Как обездвижить машину? Перевод эссе философа Фра Дюпона о том, к чему может привести глобальная остановка производства
Гипотеза «критически значимого пролетариата» гласит, что без прекращения не может быть никакого преобразования, потому что последовательные метаморфозы, накапливаемые в рамках системы, воспроизводят всё то же самое. Эта идея — часть концепции «нигилистического коммунизма», один из авторов которой, философ Фра Дюпон, видит возможность создать мировую «человеческую общность» именно в полном прекращении производства. Если остановить производственные процессы, население скатится в «анархию» не позднее чем через три дня, и только в таких радикальных условиях у людей запустится механизм экзаптации — адаптации уже существующих эволюционных механизмов к новым функциям.
Публикуем перевод фрагмента из книги Дюпона «Онтология революции: человек и его родовая сущность», намеченной к выходу этой осенью. В эссе объясняется одна из парадоксальных концепций «нигилистического коммунизма» — столь же абсурдная, сколь и обнадеживающая. Как «критически значимый пролетариат» может радикально изменить условия игры, не меняя фигуры на поле? От каких дискурсов «нигилистический коммунизм» умышленно дистанцируется? И если всеобщая забастовка невозможна — о чём же стоит рефлексировать и что критиковать?
Для чего нигилистический коммунизм вводит понятие «критически значимого пролетариата»?
Гипотеза не требует своего воплощения, она нуждается лишь в способе преодоления внутренних ограничений, налагаемых внешними по отношению к ней неадекватными процедурами. Как и в случае с любым искусством, в ходе разработки гипотезы решающий шаг заключается в формальном исключении лишнего содержания. Мы можем многое сказать о «критически значимом пролетариате», однако большинство из этого также представляется чуждым.
Вопрос о том, насколько оправданна концепция «критически значимого пролетариата», актуален не столько в контексте нигилистического коммунизма, сколько в свете неизбывного пристрастия к привычным механизмам общественного преобразования со стороны тех, кто не приемлет текущего положения вещей. Почему те, кого привлекает идея преобразования общества, возлагают надежды на те самые процессы, которые они отвергают?
По большому счёту, «критически значимый пролетариат» едва ли можно назвать гипотезой, скорее это нечто вроде гамбита. Его цель заключается в том, чтобы радикально изменить условия игры, не меняя сами фигуры на поле.
Постулируя эту гипотетическую сущность, нигилистический коммунизм, в числе прочего, оставляет за скобками ряд посторонних аспектов: 1) труд, ориентированный или не ориентированный на производство стоимости; 2) возрастание органического строения капитала и последовательное вытеснение труда; 3) необходимый и факультативный труд; 4) переход от прямых форм доминирования к косвенным; 5) реальное как рубеж, отделяющий конкретное от абстрактного; 6) вопрос формального и реального доминирования; 7) напряжённость между сферой необходимости и сферой свободы; 8) классовое сознание; 9) революционное сознание; 10) солидарность; 11) революционный субъект; 12) субъективное целеполагание вообще; 13) диктатура пролетариата; 14) престижность труда и трудовая республика; 15) производство на принципах самоуправления; 16) начальные и конечные фазы социализации; 17) «кто будет выполнять грязную работу?» и так далее. Иными словами, нигилистический коммунизм умышленно дистанцируется от всех без исключения составляющих дискурса марксистских профессоров.
Гипотеза «критически значимого пролетариата» формулируется в терминах прекращения, а не преобразования. Она гласит, что без прекращения не может быть никакого преобразования. В свете этого в доминирующей гипотезе об имманентной логике системной трансформации обнаруживается парадокс: последовательные метаморфозы, накапливаемые в рамках системы, подчинены функции воспроизводства того же самого, а вовсе не цели радикального изменения. То, что было изжито, исключает возможность какого-либо дальнейшего развития (фундаментальная теорема исторического материализма). Тезисы марксизма, касающиеся исторического накопления, опираются на общие положения теории эволюции путём естественного отбора, которая, в свою очередь, отражает буржуазные представления о расширении сферы господства.
В той же мере, в какой буржуазия стремится удержать свою власть, полагаясь на конкурентные инновации (универсальная гонка вооружений), марксизм добивается объективной консервации наиболее приспособленных исторических мутаций в контексте меняющихся условий среды. Однако марксизм не может сколько-нибудь заметно влиять на процессы, управляющие средой, и потому не в силах определять, какие мутации будут законсервированы, а какие нет.
Нигилистический коммунизм, вводя концепцию «критически значимого пролетариата», отбрасывает постулаты исторической «науки» и тем самым дистанцируется от идеологии реализма… Мы не заинтересованы в том, чтобы экспроприировать существующий аппарат и, путём неких манипуляций, заставить его служить более возвышенным целям, — мы исходим из того, что всякая подобная цель уже была экспроприирована аппаратом, превратившим её в один из своих продуктов мечты. Итак, «критически значимый пролетариат» — это просчитанный гамбит, гипотеза, построенная с известным коварством. Нигилистический коммунизм намеревается выявить предпосылки для грядущего появления «человеческой общности», охватывающей весь человеческий род, — исхода наименее вероятного или попросту немыслимого, поскольку для этого потребуется обуздать процессы жизненного мира, обрекающие человеческое сознание томиться в стальной клетке производства ради производства. Все прочие теории коммунизма апеллируют к некоему уже существующему «реальному движению» в русле последовательной гуманизации, подразумевающему, что человек есть нечто большее, или даже нечто иное, чем то, что он в действительности собой представляет. Все прочие теории общественного преобразования исходят из представления о некой идеальной человеческой субстанции, отвязанной от конкретной исторической формы: будь то обобщённая воля, обобщённое желание, обобщённая активность или обобщённый потенциал к сознательному изменению мира. Нигилистический коммунизм намеревается создать такую теорию изменения к лучшему, которая также принимает в расчёт болезненность, порочность и ветреное малодушие человеческих существ. Мы исходим не из идеи о человеческой доброте, а из склонности людей творить зло. Прежде всего, мы не стремимся самовыражаться через эту мизантропическую «любовь» к Народу, которая движет так называемыми революционерами, всегда готовыми применить свою ненаглядную гильотину. Нигилистический коммунизм задействует теорию «критически значимого пролетариата» в качестве оборонительного рубежа, своеобразного предохранительного механизма, позволяющего избежать вероломной кровожадности, которая до сего дня составляла суть «революционной» активности коммунистов.
Аргументация в защиту «критически значимого пролетариата» должна включать в себя несколько тезисов: 1) мир — это в буквальном смысле произведённый мир; 2) любые сознательные усилия, направленные на переустройство мира, в порядке непредумышленных последствий влекут за собой его воспроизводство в прежнем виде; 3) всякое целеполагание в равной степени выражает те самые условия, от которых оно производно; 4) осознанное согласие, достигаемое широкими массами относительно конкретных ценностей, отражающих внутригрупповые интересы, обманчиво и краткосрочно в среде, порождающей бесконечную дифференциацию в виде рынков; 5) вопрос о преобразовании уместен лишь в том случае, когда нарушается гомеостатическое равновесие процессов, обусловленных средой.
Стратеги, уповающие на государственную власть (а других не бывает), доказывают с цифрами на руках, что в случае приостановки процессов жизненного мира население скатится в «анархию» не позднее чем через три дня. Иными словами, в условиях кризиса, когда в обстановке междуцарствия производственные процессы замирают, субъектная масса радикальным образом отдаляется от того, что она представляла собой ранее, будучи скованной производственными отношениями. Только в условиях радикального отчуждения существа от его доминантной среды в игру вступает механизм экзаптации. И только отношения, диктуемые логикой экзаптации, открывают возможность адаптации к альтернативной среде и придания ей новых форм.
Если мир — это произведённый мир, то именно в остановке производства, а не просто в его трансформации необходимо усматривать прямую альтернативу, учитывая, что революционное перераспределение средств производства — это тот самый механизм, посредством которого производственные отношения сохраняются в неизменном виде. Поняв, что никакой проект эмансипации не имеет шансов, если ему не будет предшествовать прекращение производства произведённого мира, мы должны определить простейшие и наименее энергозатратные способы такого прекращения. Если остановка производства, а не его преобразование служит фундаментом любого проекта преобразования, сама эта остановка не должна быть функцией воспроизводства (как в случае нежелательных, но до определённой степени контролируемых процессов, таких как война, отток капитала, терроризм, природные катастрофы, народные волнения, левое повстанчество и так далее).
Если найм рабочей силы образует неотъемлемый элемент производства (представая и как общий принцип производственного процесса, и как функция, подчинённая его реализации), то любое прекращение её участия влечёт за собой немедленный паралич всего аппарата.
Если — по причине неискоренимых различий в сознании и, как следствие, абсолютной невозможности сознательного практического воплощения — о всеобщей забастовке не может быть и речи, то проблема приостановки трудового процесса неотделима от задачи определения тех форм труда и тех работников, которые критически необходимы для продолжения производства мира. То есть, выражаясь иначе, критически значимый пролетариат — это не какая-то условная «массовая» формация, а центральный и неотъемлемый элемент производства, и потому его настойчивый отказ от работы непосредственно саботирует всю систему.
«Критически значимый пролетариат» — это наиболее капитализированная и наиболее интегрированная страта рабочей силы. Это страта, менее всего склонная к тому, чтобы протестовать против своих условий, и тем не менее, учитывая её малочисленность и одновременно её огромный потенциал в части тотального саботажа, гамбит «критически значимого пролетариата» представляется куда более действенным способом обесточить всю эту машинерию, чем любые массовые движения.
Вероятность непредвиденных последствий всякой деятельности возрастает по мере уменьшения числа вовлечённых в неё людей, и это позволяет надеяться, что, по мере нарастающей субстанционализации пролетариата вследствие всё большей концентрации производственных сил, в какой-то момент критически значимый пролетариат будет представлен одним-единственным рабочим, вся работа которого будет заключаться лишь в том, чтобы нажимать всего одну критически важную кнопку, и который будет столь же подвержен неизъяснимым капризам души, как и любой скучающий принц, утомлённый заботами о коллективной судьбе неведомых миллионов.
Публикуется с любезного согласия автора и издательства CHAOSSS/PRESS. С выражением признательности редакции «Дискурса».
Перевод: агентство «Клауструм»
Иллюстрации: Екатерина Яковлева
