Молче-Глядо-Слух

Женя Рухин из Петербурга после бессонной ночи напряженно ждет опаздывающего курьера с барбиталом. Он давно пытается завязать, но его хватает максимум на несколько недель. От волнения Женя не может найти себе места и тревожно вглядывается в обстановку залитой светом комнаты, прислушиваясь к едва различимым звукам: шуршанию песочных часов, возне пылевого жучка, хрусту льда в холодильнике. В его голове пролетают хаотичные мысли обо всем на свете: от планов купить свекольный салат и воспоминаний о бывшей девушке-художнице до болезненных размышлений о своей зависимости, ненависти к барбиталу и курьеру, которого он в реальности не хочет видеть. О психологии измененнного сознания читайте в кафкианском рассказе Владимира Климанова «Молче-глядо-слух».

Курьер всё не появлялся, хотя обещал прийти. Женя Рухин думал, что ко времени, как его состояние радикального похмелья от недосыпа пройдёт, курьер появится и можно будет оттянуться и отойти ко сну. Он сидел на кровати и ждал после долгой ночи бессонницы. Когда только начал ждать, из окна на пол падала сковородка света, нагревая пятно солнечной яичницы, а Женя всё ждал, а яичница бледнела и поверх неё плясал солнечный зайчик из окна на другой стене. Тени звенели. На книжной полке с песочными часами сидел пылевой жучок. Он то выползал из щели между стеной и полкой, то уползал обратно. Насекомое со светло-бурым панцирем, заметным на фоне тёмного дерева. Женя следил за ним. Женя хотел подойти к нему, чтобы рассмотреть внимательней, но не решался встать — если подойдёт, обязательно убьёт жучка, а он не хотел его убивать, потому что тот был единственным живым существом в квартире, помимо самого Жени. Песчинки просеивались с громким звуком «тик-тик-тик». На полке стоял телефон, но Женя не хотел звонить курьеру, который обещал, что придёт: он боялся, если займёт линию, то возможно в этот самый момент курьер наберёт его номер, а в ответ будут только короткие гудки и тот решит, что Женя занят или передумал, и тогда разозлится, и отвезёт то, что обещал, кому-нибудь другому.

Курьер сказал, что достанет барбитала‌ на 500 грамм — необычайно качественного снотворного на основе диэтилбарбитуровой кислоты, успокаивающей обострённое восприятие всего за 35 000 рублей. До этого он пытался завязать, может, где-то раз семьдесят, ещё до того, как познакомился с курьером. Он не знал, что Женя старался завязать. Его усилий хватало на пару недель, иногда на три дня, а потом в голову врезалась идея, что нужно оттянуться и отойти ко сну в последний раз, чтобы отходняк был полегче. Он искал нового человека, которому ещё не говорил, что этот его раз — самый распоследний. Приходилось всё делать через знакомых знакомых или случайные контакты друзей, так как он уже успел попросить весь свой ближний круг и их курьеров, чтобы они его снабжали. Таким человеком становился кто-то незнакомый, потому что каждый раз, как Женя заказывал на оттянуться и отойти ко сну, он знал, что этот раз последний, и говорил новому курьеру об этом, и просил после этого раза больше никогда ему ничего не продавать. А тех, кому об этом когда-либо сказал, уже больше никогда не просил, не решаясь проглотить свою гордость; а ещё он был добрый, и не хотел никого ставить в противоречивое положение, в котором человеку пришлось бы нарушить данное ему обещание. Ещё Рухин считал, что от снотворного становится стрёмным, каким-то чересчур депрессивным, и боялся, что другие это заметят и тоже начнут считать его стрёмным. Он сидел, думал и ждал в неровном пересечении двух лучей света из разных окон. Не мог заснуть. Бросал взгляд на телефон. Пылевой жучок забился в щель, куда уходили телефонные провода.

Он обещал прийти в определённое время, и это время уже прошло. Наконец Женя не выдержал и набрал номер, выслушал несколько гудков и испугался, что слишком долго занимает линию, а потом включился автоответчик, в котором на фоне играла устаревшая музыка, которая обычно играет в лифтах в новостройках, после возникли голоса: курьера и незнакомый женский, которые синхронно сказали «мы вам перезвоним», где «мы» прозвучало так, будто они супруги — женщина была знойной красавицей из туристического агентства, а он — режиссёром низкобюджетных артхаусных короткометражек, — и Рухин не оставил сообщение, не хотел, чтобы курьер знал, как же сильно ему нужно оттянуться и отойти ко сну. Он старался вести себя непринуждённо. Курьер говорил, что знает парня там, на правом берегу Невы, на задворках Пролетарской, который продаёт барбитал для отрыва и отхода ко сну в умеренных количествах. Дилер живёт в обветшалом домике в промзоне, у него проблемы с кожей лица, он держит в клетке говорящего попугая, обходится без телефона и вообще не из тех, кого можно назвать приятным человеком, но этот парень из Пролетарской часто продаёт барбитал театралам из театральных вузов, у него много постоянных клиентов. Женя даже сейчас не может вспомнить, когда в последний раз оттягивался и отходил ко сну, так давно это было. Поэтому соврал курьеру, когда попросил его подогнать побольше, потому что будет вечеринка и много друзей, которые тоже не прочь оттянуться. У него был такой приём: он часто упоминал, что ищет барбитал в основном для друзей. И если курьер не принесёт вовремя, как и обещал, и Женя начнёт волноваться и нервничать, то всегда можно сказать, что это друзья волнуются и нервничают, а не он сам, и ему жаль беспокоить курьера из-за таких мелочей, но друзья на взводе и спрашивают, долго ещё ждать или нет, и он просто хочет узнать, может, возникли какие-то проблемы, что ему передать друзьям, чтобы успокоить их. В таком свете курьер выглядит как посредник, а Женя как заложник ситуации. Может сказать, что друзья дали денег и вообще-то рассчитывали оттянуться, а теперь названивают и беспокоят с расспросами. Такая тактика оказалась бесполезной с этим опаздывающим курьером, который обещал прийти в конкретное время, ведь Женя ещё не заплатил 35 000 рублей. Курьер не стал брать деньги вперёд. Видимо он хорошо обеспечен. Возможно даже из хорошей семьи, живёт в обустроенной многоэтажке в Адмиралтейском районе, хотя работает режиссёром короткометражек на Лиговском, где, кажется, ставят только немые фильмы в мрачных и грязных декорациях. 

Курьера не волновали деньги, он сказал, что сам отдаст всю сумму, когда доберётся до северного района Пролетарской, в берлогу к этому парню, когда будет уверен, что в этот конкретный день он будет дома, а Женя просто всё возместит, когда курьер принесёт товар. Из-за этой договорённости, довольно невинной, Женя нервничал и беспокоился ещё больше, поэтому старался выглядеть ещё непринуждённее и ответил тогда, что всё отлично, всё на мази. Вспоминая сейчас, он был уверен, что действительно сказал «всё на мази», и теперь эта фраза его не на шутку тревожила, хотя внешне могло показаться, что ему дела нет, совсем, настолько, что даже неважно, если курьер забудет о сделке и не придёт, но в момент, когда он принимал решение купить барбитал ещё раз, это было важно. Очень. Женя совершил ошибку, надо было заставить курьера взять 35 000 рублей, напирая вежливостью, напирая на то, как он не хочет доставлять курьеру финансовые неудобства из-за чего-то банального и обыденного как покупка товара. Деньги — это обязательство, и нужно было сделать так, чтобы курьер чувствовал себя обязанным выполнить поручение, раз уж он так разволновался. Стоит ему заволноваться, как барбитал становился для него настолько важным, что ему даже страшно признаться, насколько. Как только он попросил курьера подогнать товар, то был обречён на определённые шаблоны поведения. Пылевой жучок вернулся. Он вроде бы ничего не делал и молча смотрел. Просто вылез из щели и сидел на самом краю книжной полки. Через какое-то время снова исчезал в щели, и Рухин подумал, что и там жучок тоже ничего не делает, а просто сидит и молча смотрит. Он чувствовал, что очень похож на этого жучка, сроднился с ним, хотя не знал, чем именно.

Надо было позвонить на работу и сказать, что у него случился форс-мажор, и что он попросил коллегу прикрыть его до конца недели. Надо было записать на автоответчик, что он будет недоступен в течение нескольких дней, начиная с сегодняшнего. А ещё надо бы убраться в квартире: когда принесут барбитал, он не станет никуда выходить, только до холодильника и до туалета в перерывах между сновидениями и отходняками, но даже эти походы будут короткими, поэтому грязь и разбросанные вещи не должны мешать. Выбросить все недопитые банки и бутылки спиртного, потому что если одновременно выпить и закинуться снотворным, станет плохо, можно зациклиться на вещах вокруг, начнутся моральные мигрени о неправильных поступках, а если не убрать алкоголь, то нельзя быть уверенным, что не захочется выпить после того, как закинешься. Ещё надо заранее закупиться в магазине. Запастись едой. Купить газировку, чёрный хлеб, колбасу, сыр, печенье на завтрак, горчицы, парочку готовых свекольных салатов с чесноком, замороженной пиццы и четыре больших банки мороженого, чтобы наворачивать столовой ложкой. Обязательно купить жевательный гель с фосфатом алюминия, ведь поздно ночью, после того как он всё съест, у него обязательно заболит живот. Взять напрокат музыкальные пластинки. Не забыть купить новый аквариум, потому что каждый раз, когда он оттягивался и отходил ко сну своей безусловно последней порцией барбитала, Рухин залипал на аквариум с рыбками, представляя, что если бы рыбки умели мыслить и говорить как люди, они бы наверное за всю свою жизнь наговаривали бы столько же слов, сколько и люди, то есть около 500 миллионов слов, но обычно рыбки всплывали брюшком к верху и ничего не говорили, потому что их забывали покормить, и он решал, что всё, пора завязывать, ему ведь это даже не нравится, прятаться, записывать автоответчик, сваливать работу на коллег, закрывать окна шторами, жить в системе маршрутов между спальней с музыкальным проигрывателем, холодильником и туалетом, и он хватал аквариум, сливал из него воду и рыбок в унитаз, а саму стекляшку выбрасывал.

В квартире было так тихо, что слышно, как морозилка готовит лёд — маленькие прозрачные кубики, подёрнутые дымкой холода, которые он обожал, и когда долго страдал от недосыпа и бессонницы, всегда пил исключительно ледяную газировку, сводящую зубы и морозящую мозги. Язык чуть ли не покрывался пупырками при одной мысли об этом.

Рухин посмотрел на часы. Посмотрел на окна, которые помыл, успел почистить шторы, всё было готово к изоляции. Как только придёт курьер, он тут же изолируется. Он вдруг подумал, что исчезнет в щели между стеной и полкой, в той самой щели, которая что-то скрывает внутри него. Он не знал точно, что именно, и не был готов разбираться для поиска ответа. Прошло уже почти четыре часа со времени, когда обещал прийти курьер.

Надо было купить новый аквариум, в Адмиралтейском районе есть зоомагазин, потому что каждый раз, когда Женя оттягивался и отходил ко сну, то выбрасывал аквариумы и фильтры, белую гальку и живые водоросли, коряги и ракушки, жевательный гель для желудка, газировку и банки мороженого, чтобы избавиться от всех будущих соблазнов. Он всегда чувствовал поднятие духа и решимость, когда выбрасывал эти вещи. А сегодня утром купил новый аквариум и стайку малюсеньких барбусов, вернулся домой и подготовился задолго до того, как должен был появиться курьер. Он подумал о новом аквариуме и упаковке гладкой гальки на столе, и не смог вспомнить, какого цвета барбусов взял на этот раз. Прошлые были рыжего цвета, а до этого — жёлто-синего. Но цвет новых и последних барбусов он вспомнить не мог. Подумал подняться и глянуть на них, но передумал, решив, что навязчивые проверки и лишние телодвижения разрушат атмосферу налаживающегося покоя и непринуждённого ожидания, в которых он нуждался, пока пытался уснуть без чужой помощи и ждал, — сидя на кровати без движения, — этого курьера. Ждал, когда же курьер выполнит своё обещание, данное беззаветно. Ещё он колебался, стоит ли смотреть на цвет новых барбусов, потому что путь до стола на кухне пролегал мимо книжной полки, где стоял телефон, а Женя не хотел вновь поддаться соблазну и позвонить курьеру, боялся почувствовать себя стрёмным и навязчивым, и ещё Рухин нервничал, что, возможно, ненамеренно займёт линию, а курьер в тот момент будет звонить ему, ведь он точно должен позвонить, чтобы его встретили.

Эти мысли разозлили Женю. Чтобы сохранить хладнокровие, с которым он ждал курьера, обволакиваясь в яично-желточный оконный свет, он сосредоточил восприятие на окружении. Пылевого жучка сейчас не видно. Каждый «тик» песочных часов состоял из череды более мелких «тиков»-песчинок. Рухин ощущал, как внутри нарастает отвращение к самому себе: вот он сидит тут и переживает, когда же ему доставят то, что его уже давно не радует, но это ему необходимо, чтобы поспать. Сейчас он даже не мог объяснить, почему так любит оттягиваться и отходить ко сну таким образом. От барбитала у него повышалась перцепция‌, в следствие которой любая мелочь выводила его на эмоции, даже самый незначительный звуковой, зрительный или тактильный раздражитель выбивал почву из-под ног, а он ненавидел чувствовать себя без опоры под ногами; он знал и стеснялся своей рефлексии, поэтому давным-давно оттягивался и отходил ко сну в одиночестве. Он уже не понимал, в чём кайф, когда ты впадаешь в сопор‌. Не мог выйти в люди в тот день, когда закинулся барбиталом, так стеснялся. А если оттягивался и отходил ко сну без остановки больше трёх дней подряд, у него начиналась болезненная мигрень. От однократного приёма барбитала мысли скользили плавно и грациозно, все окружающие предметы соединялись меж собой лей-линиями, зоркость и созерцательность находила смысл и совершенство во всех деталях и формах, можно было восторженно вслушиваться в музыкальные пластинки с эйсид-джазом и эйсид-диско, как новорожденный ребёнок, которому всё в новинку, — подготавливаясь к оттяжному долгому сну, Женя закупался пластинками и старался выбирать такие, где было побольше сэмплов и релаксирующей перкуссии, и был уверен: какой-нибудь специалист по плохим новостям и неприятным фактам, сказал бы, что любовь к такого рода развлечениям — губительна.

Рухин медленно ослабил галстук, пока собирал в кулак свои мысли, волю и самосознание, твёрдо решив, что, когда придёт курьер, — а он обязательно придёт, — это будет его самый-пресамый последний оттяжечно-сонный день. Он закинет в рот сразу всю блистерную упаковку, ему станет так плохо, а память об этом ощущении будет такой неприятной, преследуя его ностальгическим похмельем похлеще нынешнего, что, как только он проснётся и придёт в себя, ему больше никогда не захочется повторять подобное. Женя сделает всё, чтобы воспоминания, как он оттягивался и спал в почти коматозном состоянии в этот момент, запомнились самым неприятным образом. Барбитал пугал его. Из-за него он боялся. Не самих таблеток, нет, просто после них он боялся, что никогда больше не сможет заснуть нормальным сном, как все люди. Рухин уже давным-давно не чувствовал раскрепощения, сглаживания и кайфа от сновидений. В этот последний раз он закинет в топку всё, что ему принесут, все 500 грамм, одной большой дозой, а потом уставится на девственно чистый аквариум, считая своё поведение одновременно самоистязанием и самоудовлетворением. Он себя заставит. Он проглотит всё подчистую, даже если поперхнётся. Даже если затошнит и ходором пойдёт голова. Приложит все свои решительность, находчивость и дисциплину и сделает кайф от долгого сна настолько отвратным, настолько гнусным, отталкивающим и невыносимым, что отныне его поведение изменится, он никогда не захочет повторять подобное, поставив у себя в мозгу клеймо-предупреждение. Исцеление через экстремум.

Наверное, курьер, когда явится, захочет оттянуться как обычно все любят, потусить, по-дружески попросит поделиться частью 500 грамм, послушать что-нибудь из его коллекции эйсид-музыки. Честно говоря, сама мысль об этом была противна. Женя решил, что лучше с порядочного расстояния бросит курьеру пачку из 35 000 рублей, а тот ему, что обещал, после чего Женя скажет, чтобы курьер валил нафиг отсюда. Или лучше на хер, а не на фиг. Он будет так груб, настолько невежлив и агрессивен, что память о его стыдном хамстве в будущем дополнит картину, если Жене захочется вновь оттянуться.

Он никогда ещё так не психовал, ожидая человека, которого не желал видеть. Он вспоминал одну девушку, которую однажды вовлёк в свой затяжной отпуск с изоляцией в квартире. Она занималась стрит-артом и городским дизайном — дополняла, приукрашивала и улучшала уличное пространство, а затем продавала лучшие работы в галерее на Малой Морской. У неё был свой манифест художницы с радикальными феминистскими идеями. Она подарила ему одну из своих картин, из тех, что поменьше. Картина занимала полстены над кроватью: известная танцовщица, имя которой Рухин никак не мог запомнить, пародирующая сцену танца из известного фильма, романтическую сцену, а вокруг были написаны всяческие непристойности, деконструирующие изначальный смысл танца. Он убедил дизайнерку, что раньше сидел на лирике‌, торчал на флуоксетине‌, так он ей, кажется, сказал, и даже описал озонный запах, который появляется в пазухах носа после употребления — он хорошо изучил этот вопрос. Далее он убедил дизайнерку, что барбитал помогает ему не сорваться и не перейти на действительно серьёзные вещи, поэтому если покажется, что он на взводе из-за товара, который попросил её достать, то это лишь потому, что он героически борется с более тёмными внутренними желаниями. Рухин точно не помнил, как и где убедил её на близость под барбиталом. Он не стал ей откровенно и нагло врать, скорее создал впечатление, потребность, которые поступательно лелеял, чтобы она всё сделала сама.

Пылевой жучок снова вылез. Он сидел на полке рядом с часами. Может, жучок и не уползал никуда. Может, Рухин его не замечал или этому помешало перемещение света из окон, а может, тот просто примелькался и стал частью квартирного пейзажа. Щель между стеной и книжной полкой представляла собой уходящую вдаль линию. Полка, на которой стояли часы и телефон, была покрашена в цвет тёмного дерева и залакирована, по большей части предназначалась для хранения книг, но Женя просто складировал туда всякую всячину для аквариумов. Жучок в светлом, блестящем панцире сидел неподвижно, будто собирал информацию, он походил на разрезанное пополам яблоко, половину которого положили на тарелку кожурой вверх. У него были густо-чёрные глаза и торчали лапки, без движения. Рухину хотелось в туалет, а вставать с кровати — совсем не хотелось.

Последняя весточка от дизайнерки, с которой он занимался сексом, а она прямо во время полового акта делала какие-то наброски правой рукой в скетчбуке, пока сидела на нём, издавая разнообразный диапазон вдохов и рисуя так энергично, что рука взлетала в воздух, а волосы утренним туманом оседали на спину и плечи, — последним посланием от неё после того, как Рухин залёг на дно с барбиталом, который она ему достала, была присланная по почте фотография: стена дома прямо под окном Жени со стрит-артом глупого вида мастурбирующего шимпанзе с эрегированным пенисом в лапе, а поверх фото красным маркером прописными буквами выведены непристойные обращения в его адрес со множеством восклицательных знаков. Она обиделась, потому что сперва они встречались на протяжении двух недель, ежедневно, а когда она наконец достала 500 грамм, он сказал, что она спасла ему жизнь, что он очень ей признателен, друзья все поголовно благодарны и передают привет, а теперь ему надо бежать на работу, но он обязательно перезвонит ей сегодня же, они нежно попрощались, она сказала, как чувствует его взволнованное сердце и уехала, а он прибежал назад в квартиру, зашторил все окна, поставил новенький аквариум на полку, чтобы его было видно с кровати, и исчез на три дня забывшись во сне, проигнорировав больше двадцати пяти сообщений на автоответчике, в которых она беспокоилась, почему он не перезванивает, и так и не перезвонил ей, может с ним что-то случилось, может ей заехать к нему и проверить, или может на выходных она заглянет к нему. Надеялся, она решит, что он снова подсел на лирику, словил ответный удар депры, и не желает, чтобы она видела его таким, как он скатывается в глубины обострённого самосознания. На самом деле он тогда строго решил: эти 500 грамм улётного отрыва провоцирующего отрешённость от мира, настолько просветлённого, что на третий день у него началось неконтролируемое бокетто‌, из-за которого пришлось наугад сходить по-маленькому в аквариум, лишь бы не выходить из спальни, будут его самым последним отрывом и отходом ко сну, и, покончив с ними, он разорвёт какие бы то ни было возможные связи с источником соблазна и поставок, включая, естественно, дизайнерку, которая, надо отдать ей должное, принесла товар ровно тогда, когда обещала. С улицы донёсся грохот мусоровоза, опустошающего мусорные контейнеры. Угрызения совести из-за того, что она могла расценить его поступок как отвратительное мужланское отношение «поматросил-и-бросил», только помогали Жене избегать контактов с дизайнеркой. Хотя не совсем угрызение совести. Скорее ему было неудобно об этом думать. Пришлось дважды стирать постельное бельё, чтобы убрать запах её тела и следы от маркера.

Женя пошёл в туалет, потому что не мог больше недвижимо терпеть, и изо всех сил старался не смотреть на пылевого жучка, сидящего на полке между песочными часами и телефоном. Он твёрдо решил не трогать ничего из этого. Где же этот курьер, который обещал прийти? Новые барбусы оказались чёрного цвета с красным кантом на плавниках. В послеполуденном свете, проходящем сквозь стекло аквариума, они приобретали оттенки черничного цвета. Бескаркасная конструкция аквариума из органического стекла, создающего впечатление, что никакого стекла и нет вовсе — протяни руку и коснёшься воды. Объём аквариума — двадцать пять литров, стандартной прямоугольной формы, с мягкой подставкой. Синий пластик аэратора толстый, а поддув на противоположной стороне трубки беспрерывно выдувает пузырьки, похожие на процесс раскуривания кальяна, что, впрочем, Рухин счёл частью соблазнительного созерцания, которое себе устроит, когда курьер принесёт, что должен. Он оставил дверь туалета открытой, чтобы не прослушать звонок телефона, который может прозвенеть в любой момент и надо будет сорваться с места и схватить трубку. Прошло уже больше шести часов времени, а обещание курьера всё ещё не выполнено. Он уже забыл, чем занимался и где был в квартире, когда только начинал ждать: сидел на подоконнике и смотрел в окно, пытаясь купировать усталость от недосыпа, или наблюдал за жучком, который окунался в свет, проникавший в квартиру. Сейчас лучи игрались всё более сложными формами на полу, превращая прямоугольник в параллелограмм, пока сам свет краснел и насыщался. Рухин поставил на проигрыватель музыкальную пластинку и включил. В зеркале отражалась картина дизайнерки с танцем. Он убавил звук до минимума. Сел на край кровати, уперев локти в колени, и стал перебирать взглядом остальные пластинки. Проигрыватель изредка скрипел и жужжал, от изношенности, словно жучок, готовый к полёту. Но даже музыка не могла его отвлечь от ожидания, потому что Рухин не способен задержать внимание на одном предмете вокруг себя дольше чем на несколько секунд — мучительно хотелось спать, но заснуть не получалось. Как только он угадывал мелодию по первым секундам, он начинал нервничать и волноваться, что на других пластинках есть что-то поинтереснее и возможно поновее, а сейчас он только упускает момент. Головой понимал, что у него ещё будет куча времени, чтобы переслушать их все, что нет основания для паникёрства. Какое-то время он бегал глазами по конвертам пластинок. Во время нервного просмотра зазвонил телефон. Рухин оказался рядом раньше, чем успел дозвенеть первый звонок. Его переполняло одновременно волнение от предвкушения и облегчение после длительного ожидания, но оказалось, что звонит всего лишь коллега, чтобы пожаловаться, на кой-хрен он свалил на него столько работы и где он вообще, чёрт возьми, и когда Женя понял, что голос на том конце провода не принадлежит курьеру, его чуть не вывернуло наизнанку от мгновенно навалившегося стресса и фальстартом впрыснутого адреналина, который ничем не оправдался, после чего повесил трубку, освобождая линию для курьера.

Мусоровоз продолжал обчищать мусорные баки дальше по улице. Он вернулся на кровать. В спальне ещё работал проигрыватель, и Рухин убивал время, угадывая по изменению темпоритма, какие именно развлекательные партии эйсид-музыки прозвучат следующими. В голову пришла мысль о намерениях и смыслах, за которыми он наблюдал, но которым не следовал, мысль о том, как без подпитки гарантиями мотивация увядает, истончается и обезвоживается, словно рыбка, выброшенная на берег, и на каком-то уровне ощутил, что всё это касается его напрямую, с его ситуаций и состоянием, и тем, что — если этот мучительный последний отход ко сну, на который он решился, не разрубит гордиев узел, — можно смело называть его состояние серьёзной хронической болезнью, а то и зависимостью, но не успел задуматься до конца, как этот недостроенный образ, убегающий на задворки подсознания, связанный с ним или с тем, что сонливо прячется в тёмной щели между стеной и книжной полкой, как в этот самый момент одновременно зазвенел телефон и из этой самой щели взлетел пылевой жучок, так шумно, до боли бесконечно и неожиданно ворвавшись сквозь маленькое отверстие в огромную сферу наладившегося спокойствия, в котором сидел Рухин, и он бросился сперва к телефону, потом к жучку, стараясь поймать его и больше не отпускать, потом подчиняясь рефлексу снова к телефону, а потом попытался каким-то немыслимым образом броситься сразу к ним обоим одновременно, но так и замер с раздвинутыми ногами, вытянутыми в стороны руками, словно ловил очень-очень большой волейбольный мяч, пригвождённый к полу двумя звуками, с пустотой в голове.