dgGoioF8uHciXeDPe

Из меня получится сад

Из меня получится сад

Коллаж: Наташа Подлыжняк

Жизнь человека и всех поколений его рода — это пышный сад с высокими деревьями и душистыми цветами. Корни предков крепко держат на земле потомков, сорной травой, которую не выкорчевать, прорастают беды, войны, тревоги, страхи. Но сад, удобренный слезами, продолжает цвести. В тексте «Из меня получится сад», который сопровождает авторский фотоарт об анонимизации и стирании памяти, писательница Наташа Подлыжняк рефлексирует потерю языка, отрыв от корней, страх забвения и обретение себя.

В саду стоит сарай, заброшенный, пьяный,
На станции «Северное сияние» умирает человек
Не первый и не последний
Из него получится сад, в это я верю. С колодцем — в живую воду падает звеня ведро — и грядкой огурцов.
А я, не протрезвев, споткнусь, разрушусь, в стружку распадусь
Оттуда загадаю: «хочу тоже садом
Свободным, бушующим, смелым,
Который не выкорчевать,
Быть».

Пока есть только корни
Они тянутся, путают ноги,
Из других садов
Бабушки и деда
Там у них нет декоративной капусты, которой их могилу украсила мама,
Там — высокие дубравы, стройные лесопосадки, которыми они занимались
Всю жизнь.
Жизнь ту или эту, тот или этот, этот сад из моей бабушки и деда
с полевыми цветами то тут, то там
Это сад — выходит, частично я.

Выйдет сад из меня
Хаотичный, путанный, не сад вовсе, заросли лесные
Чтобы было непонятно, что это всего шесть соток
Отмеренные при рождении каждому в моей стране.
В нем есть лавочка, но никто не может найти, где она,
А те кто находили, забыли
Или не говорят в пустоту,
Не сплетничают попусту.

Из меня получится сад
Из дитя империи, ди тя ти 
труб и экспериментального кольца
Стук колес электричек и грузового — моя предсонная колыбельная.
Меня, удивившейся однажды, будто говорю с московским акцентом —
В смысле?
У меня не может быть акцента, ведь
К моему акценту — нулевому —
Стремится вся страна.

Слышь ты!
Панельки, ракушки, сараи и «Пятерочки»
И если из меня получится сад
Будет на нем много сорняков и всякой дряни
Которую не выкорчевать, не спалить удобрениями.
Там будут костюмы цвета хаки под землей, бутсы и короба
Те, что не сгниют никогда.

Там будет страх говорить на другом языке,
И просто говорить
за говором-воротом
не спрячешь,
откуда ты.

Страх высказываться показываться ВЫСОВЫВАТЬСЯ
Страх полицейских машин, страх кордонов и шин
Что оставляют следы от резкого торможения.
И проезжающие мимо замедляются, чтобы рассмотреть:
Что лежит там под полиэтиленом?
Что лежит?
Или кто?

Страх тюрьмы, дремоты, черноты, забвения, гниения.
Я стану садом,
На котором будет рододендрон
Потому что мне нравится звук, как трактора мотор,
Он будет звучать в моем саду, причем на разный лад
РодедендрОн дрон дрон
или в другие дни:
Ен дрен родедЕндрон

Будет там ещё шалфей серебриться
На камне цвести мох
Будет щавель и ревень
Будет кашка (цветок луговой)
Цикорий (фиолетовые цветы)
А самое красивое будет еле заметная травинка
Та, что с пушистым туманным пухом на стебле
Легкая, почти невидимая,
Та что не скрывает, не обнаруживает истину.
Курочка или петушок?
Не ведет к справедливости и не уводит прочь от неё.
Та, что лучится.

И сад этот под проводами-фонарями,
Как фитолампами,
Распахнуты двери подъездов —
не нужен код от домофона
И дни напролет дети вытаскивают из фонтана мелочь
чтобы купить чипсы в магазине.

Корням нужны слезы
Как не горевать, не плакать, не смотреть задумчиво в горящие свечи,
Ведь так не взойдет ничего.
Видела ли ты северное сияние? Никогда.
Корни тащатся по земле, собирая стекло,
Как объяснить на английском, отчего невеселая?

Я хочу разложиться на сотни частиц,
На сотни пористых грибов, веток и птиц,
Я обниму всех, кто страдал, кто ждал, кто верил и шел,
И не дошел.

Анонимизация происходит незаметно, с уходом памяти исчезает процесс называния. Имена, фамилии, работы, города жизни и рождения. Время идет, как движение света, фотография статична, но знаем мы про нее все меньше. В какой-то момент появляюсь я. Фотогр
Анонимизация происходит незаметно, с уходом памяти исчезает процесс называния. Имена, фамилии, работы, города жизни и рождения. Время идет, как движение света, фотография статична, но знаем мы про нее все меньше. В какой-то момент появляюсь я. Фотография бабушки с резной окантовкой — не знаю какого года, не знаю, сколько ей на ней лет и где она сидит в момент съемки — едет со мной в эмиграцию и стоит на столе. Всегда. Перед глазами память еще не анонимная, но уже утонченная, протертая до прорех в местах, где должны быть факты. Память здесь в другом своем аспекте — узнавания себя через другого, я думаю, что мы на одном этапе — я и молодая бабушка — и в каком-то смысле она здесь рядом, я есть она.

Референсы, использованные в тексте случайно и нет:

«Синеты» Мегги Нельсон
«Сжечь сарай» Харуки Мураками
«Через горестное сито просеяны…» Света Бель