колдунов, эти колдуны, равно как и силы, к которым они обращаются за помощью, являются совершенно обычной частью их жизни.
Точно так же человек, уверенный в том, что некий «коллективный Запад» спать не может, непрерывно думая лишь о том, как развалить Россию, каждый день неизбежно будет убеждаться в собственной правоте, ибо в обоих случаях речь идет о чисто когерентных, то есть внутренне непротиворечивых, системах.
В первом приближении информацию можно определить как совокупность различных интерпретаций фактов. Гомогенность, то есть однородность, этих интерпретаций есть свойство всякой информационной системы, достигающееся наличием у каждой из них некоторой базовой аксиоматики и применением по отношению к различным фактам одних и тех же правил вывода. Концептуальный аппарат различных систем позволяет каждой из них интерпретировать один и тот же факт по-своему. Основным критерием здесь является непротиворечивость в рамках самой системы, а также убежденность субъектов-производителей информации в адекватности используемой ими базовой аксиоматики и целесообразности использования тех или иных правил вывода, а субъектов-потребителей информации в ее соответствии с действительностью.
Отсюда ясно, что осуждение о том, какая сторона является агрессором в военном конфликте, является результатом анализа множества других данных, то есть относится не к категории информации, а к результатам ее осмысления, а значит не может быть вменено в вину как преступление, согласно законам Российской Федерации.
Однако, по замечанию того же Людвига Витгенштейна, целокупность фактов определяет все, что происходит, а также все, что не происходит. И поскольку происходит у нас, собственно, война, а не происходит мир, со всеми вытекающими отсюда последствиями, я считаю своим долгом кратко высказаться о причинах происходящего конфликта, как я их вижу. Тем более, что на одном из прошлых заседаний я обещал это сделать. Я не буду при этом начинать со времен Богдана Хмельницкого, как это делал Путин в недавнем интервью Карлсону. На мой взгляд, исторический способ рассмотрения вопроса кажется логичным, но уводит нас от сути дела.
Пускай большевики стимулировали развитие национального языка Украины, до этого находившегося в зачаточном состоянии. Пускай до 1991 года Украина не существовала как независимое государство. Не очень понятно, какое это имеет значение, поскольку каждое государство имеет свое начало во времени. И всегда можно найти время, когда его не существовало. К тому же, в своих исследованиях Путин весьма односторонен. Так, в его статье, посвященной данному вопросу, вышедшей, по-моему, в августе или сентябре 2021 года, никак не упомянуто событие Голодомора.
Между тем, имеются многочисленные свидетельства того, что голод на территории УССР был допущен Сталиным сознательно в целях ослабления слишком независимого, на его взгляд, украинского крестьянства. Сошлюсь здесь хотя бы на книгу-исследование Олега Хлевнюка «Сталин. Жизнь одного вождя». А это, в свою очередь, объясняет то, почему далеко не все украинцы были в восторге от советской власти. И при случае выступили против нее, обольщенные обещаниями Гитлера предоставить им независимость, что и было в действительности их основной целью. То есть нельзя забывать о том, что Гитлер пришел к власти именно на основе идеологии антибольшевизма, в первую очередь. Вообще история обычно гораздо сложнее, чем наши о ней представления.
Однако гораздо более важным и фундаментальным моментом здесь является то, что вслед за Путиным никто из людей, принимающих в нашей стране решения, не видит Украину в качестве реального субъекта, а видит ее исключительно в качестве объекта воздействия враждебных России сил. Такая оптика нам хорошо знакома по преследованиям инакомыслиящих в самой России. Ее основная проблема в том, что без представления о другом как о подлинно другом невозможно адекватное понимание себя. Если нет ты, то не может быть и я. Другой человек каким-то образом воспринимается именно нами. В этом смысле, в терминологии Канта, он дан нам как вещь для нас. Но внутри себя он остается вещью в себе. И мы должны осознавать, что наши о нем представления не тождественны тому, каков он как человек для себя. В противном случае, его действительный образ будет заменен с помощью иллюзии нашего его предпонимания некоторой проекцией, куда мы неизбежно начнем вкладывать самые негативные вещи. Мы окажемся в лабиринте зеркал. И с каждым новым разбитым зеркалом наша возможность познать себя будет только уменьшаться. А «познай себя» — это то, что было написано на стенах дельфийского храма.
Это и есть сущностная проблема, которая привела не только к войне с Украиной, но и к тому, что одна объективно большая часть России в упор видит другую, считая всех, кто думает не так, как принято, своими врагами.
Отдельного вопроса заслуживает тезис о том, что украинский режим является нацистским. Вообще говоря, нет ничего удивительного в том, что молодое государство пытается подчеркнуть свою идентичность с помощью программ государственной поддержки национального языка, выработать свое понимание исторических событий и так далее. То же самое мы можем найти, например, в «Повести временных лет», где летописец пытается встроить славянскую историю в контекст общебиблейский. То же самое мы находим везде, где рождается новое государство. Что касается каких-то антироссийских настроений, то это ведь естественное следствие того, о чем я говорил.
Когда человек не видит в тебе субъекта, это вызывает естественное отторжение. И здесь ни при чем ни его национальность, ни Великая Отечественная война, ни Ленин, ни князь Владимир. В отношениях, где один человек не считает другого субъектом, он не считает нужным и ограничивать себя.
Сейчас вновь вошла в моду риторика о стране, над которой никогда не заходит солнце, о том, что Россия не имеет границ, прежде всего метафизических. Между тем, подлинная свобода без самоограничения немыслима. Гегель замечает, что в форме чувства мы уже обладаем ею в дружбе и любви. Я бы еще добавил в уважении. «Здесь мы не пребываем односторонне внутри себя, а наоборот, охотно ограничиваем себя в отношении другого лица, но знаем себя в этом ограничении самими собою. В определенности человек должен чувствовать себя неопределяемым, а наоборот, мы впервые начинаем чувствовать свое достоинство лишь благодаря тому, что рассматриваем другое как другое».
Все остальные политические события, на мой взгляд, являются следствием взрыва, который произошел в 2014 году. И здесь, например, вопрос с тем же Крымом действительно дискуссионен. Конечно, не потому, что там якобы должны были быть какие-то базы НАТО, а потому, что, если мы действительно уважаем самоопределение людей, нам нужно, конечно, признать, что большинство людей были в тот момент не против присоединиться к России. Другой момент — то, как это было сделано. Это было сделано, конечно, совершенно по-свински. Вместо того, чтобы просто порадоваться за людей, выбравших свой путь, каким-то образом помочь им, может быть, вместе начать поднимать Крым, это просто было сделано путем введения «вежливых людей».
А что касается Донецка и Луганска, то я смотрел интервью Стрелкова-Гиркина и считаю, что, конечно, там ничего бы не началось без захвата Славянска, который Гиркин инициировал. Поэтому рассказы о страшных притеснениях, которым в тот момент подвергались люди, которые были против Майдана, — это, на мой взгляд, просто результат действия пропаганды. Конечно, такие люди были, но это можно было бы сделать совершенно по-другому. Хотя бы так, как это было сделано в ситуации с Арменией и Нагорным Карабахом.
Что касается тезиса, который обвинение мне приписывает, по поводу захвата территории — в одной из камер, где я сидел, у человека был дядя из Мариуполя, и когда он его спрашивал, зачем, по его мнению, это было затеяно, тот отвечал: «Ты просто посмотри на карту — теперь у России есть сухопутный коридор для Крыма». Действительно, просто взгляд на карту многих иллюзий по поводу того, что якобы никакой цели захвата территорий не было, моментально лишает. Что касается даже объявленных и сформулированных целей, то есть денацификации, это предполагает непосредственно смену политического режима. Что касается событий в Буче и Бородянке, я очень подробно об этом говорил в ходе предыдущих заседаний, поэтому не вижу нужды повторяться. И то же самое относится к посту, посвященному обстрелу Донецка.
Далее обвинение указывает, что содержание моих постов не соответствует содержанию официальной позиции Министерства обороны Российской Федерации, «негативно оценивают действия вооруженных сил Российской Федерации и государственных органов Российской Федерации в связи с их действиями, осуществляемыми на территории Украины, а также содержат утверждение о необходимости противодействия использованию вооруженных сил Российской Федерации на территории Украины». И далее обвинение эти действия характеризует как преступные. Я хотел подчеркнуть и обратить ваше внимание на то, что ничто из вышеперечисленного не регулируется ни одним пунктом, частью или статьей Уголовного кодекса Российской Федерации, а следовательно не является преступлением.
Что касается доверия или недоверия официальным источникам, то на прошлых заседаниях мы тоже подробно обсуждали этот вопрос. И предыдущие свои мысли на этот счет я не буду повторять. Я скажу лишь одно.
В нормальном состоянии общества средства массовой информации нацелены на то, чтобы информировать общество о реальном состоянии дел, в том числе и потому, что общество имеет достаточно сил, чтобы, в случае предоставления услуг ненадлежащего качества, создать этим средствам массовой информации проблемы.
Когда все разрешенные средства массовой информации принадлежат государству и контролируются им, государство естественным образом становится тем третьим, или нададресатом, под взглядом которого осуществляется деятельность этих СМИ, и единственным институтом, способным затруднить их работу или даже привлечь журналистов к уголовной ответственности. И поэтому, естественным образом, целью СМИ становится в таких условиях не столько информирование общества, сколько зачастую демонстрация лояльности.
Я при этом хочу привести пример из монографии «Фейки: коммуникация, смыслы, ответственность», которая входит в список литературы, использованный экспертами в ходе подготовки своего заключения. 3 июля 2020 года в репортаже Первого канала российского ТВ был показан фрагмент о том, что в Якутске в рамках всероссийской акции «Мы вместе» на главной площади города прошла акция в поддержку одной из поправок в Конституцию, в которой большая масса народа станцевала национальный хоровод осуохай — обрядовый хороводный танец народа Саха. В репортаже говорилось, что жители Якутии устроили хоровод, размеры которого лучше всего оценить по кадрам, которые сделал беспилотник. Ведущий также уточнил, что акцию провели активисты Общероссийского народного фронта.
Понятно, что Первый канал — это главный канал страны, который есть у 98% населения Российской Федерации. И можно было бы предположить, что данный репортаж был выпущен на федеральном канале с целью массового привлечения внимания к поддержке обществом поправок в Конституцию, которые вплоть до самого голосования вызывали неоднозначную реакцию. Однако, начиная с марта 2020 года, в Якутии действовал полный запрет на проведение массовых мероприятий. В самом репортаже была продемонстрирована запись с празднования дня Республики Саха от 27 апреля 2017 года. Информация об обнаруженном фейке быстро распространилась по несколько новостным изданиям. На сайте популярного новостного ресурса Якутии SakhaDay опубликовали опровержение, подчеркнув, что никаких праздников не устраивали и не планируют устраивать. Информацию удалили, но канал при этом никак не прокомментировал ее попадание в эфир.
Это позволяет сделать вывод, что адресатом фейка являлась не только и не столько массовая аудитория, хорошо извещенная о запретах на массовые мероприятия. Редакция вполне отдавала отчет о возможном конфликте с руководством Республики Саха. Реальным адресатом этого репортажа являлся именно третий, адресат институциональный, по отношению к которому каналу требовалось продемонстрировать лояльность, а следовательно гарантировалась безнаказанность. Поэтому мне кажется, что доверять официальным источникам стоит с осторожностью.
Кроме того, из обвинительного заключения можно сделать вывод о том, что я имел прямой умысел подорвать авторитет и дискредитировать государственные органы и вооруженные силы Российской Федерации; знал, что публикация моих постов вызовет широкий общественный резонанс и так далее. В ходе предыдущих заседаний я уже пояснял свои мотивы. Среди них, разумеется, нет ненависти, умыслов кого-то дискредитировать или подорвать авторитет. Я хотел бы заметить, сославшись на статью Сергея Сергеевича Аверинцева «Авторство и авторитет», что авторитет не так работает, что можно прийти и его подорвать.
Авторитет заслуживается исходя из каких-то поступков. И в этом смысле, лично мое мнение, что никто так не подрывает авторитет государственных органов Российской Федерации, как сами эти органы, поэтому мне тут даже заняться нечем.
У меня был сокамерник, молодой человек, у которого брат на войне, и он был в Макеевке на прошлый Новый год, когда туда прилетело. И он тоже считал, что ему надо туда ехать, а с другой стороны непонятно, зачем. И парень очень хороший на самом деле, молодой, 23 года ему. При этом удивительная у него жизнь, как он до этих 23 лет дожил, я вообще не понимаю. Сейчас он уже на этап уехал, я, естественно, не знаю, чем все кончилось. Ну вот, он любил рисовать, а у меня «зашла» открытка Дюрера «Носорог». Он ее увидел и говорит: «Можно у тебя ее взять?» И потом спрашивает: «А это правда, что носороги когда-то существовали?» Это причем не шутка была, он действительно этого не знает, он ни разу не был в зоопарке. Я считаю, что человек, который не знает, существовали ли носороги, должен учиться, получать образование, заводить семью. А не ехать куда-то непонятно зачем воевать. В этом смысле все мое отношение к войне есть в коротеньком стихотворении Михаила Гронаса, я его процитирую:
дорогие сироты,
вам могилы вырыты
на зеленой пажити
вы в могилы ляжете
и очень нас обяжете
Вот это примерно все, что я думаю, и в том числе это и мои мотивы.
Теперь я предлагаю перейти уже непосредственно к доказательствам. Но начать я хотел бы с первой страницы обвинительного заключения, пункта 12. Я попытаюсь каким-то образом структуру обвинения расстроить. Например, тут написано, что я неоднократно привлекался к административной ответственности. Самое смешное, что из этих трех пунктов на самом деле я привлекался к административной ответственности один раз — 27 февраля 2022 года. Потому что 31 января 2021 года я был на митинге, меня отвезли в Металлострой, дело дошло в суд, но было возвращено обратно из-за ошибок в протоколе. Кстати, там мы с Марией Сергеевной познакомились. Что касается 04.04.22, там я действительно получил 10 суток административного ареста, однако в Горсуде этот приговор был отменен, дело отправили на новое рассмотрение, то есть меня выпустили по истечении 5 суток.
При том, что в конце уголовного дела я видел, есть запросы из каких-то соответствующих систем поисковых, относящихся к ведению правоохранительных органов, там действительно что-то подобное написано. То есть это говорит о том, что системы работают некачественно. Например, если тебе что-то присудили, а потом отменили, то отмененное уже никаким образом не войдет никуда.
Я уже не говорю про то, что изначально это, конечно, гениальное ноу-хау Центра Э, вот эта статья 20.2.2. Это нарушение коронавирусных ограничений. То есть по документам никакой протестной активности нет, но при этом тех, кто выходит и что-то пытается сказать, тут же забирают и легонько дают понять, что не стоит этого делать. И тем не менее, у человека, который в принципе обо всем этом не знает, уже есть строчка о том, что он неоднократно привлекался к административной ответственности, потому что это же плохо, наверное. Это уже начинает определять вид документов.
Далее я попытаюсь не в том порядке, в котором прокурор озвучивал доказательства, а в хронологическом. Вот было возбуждено дело. Ну, как оно было возбуждено, я примерно понимаю. Поиском таких людей, как я, занимается целый отдел. Наверное, они сидят, вбивают хештеги в поиск, ищут соответствующие посты. Я уже говорил о том, что предполагал такую возможность, ни в коем случае не считая ее неизбежной, но просто мне было внутренне важно, чтобы моя деятельность не проходила под псевдонимами.
Зачем мне в своей стране прятаться и пытаться от кого-то скрыться, если я занимаюсь важным, по моему мнению, делом?
Решение не закрывать страницу, не делать ее только для друзей было принято мною сознательно, потому что даже если вероятность нахождения какой-то информации мала, мне кажется важным ее оставлять, исходя из принципов свободы слова и того, что люди имеют право знать правду.
Соответственно, возбуждается дело. Далее одновременно происходят несколько вещей. Назначается первая лингвистическая экспертиза. Это, кстати, довольно интересный момент, мне лично непонятный. Если уже потом следователь проводила еще одну, дополнительную лингвистическую экспертизу, то какой смысл это было делать с теми же экспертами? Эксперты Тепляшина и Сафронова подтвердили, что и в первой экспертизе именно они принимали участие.
Причем постановление о лингвистической экспертизе, на мой взгляд, просто неграмотно с точки зрения уголовно-процессуального кодекса, потому что назначается комиссионная судебная экспертиза, при этом предполагается руководствоваться статьей 201 УПК, которая относится к комплексным экспертизам. Прокурор подтверждает, что по сути экспертиза была комплексной, но при этом никак не поясняет, почему в таком случае не соблюдены требования, которые должны присутствовать при оформлении комплексной экспертизы. Это какой-то полнейший бардак.
Я уже не говорю о качестве самой экспертизы, Мария Сергеевна много об этом сказала. Я по большей части, в плане именно экспертологической экспертизы, во всем согласен со специалистом, который ее проводил и давал показания в суде, и эта экспертиза у нас тоже к делу приложена, но это просто непрофессионально. Единственное, что оставалось сделать, — это поручить экспертизу проводить тому же Шатохину, и я вас уверяю, что в этом случае она была бы, в общем-то, примерно того же уровня.
Методики чисто на декларативном уровне заявлены, эксперты их никак не придерживаются, а самое главное — что там, что в других документах стороны обвинения присутствует одна и та же логическая ошибка.
Заведомая ложность трактуется как противоречие официальной информации Министерства обороны, а официальная информация со стороны Министерства обороны легко может быть с точки зрения формальной логики преобразована в частноутвердительное суждение.
Правила формальной логики таковы, что из частноутвердительного суждения невозможно никак сделать релевантный вывод в форме общеутвердительного суждения, потому что из суждения «некоторые считают так-то» невозможно сделать вывод, что информация, которую я представлял, является заведомо ложной.
Я могу понять, что этого может не понимать следователь, этого может не понимать сотрудник Центра Э, но когда этого не понимает или делает вид, что не понимает, эксперт-лингвист, у меня возникают вопросы.
Кроме того, эксперты, проводившие экспертизы, подписывали письма в поддержку СВО, а мои посты тоже относятся к военным действиям. И, на мой взгляд, это очевидный конфликт интересов.
Просто в прошлый раз я подумал, что если это адекватные эксперты, то они могут отбросить свои политические убеждения и теоретически могут проанализировать грамотно. Но ведь суть конфликта интересов не в этом, а в том, например, что судья не может судить своего родственника. Здесь то же самое. Судья, если он грамотный и привержен закону, все равно примет решение в соответствии с законом. Но это, во-первых, недопустимо с моральной точки зрения, а, во-вторых, это та ситуация, которая провоцирует нарушение законности. И именно в этом, на мой взгляд, и есть смысл конфликта интересов.
Что касается показаний и объяснений капитана Марчука. Я, кстати, хочу заметить, что когда прокурор ссылается на его показания в качестве доказательства, подтверждающего мою вину, он тоже не совсем прав, потому что на вопрос о том, почему, по его мнению, я написал эти посты, капитан Марчук ответил, что я выражал свое мнение. То есть в своих показаниях капитан Марчук не подтвердил наличие у меня мотивов ненависти (за что, кстати, ему большое спасибо, легко мог бы это сделать).
Кроме акта, о котором говорила Мария Сергеевна, я уже обращал внимание на справочку на странице 33 уголовного дела за подписью капитана Марчука о том, что я находился дома в момент публикации. В ходе показаний я его об этом спрашивал, он тогда сказал, что это, дескать, такая справка, которая требуется от них при любом подобном деле. Он должен такую справку предоставить. Если вдуматься, то это дико трудоемко, потому что для того, чтобы даже установить, что я находился в этом помещении, я так понимаю, нужно запрашивать видеозаписи с домофона, а тем более, когда это происходит не сразу через день, через два, а по прошествии нескольких месяцев. Но даже если запросить записи с домофонов, максимум, что можно доказать, — что я находился в подъезде этого дома в это время. И в данном уголовном деле это большого значения не имеет, потому что я и сам не отрицаю авторства своих публикаций. Но тем не менее, мы имеем ситуацию, когда некоторое ведомство требует от своих сотрудников по каждому делу выписывать такого рода сомнительные справки, которые в действительности ничем не могут быть подтверждены. И это характерный момент, на который я хотел обратить внимание.
Что касается показаний свидетелей: что после возбуждения уголовного дела делают следователи? Они находят человека, который поставил посту лайк, едут к нему домой и, угрожая ему (я уж не знаю чем), заставляют его писать, что он, дескать, этим очень сильно оскорбился.
На мой взгляд, это просто имитация какой-то деятельности. Как так вообще может происходить? И тоже большая честь и хвала ему, что в суде он от этих своих показаний отказался, поэтому ссылаться на эти показания как на доказательства моей вины — очень странно. Что касается показаний Шатохина, то, как справедливо Мария Сергеевна заметила, они фактически идентичны показаниям Баранова, но показания Баранова по отношению к ним первичны. Я вообще плохо понимаю, откуда взялся этот прекрасный человек, и внутренне не то чтобы очень верю в ту историю, которую он рассказал.
В деле еще присутствуют свидетельские показания Лидии Викторовны, которая по большому счету говорит, что, раз я говорю, что я это написал, то у нее нет оснований этому не верить. Это все содержание ее показаний. Может быть, это каким-то образом доказывает то, что деяние совершил именно я, но, собственно, все доказательства, которые сторона обвинения прилагает, доказывают только то, что было совершено некоторое деяние и что это деяние совершил именно я. А этого я, в общем-то, и сам не отрицаю.
И еще один момент. На странице 60 уголовного дела есть постановление об обыске, не терпящем отлагательств. Довод о том, что его нужно провести, поскольку предметы, находящиеся в жилище, могут быть сокрыты или уничтожены, — это абсолютный абсурд, потому что я не пытался скрываться. Я каждый день ездил на работу, хоть и на неофициальную, но на работу — на велосипеде или на самокате через весь город. И то, что следователи обнаружили у меня дома, это из серии «с миру по нитке собрали», что плохо лежало.
Что это доказывает — все эти блокноты, плакаты, большая часть которых вообще с довоенного времени — совершенно непонятно.
Следующий момент, на котором я чуть подробнее остановлюсь, это страницы 39-41. Это справка за подписью подполковника полиции Тормашева из Центра Э по поводу меня. Это совершенная фантастика. Читаю дословно: «Центр Э по городу Санкт-Петербургу и Ленинградской области располагает информацией в отношении представителя движения протестного толка радикального характера. Активные участники указанного движения планируют и проводят акции, массовые публичные мероприятия…» И наиболее активным участником указанного «движения протестного толка в городе Санкт-Петербурге» являюсь я. Что это за движение? Мне самому интересно. Я уже иногда даже жалею, что я не был в этом протестном движении. Как это вообще можно писать и представлять в качестве документа? Это абсолютно голословная информация, ни на чем не основанная. Никогда ни в каких движениях я не был.
Второй момент. Здесь есть информация о том, что было возбуждено еще одно уголовное дело по статье 207.1, кажется, что я рассылал по городам и весям России какие-то письма о том, что в Магнитогорске, Ставрополе и Смоленске что-то заминировано.
Основным моментом, который это опровергает, мне кажется то, что я, по мнению следствия, делал это с электронного адреса сервиса Rambler. Я, честно сказать, даже не знал, что он еще существует.
Тем не менее я, прикинув по датам, примерно понимаю, как было дело, потому что совсем незадолго до этого посадили по 207 статье 3 части Марию Пономаренко (она уже в Барнауле получила срок), и как раз я ездил в Октябрьский суд, где мы снимали. И Октябрьский суд, поскольку он славится… Я не буду шутить, думаю, все и так всё знают. Думаю, что именно тогда я и попал в объектив этих прекрасных людей.
А само по себе это действие касается не только меня — очень многих активистов обвиняли в чем-то подобном для того, чтобы провести обыск. Это известная вещь. И когда я уже давал показания, меня допрашивали еще и по этому поводу. По этому делу, вроде как, я был свидетелем, но следователи из трех областей приехали, потратили деньги, командировочные.
Один из них сказал, что «мы дождемся приговора по твоему основному делу, потом запустим тебе это вдогонку». На что я сказал, что не сомневаюсь в их возможностях абсолютно.
Возможно, подполковник Тормашев об этом не в курсе, но в том числе и поэтому эта справка представляет собой даже не фейк, а фейк в квадрате.
Дальше у нас идет протокол осмотра предметов и документов, в котором всё та же логическая ошибка воспроизводится — приравнивание заведомо ложной информации к информации, противоречащей сведениям Министерства обороны. При этом тут есть абзац на странице 6 и на странице 78 уголовного дела, что следователь заходит на сайт Министерства обороны, на котором написано следующее: «Департамент информации и массовых коммуникаций Минобороны РФ является центральным орденом военного управления, предназначенным для реализации государственной информационной политики в области обороны. Департамент обладает исключительным правом на распространение в средствах массовой информации официальных заявлений и сообщений Министерства обороны, а также на осуществление взаимодействия со средствами массовой информации».
Совершенно непонятно, зачем этот абзац здесь присутствует, но у меня возникло впечатление, что этим следователь тоже пытался что-то доказать. Мне кажется, что здесь конкретно сказано, что департамент обладает исключительным правом на распространение в СМИ официальных заявлений и сообщений Министерства обороны. Таким образом, если потенциально думать о том, что это является доказательством моей вины, это являлось бы доказательством лишь в том случае, если бы я заявлял, что, по сведениям Министерства обороны, убийства в Буче были совершены российскими военными. Но поскольку Министерство обороны этого не заявляло, то этот абзац не имеет никакого отношения к сути дела.
Вот из этого складывается этот том. Он, конечно, не особо большой, у людей бывает по 80, по 100 томов. Но если взять его и посмотреть, то почти каждая бумажка будет состоять из такого рода подмен понятий, логических ошибок, каких-то справок, которые непонятно вообще о чем, и все это совершенно ничего не доказывает. По крайней мере, не доказывает того, что следствие должно было бы доказывать по логике, по которой я могу это понять.
Таким образом, структура доказательной базы, равно как и качество доказательств предъявленных обвинений, вроде бы позволяет говорить о том, что перед нами обман, сущностной чертой которого, напомню, является представление другого видимости как права.
Вернемся, однако, к словам Гегеля: «Неправо есть видимость сущности, полагающая себя как самостоятельную. Если неправо представляется мне правом, то оно в этом смысле непреднамеренно».
Для того, чтобы попробовать квалифицировать действия прокурора как непреднамеренное неправо, нам придется сделать лишь одно допущение, заключающееся в том, что все наше писанное право, включая Конституцию, Уголовный кодекс, Уголовно-процессуальный кодекс, является для нас чисто внешним ограничением, не имеющим никакого сущностного значения, то есть в сущности ничтожным, а подлинным правом негласно признается нечто совсем другое. И это допущение неожиданно оказывается плодотворным, поскольку многое объясняет и прекрасно согласуется с действительностью.
Но тогда нужно понять, что вообще является для нас правом. И здесь я уже обращусь к лекциям по философии права Владимира Вениаминовича Бибихина. Во-первых, он говорит: «При неопределенности и разном толковании законов, государственная и общественная жизнь держится тем, что мы назвали крепостным правом. Мы убеждаемся, что в основном наши государственные и правовые документы имеют характер крепости, закрепления положения, человека, владения. Будем говорить, что место закона у нас занимает крепостное право».
Это, кстати, неожиданный момент. Очень хорошо видно по судебной практике в отношении изменения меры пресечения. Когда человек попадает в СИЗО, он оттуда почти никогда не выходит. Именно потому что это, на мой взгляд, как-то уже зафиксировано и, следовательно, автоматически продлевается. И о других особенностях права в России Владимир Вениаминович тоже говорит. О единовластии: «Тысячелетняя традиция собирания власти, права и авторитета в одном лице. Единоличный правитель сам главный источник законов или их толкователь. Единовластие не делится ни с кем в своей монополией на принуждение. Независимость права, самостоятельность законодательной и судебной инстанции невозможна. Государство стоит не на правовых отношениях, а на прямых, интимных отношениях жителя с центральным лицом».
Следующий момент, собственность: «Основная, земельная собственность не становится в полном смысле частной. Земля принадлежит единоличному держателю власти, то есть всем, раздается и отнимается в меру служения центральной власти». Здесь приводится цитата Толстого: «Русская революция не будет против царя и деспотизма, а против поземельной собственности. Она скажет: с меня, с человека, бери и дери, что хочешь, а землю оставь всю нам». «Самодержавие не мешает, а способствует этому порядку вещей».
Следующий момент — это по сути отсутствие среднего класса: «Собирание власти в одном центре и текучесть собственности делают возникновение среднего класса трудным». Что касается нестабильности закона: «При высоком требовании к праву (оно должно отвечать божественной правде) устанавливается убеждение, что это высокая справедливость невозможна. Массовое неверие в закон вызывает его инфляцию и частую смену». Здесь приводится цитата из книги Маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году»: «В России деспотическая тирания есть непрерывная революция».
О борьбе за право — здесь приводится цитата фон Иеринга: «В праве человек обладает и защищает условия своего нравственного существования; без права он нисходит до степени животного. Поэтому утверждение права есть долг нравственного самосохранения, полный же отказ от него, ныне, правда, немыслимый, но некогда вполне возможный — будет нравственным самоубийством».
И цитата из статьи «Государственные идеалы России и Запада: параллели правовых культур» Величко: «Борьба за право или права никак не проявляется в деятельности Московского государства. Все построено на идее ответственности, обязанности лица отдавать все силы для пользы государства и нести соответствующие повинности и обязанности».
Следующий момент — это работающее и номинальное право: «Подчеркнуто гуманный, слишком идеальный закон перестает исполняться, и ему надо предпочесть отсутствие закона». «Нередко получается так, что положения Конституции как бы утрачивают свойства правовых норм и становятся нормами-декларациями, нормами-ориентирами», — это цитата из статьи Топорнина «Сильное государство — объективная потребность времени». «Слишком большое количество законов приближает „тот порог, переход через который делает это количество необозримым для применения и бесконтрольным для законодателя“». Это основные черты, выделенные Бибихиным.
При этом Бибихин почти ничего не говорит о социалистическом праве в Советском Союзе. Однако и здесь особенности сохранены. Я в данном случае ориентируюсь на книгу известного сталинского прокурора Вышинского «Теория судебных доказательств в Советском праве». Формулируя основные различия между буржуазным и социалистическим правом, он говорит о том, что недостаток буржуазного права состоит в том, что оно ограничено непосредственными обстоятельствами рассматриваемого дела. Между тем как право социалистическое апеллирует к некому подлинному смыслу происходящего, который, может быть, и должен быть сформулирован в терминах марксистско-ленинского учения как априори истинного учения о последних основаниях вещей. Его знатоками является партия под руководством вождя, а потому суд должен быть лишь проводником их воли. Место божественной правды и церкви здесь занимает коммунистическая правда и, соответственно, партия.
Так может случиться, что и прокурор, понимая всю абсурдность обвинения с точки зрения нормативного права, считает мое преследование допустимым с точки зрения какой-то высшей правды. Может быть так, что мое преступление состоит в отрицании этой правды как правды, что в этом случае вполне логично.
В этой оптике также логично, например, нарушение писанных договоров с Украиной, того же Будапештского меморандума, потому что они высшей правде не соответствуют. На это можно ответить следующее. Я не считаю эту правду ничтожной, но в то же время я не считаю ее правдой. Мы, вообще говоря, очень любим разрушать свое государство. Мы сделали это в 1917 году, положив в основу нового ряд утопических принципов. Не отрицая влияния Холодной войны, можно констатировать, что эта изначальная утопичность, нереформируемость плановой экономики (для примера можно взять провалившуюся реформу Косыгина) привели к его краху. Однако ряд действительно важных и хороших вещей, которые в социалистическом праве присутствовали, мы все равно без колебаний отбросили, потому что мы до основания разрушаем, а потом уже что-то создаем.
Сейчас мы занимаемся ровно тем же по отношению к тем принципам, которые мы взяли за основу в 1991 году, так и не осознав того, почему они важны. Мы считаем их какими-то внешними и готовы их быстренько разрушить, потому что это тоже чему-то противоречит.
Я не вижу вообще здесь во всей этой ситуации, во всей этой войне высшей правды, потому что за всеми словами официальных лиц о несправедливости мироустройства, необходимости многополярности и недопустимости чьей-либо гегемонии, не усматриваю положительного содержания. Что предполагается всему этому противопоставить? Переполненные СИЗО и интернаты, в которых некому работать? Дмитрия Киселева и Владимира Соловьева? Крепостное право?
Ну, это как-то сомнительно. И поэтому я считаю, что эта воля является чисто отрицательной. А отрицательная воля в области политики представляет собой — цитата из Гегеля — «фанатизм разрушения всяческого общественного порядка и устранение индивидуумов, подозреваемых в приверженности к порядку, а также и уничтожение всякой организации, стремящейся снова всплыть на поверхность общественной жизни. Лишь разрушая что-либо, эта отрицательная воля чувствует себя существующей. Ей, правда, кажется, что она стремится к какому-то положительному состоянию, например, к состоянию всеобщего равенства или всеобщей религиозной жизни, но на самом деле она не хочет положительного осуществления этого состояния, ибо последнее тотчас же устанавливает какой-нибудь порядок, какое-нибудь обособление как учреждений, так и индивидуумов, а между тем именно из уничтожения этого обособления и объективной определенности эта отрицательная свобода черпает свое самосознание. Таким образом, то, к чему она, как ей кажется, стремится, уже само по себе может быть лишь абстрактным представлением, а осуществление этого желания — лишь бешенством разрушения».
На мой взгляд, правда скорее уж заключается в том, чтобы попытаться научиться жить, уважая собственные законы, а не писать каждый день новые, чтобы отходить старые. Обратить внимание на то, как живем мы сами, вместо того чтобы раздавать указания другим и терроризировать соседей и собственных граждан, несогласных участвовать в этом празднике. Право должно быть осознано как конкретная необходимость. Именно в этом смысле Бибихин и говорит о том, что жить в отчетливом мире, где есть право, суд, правосудие мы должны. И это значит, что он не дан нам по умолчанию. Его осуществление — это наша забота.
Последнее слово
Я прежде всего обращаюсь к вам, Ваша честь. Хочу сказать, что я в некотором роде ваш коллега, поскольку являюсь футбольным арбитром 3-й категории Коллегии футбольных арбитров Санкт-Петербурга, поэтому я прекрасно понимаю, что вы оказались в тяжелой ситуации и вам не позавидуешь со всем этим делом. Тем не менее, я всегда верил в человека и продолжаю в него верить, хотя это иногда бывает и абсурдно. Я вообще, наверное, ничего говорить не буду за одним исключением. Мне недавно прислали мое любимое стихотворение, и оно очень подходит. Это стихотворение Григория Дашевского:
За рекою делают шоколад.
На реке начинается ледоход.
И мы ждем от реки, но пока не идет
не троллейбус, но призрак его пустой —
свет безлюдный, бесплотный, летящий вперед
под мотора вой
и под грохот рекламных лат.
Нам не холодно, жди себе, стой.
Небо синее, и фонари горят.
Каждой новой минуты как призрака ждать,
для него одного наводить марафет,
пудрить светом лицо — плохо держится свет,
а без этого грима ты неотличим
не от множества лиц, но от прожитых лет,
словно звезды далеких и легких как дым.
Но от сладкого дыма, от славы небес,
как от книги, на миг подыми
заглядевшиеся глаза:
как звезда ни сияй, как завод ни дыми,
у всего есть край: золотой ли обрез
или облака полоса.
Отвернувшись от свадеб чужих и могил,
не дождавшись развязки, я встал
и увидел огромную комнату, зал,
стены, стены, Москву и спросил:
где тот свет, что страницы всегда освещал,
где тот ветер, что их шевелил?
Поздно спрашивать: каждый бывал освещен
и распахнут на правильном сне
для расширенных, точно зеницы, минут,
невредимых, как дым или сон:
прилетают, блестят, обещанье берут:
помни, помни (прощай) обо мне.