«Разница между искусством войны и протестным творчеством»: как сегодня живут возрождённые Маяковские чтения

Первые Маяковские чтения прошли в Москве в 1958 году во время открытия памятника Владимиру Маяковскому на Триумфальной площади: после официального выступления Евтушенко и Вознесенского к микрофону выстроилась очередь из любителей, желавших прочитать стихотворения. Им настолько понравился этот вечер, что собравшиеся решили встречаться на площади каждую неделю. На чтения приходили до 15 тысяч слушателей, но, несмотря на популярность, они просуществовали всего 3 года. Оппозиционно настроенные к власти участники хотели создать на базе собраний анархо-синдикалистское движение‌, однако им помешали: дружинники часто разгоняли собрания, а в 1961 году на площади случилось настоящее побоище — с обеих сторон по 50 человек ушли домой со сломанными конечностями, носами и зубами, а главных организаторов чтений — Илью Бокштейна, Эдуарда Кузнецова и Владимира Осипова обвинили в антисоветской пропаганде и отправили в лагеря на 7 лет. Ещё у одного организатора «Маяков» Владимира Буковского провели обыск, изъяли сочинение о демократизации комсомола и отправили его на лечение под выдуманным диагнозом — «вялотекущая шизофрения». 

Традиция возродилась лишь в 2009 году благодаря художнику-акционисту Матвею Крылову: каждое последнее воскресенье месяца на Триумфальной площади собираются поэты и слушатели. Маяковские чтения стали самой свободной поэтической площадкой столицы — их формат подразумевает отсутствие цензуры и свободное общение, поэтому собраниями активно интересуются власти: в 2010 году поэтам пытались запретить читать стихи про Владимира Путина; на чтения часто наведывается ОМОН. В 2017 году вылетевший из двух автозаков отряд объяснил собравшимся: «Мы следим, чтобы вы не читали экстремистские стихи и не призывали к свержению государственного строя».

Сегодня Маяковские чтения открыты для всех: туда приходят и старики, и дети, и бизнесмены, и рабочие, и рейверы — это дискуссионная поэтическая площадка без политических координат, на которой люди могут почувствовать свою гражданскую свободу. Мы поговорили с резидентами Маяков об истории возрождения чтений в рамках Стратегии 31‌, шуточном штурме Белого Дома, демоверсии попытки вернуть себе улицу, штрафах за маты, пощечинах от слушательниц, а также о том, как ОМОНовцы фотографируются с поэтами, почему поэзия сегодня — это панк-культура, и какие слова лучше не рифмовать.

Борис Булгаков: о штурме Белого дома и беготне от «космонавтов»

Историю возрождения Маяковских чтений я знаю со слов Скифа [Матвея Крылова]: была беседа, в которой Скиф своей потрясающей харизмой очаровал активного участника старых чтений Владимира Буковского, убедив, что мы не подведём — и мы не подвели. Обычно я спрашиваю у слушателей, знают ли они, как происходят духовные передачи в мистических традициях. Когда гуру передает ученикам особую мантру или же возлагает на голову подопечного длань, а иногда просто заключает в объятия. С этого момента преемник имеет право распространять учение и набирать собственных падаванов. В некотором смысле так и произошло. По крайней мере, на духовном уровне. Успех возрожденных «Маяков» это подтверждает.

Именно нонконформистская преемственность, либертарная традиция, практически полная свобода самовыражения отличает нас от других. Важную роль сыграло то, что Маяковские чтения возрождали радикалы: политические активисты НБП‌ и «Другой России Лимонова», шальные поэты, экспрессивные художники. Уже на первых мероприятиях у памятника всем стало ясно: студийные и клубные авторы тут не приживутся. Как и нежные барышни, как и слишком бледные юноши. У нас ведь нет никакой техники, звукоусиления, а вокруг дороги и довольно шумно. Потому стихи приходится читать громко, грубо, уверенно. Некая протестная брутальность (при всем нашем дружелюбии) — также одно из главных отличий.

Поскольку я вырвался на «Маяки» из кабинетов Союза писателей России, с острым желание нести свое творчество настоящим, живым, молодым, то на чтениях я сразу почувствовал себя дома. Здесь люди разделяли мои ценности и взгляды на культуру и искусство. Когда я на площади, со своими товарищами — я счастлив, я нашел свое место под солнцем, свою реализацию.

Чтения — в целом одна большая художественная акция, растянутая во времени. Но если выделять что-то конкретное из наших ранних «хулиганских выходок», то это попытка штурма Белого Дома. Надо сказать, что Скиф с ватагой поэтов вообще любили различные шествия и прогулки по городу. Но в этот раз все случилось спонтанно. 31 октября 2010 года, заняв проезжую часть Садового Кольца, мы вполне стоически, под аккомпанемент автомобильных клаксонов и ругань водителей, интересным мобом, состоящим из поэтов, акционистов и панков дошли до Баррикадной. Милиция опомнилась очень поздно. Автозак и пара Газелей догнали нас уже в районе Краснопресненской. Народ бросился врассыпную, ОМОНовцы особо себя не утруждали. В какой-то момент мне не удалось прикинуться праздным гражданином, и меня сцапали. Загрузили в пустую Газель, отвезли подальше от Краснопресненской, открыли дверь и велели выметаться. Я сначала даже не поверил.

Как итог: масса веселья, угара, беготни от «космонавтов» и Белый Дом в непосредственной близости. У этого похода не было цели и смысла — это был просто «спонтанный джаз», праздник непослушания. И все Маяковские чтения — это именно праздник непослушания. Уже больше десяти лет...

Назову еще две важные вехи Маяковских чтений условного «скифского» периода. Выпуск сборника наших поэтов «Нате!» в августе 2011 и арест Матвея Крылова в октябре того же года. Тогда, после приговора по делу о беспорядках на Манежной площади‌, Скиф облил водой прокурора. За что уехал в СИЗО. Оба эти события прочно укрепили внутренний скелет «Маяков». Мы почувствовали себя единой силой, готовой бороться за своих. 23 ноября в поддержку нашего товарища организовали совершенно бешеный ивент в одиозном Blur cafe на Таганке.

Когда мы говорим, что на Маяковских чтениях нет формата, мы немного лукавим. Просто потому что условия улицы и шумного центра столицы не позволяют читать размеренную лирику. Поэтому у памятника приветствуется декламация бодрых, резких, динамичных «боевиков». В этом и есть стиль. Напор, радикализм, эпатаж — это про нас. Конечно, всегда бывают исключения. Но в основном мы вынуждены считаться с локацией — и это даже хорошо. Получается, как бы сам Маяковский, возвышаясь над нами, направляет наши выступления в нужное русло.

Любимых строчек маяковцев у меня сотни, но все же отмечу отрывок стихотворения Артема Камардина «Пейзаж сонных промзон», потому что он, на мой взгляд, метко характеризует то, чем мы занимаемся:

Даня Берковский: как власти пытались отжать Маяки

Скиф тогда ещё в составе «Другой России» возродил движуху Маяков в поддержку Стратегии 31: по ней на улицах винтили всех без разбора. Если сейчас для нас 200 тысяч на Сахарова и до 30 тысяч на несанкционированном митинге на Тверской — это норма, то тогда это казалось просто невозможным: собирались от 100 до 1000 человек, а ОМОНа на это количество приезжало столько же, сколько и сейчас, хотя даже сейчас нам кажется, что их слишком много. Тогда по 31-м числам выходили самые смелые, лучшие люди страны — и получали дубинками. Матвей предложил возродить чтения, потому что с медийной точки зрения совершенно сюрреалистично выглядело бы, если поэтов начали бы крутить за стихи. Это сейчас мы знаем, что сюр бывает ещё более сюрреалистичным, а завинтиться со стихами просто. Тогда это казалось нереальным: и действительно никого не задерживали, хотя автозаки ездили исправно.

Году в 2011 я организовывал андеграундные поэтические движухи в кафешках, где школьники пили и орали кричалки, больше похожие на панк-рок. А Матвей Крылов плеснул водой в прокурора по манежному делу с криком «Не забудем, не простим», а обвинителю показалось, что он прокричал «Смерть прокурору», и Скифа тогда закрыли. Тут на меня вышел Миша Безликий, который организовывал чтения в поддержку Матвея. Когда Скиф вышел, уже после Болотной в 2012 году, он предложил мне влиться в «Маяки». Оказалось, на чтениях уже были мои друзья по политической движухе из Twitter — это обрадовало. С тех пор в Маяках я отвечаю за медийные штуки, интервью и комментарии. У Матвея всё хорошо: уехал почти в первый мир, ну, в полуторный, — в Черногорию, занимается чистым искусством. Он всегда позиционировал себя как художник, нежели поэт. Я тоже считаю себя художником, который иногда работает со словоформой.

«Маяки» дали мне огромный опыт организации: связь с медиа, подготовки афиш — долгое время я дизайнил все постеры для чтений. В 2015 году власти пытались отжать у нас чтения, устраивали свои балаганы с известными поэтами, которых свозили. Я тогда начал штамповать плакаты пропагандистского толка а-ля «Маяковский был бы за нас» — и мы с друзьями из медиа сбили эту повестку. Вообще, я чувствую, что департамент культуры нас любит, несмотря на явную конфронтацию. Единственное, где они нас подковырнули, — поставили рядом легальную площадку для уличных музыкантов, но с ними у нас нет проблем: мы договариваемся, ребята заканчивают, а мы продолжаем. Получается кросс-обмен публикой — вполне неплохо.

В формате заведений открытые чтения при отсутствии цензуры меня очень кринжат, а на улице свободный микрофон работает хорошо, потому что мы регламентируем время: два небольших стиха или один длинный, люди сменяют друг друга — это получается динамично. «Маяки» — демоверсия попытки вернуть себе улицу: люди, которые боятся выходить на митинги, у нас могут впервые ощутить гражданскую свободу. Мы не столько про поэзию, сколько про свободу. Недавно одного парня оштрафовали на чтениях за нецензурную лексику: мы пока не такая крупная площадка и не можем оплачивать штрафы, но со временем научимся. А так стараемся помогать и поддерживать информационно, если у кого-то из наших ребят возникают проблемы.

По головам количество участников не считаем, потому что на улице текучка. На первых чтениях было до 1000 человек, потому что они проходили одновременно с митингом, и в 2019 во время акций в поддержку независимых кандидатов тоже был всплеск. Открытие и закрытие сезона — пиковые точки. А так, всегда проходит человек 500-600.

В 2013 году участников Маяков позвали на фестиваль «Медиаудар» на Artplay, посвященный радикальным медийным практикам. Мы не хотели банально читать стихи, а решили действовать в рамках концепции фестиваля — устроить захват! Объявили, когда будем читать. В указанное время все собрались, но никто из поэтов не пришёл. Все бродили по первому этажу — в это время мы надели фриковые маски: балаклавы, Гая Фокса, итальянского карнавального кота — и пробрались на второй этаж. Оттуда стали кричать в мегафон о том, что фестиваль захвачен, и разбрасывать листовки с нашими стихами. Прошла минута, прежде чем все поняли, что происходит: кто-то просто недоумевал, кто-то побежал прятаться в туалете, кто-то даже полицию собрался вызвать. Было довольно весело! 

Вообще поэзия — это не совсем моё: мне нравится Блок, несколько шестидесятников, отдельные американские поэты, но любимое стихотворение у маяковцев — «Наших бьют» Никиты Ерина, там есть четверостишие: «Защёлкал курок немытых костяшек. / Запахло примитивизмом. / Двор — мегалополис, но так же бьют наших / Комплектом ножей сюрпризным».

Денис Стяжкин: о региональных тусовках «Маяков» по всей России

Я создал региональное отделение «Маяков» в Красноярске 2009 году, когда Скиф только возродил эту традицию в Москве и провел первые чтения. Многие СМИ об этом написали, и люди в регионах заметили движуху. Написал Скифу, попросил франшизу, он сказал: «Круто, делайте!». Тогда отделения появились более чем в 10 регионах: в ещё украинском Крыму, Питере, Екатеринбурге, Томске, Ставрополе, много где — ну и у нас в Красноярске. Там собралось сообщество поэтов не менее крутых, чем в Москве — самый сок, авангард. Сообщество формировалась с нуля, я подумал: «Где могут тусоваться любители поэзии?» — и развесил объявления у двух филфаков города, а ещё в газету местную написал. Собрались молодые студенты филфака, а потом по объявлению из газеты стали приходить деды и бабки — это было очень забавно. Помню одного крутого деда лет за 70: он писал мощные современные стихи и читал их с сильной подачей — все его обожали. О чтениях по городу пошли слухи, и к нам начали приходить отовсюду.

Но я уехал в Москву, и тусовка в Красноярске распалась — так часто бывает: кто-то из организаторов переезжает или отходит от дела, и координация ломается. Я находил себе преемников, но путево организовать у них уже не получалось: то уедут куда-то, то забухают. Для хорошей организации нужна группа людей, в которой все могут друг друга заменять.

Ну а в Москве у нас основная масса политизированная: мы проводим мероприятия в защиту политзеков, демократии, ЛГБТК+ сообщества. Тусовка абсолютно свободная, цензуры никогда не было: многие читают аморальную непотребщину с матами. Другие поэтические чтения цензурируют политику, а у нас наоборот: к нам приходят свободомыслящие люди с оппозиционными стихами. Подтягиваются самые крутые: сформированный костяк авангарда привлекает таких же поэтов современности. Но к нам также приходят и студентки со стихами про неразделенную любовь, и графоманы, пишущие целые пачки и читающие откровенную дичь — но мы даём им это место для чтения.

На «Маяках» я познакомился с кучей прекрасных людей — в них течет жизнь, современность, поэзия. За них тебе не стыдно: я был на многих московских тусовках, и там целый вечер и список поэтов — и тебе стыдно их слушать, потому что это даже не графомания, а какое-то насильное написание стиха — как будто человек не хотел его писать, а накидал, потому что надо. А у нас талантливые — их приятно слушать, каждый раз кто-то что-то новое пишет. Мы вместе тусуемся, ходим на концерты, можем сорваться куда-то. Кайф в этом.

На нас часто наезжали со стороны полиции в Москве, а в прошлом сезоне был случай: пришли полицейские, сказали: «Главное, не читайте с матами», — и остались стоять. Все естественно на просьбу забили, было круто и свободно, но потом вышел парень и начал читать милые стихи про любовь: как только он закончил — его сразу же задержали, наверное, по принципу «Ты че, сука, выделяешься из толпы — тут все орут матом и ругают ментов, а ты вышел про любовь читать». Укатили в отдел, штраф выписали. Вообще полицейские периодически приезжают, слушают и либо не понимают, либо делают вид, что не понимают, — и всё проходит нормально.

Люблю стихотворение «Я/Мы лед под ногами майора» Бориса Булгакова — крутого поэта и кореша: 

Никита Ерин: о том, какие стихи нравятся ОМОНовцам

Я попал на Маяки ещё школьником в 2012-2013 году. Со средней школы увлекся Владимиром Маяковским: его алгоритмы стихосложения, вложенное эмоциональное послание и ход мысли восхищали. Решил, что хочу его понять. Приехал из деревни в Москву и наткнулся на группу Маяковских чтений. Пришёл, увидел, прочитал, — и стал вливаться в тусовку. Живость и пламенность чужих слов убедили: я тоже могу круто.

На Маяках все, что ты хочешь сказать — вне зависимости от твоих политических, социальных, научных и религиозных взглядов — ты можешь выразить. Без цензуры, без «записи» и подборок стихов людей, мнящих себя экспертами. Такого в Москве больше нет: я пытался отыскать и обошел много площадок, — но не нашел. Только «Маяки» — такой островок свободы. Понятно, что некоторым людям это не нравится. Ну и пусть: те, кому есть, что сказать, — говорят и удовлетворяются этим. К тому же, это открытая к новичкам и сплоченная группа: обычно все дружат между собой и радуются новым лицам. А не готовые к этому люди со временем уходят. Для меня чтения — принадлежность, признание, помощь, катарсис.

На Маяках можно увидеть всех: китайгородскую тусовку, пожилую женщину, рассказывающую, как читали раньше, обеспеченных людей, проходящих мимо и желающих почитать, рэйверов, автостопщиков, грузчиков, военных — всех. Слово объединяет суть, а не только контекст. В этом и соль, и сахар. 

Вспоминается история, как к нам в очередной раз пришел ОМОН, и один парень вышел читать довольно жёсткие стихи. Один из силовиков сказал: «Ну, вот этот мне нравится — остальные так себе». Они с нами сфоткались, постояли и уехали.

Моя любимая строчка сегодняшних маяковцев — из «Цивилизационного коллапса» Дани Берковского: «Мы не сможем собрать все Библии мира, /все Кораны востока, /и вырастить из них лес».

Артём Камрад: о гражданском запросе в поэзии

Я наткнулся на группу «Маяков» во ВКонтакте году в 2012-2013: тогда я уже активно писал стихи, устраивал квартирники, но хотелось расширить аудиторию и найти соратников. Попал на внеочередные чтения в защиту музея Маяковского, варварски разграбленного городской администрацией: мы выступали за то, чтобы процесс реконструкции и реставрации был прозрачным.

На первых выступлениях я позволял себе читать с листа, хотя это сильно бьёт по подаче. Ко мне подошёл Даня Берковский, похлопал по плечу и сказал, что у меня стихи выпали (а у меня и правда кипа листов А4 вывалилась из рюкзака), и предложил поучаствовать в проекте «Репозиция» — создании серии концептуальных поэтических видео. У поэтов сложно с организацией, и у нас всё провалилось, но в процессе этого фейла я познакомился с кучей классных людей, которые стали мне братьями, сестрами и товарищами. Для меня Маяковские чтения — это обнимашки. Ты приходишь, и первые 10 минут обнимаешься со всеми: с кем-то вы кутили вчера, с кем-то виделись на прошлых чтениях, с кем-то не виделись с прошлого сезона.

У чтений нет «линии партии» и политических координат: у нас нет разве что этатистов‌. «Маяки» — это плюрализм мнений и никакой модерации: ты приходишь и стоишь в очереди, а если выскочил, не вставая в очередь, — вообще респект. Очереди можно оставить в Советском Союзе или когда кроссовки редкие выпускают.

У нас можно читать всё: свои стихи, стихи друзей и мёртвых поэтов, можно даже Полозкову почитать. Люди постарше, например, чаще всего читают классиков. Гражданский запрос один — на свободу самовыражения. 

«Маяки» — живой организм, остро реагирующий на повестку. Нас можно сравнить с дискуссионной площадкой: если что-то случается — это сразу отражается в творчестве резидентов чтений. Например, когда нацболы вместе с живым физически, но мертвым политически Эдуардом Лимоновым на Триумфальной площади в загончиках агитировали за войну с братским народом — мы не в загончиках на противоположной стороне идеологических баррикад устроили антивоенные чтения. Мы проводили Маяки против пыток как раз во время Чемпионата Мира. На афише был памятник Маяковскому, стилизованный под футбольный кубок, обмотанный колючей проволокой: у нас в застенках пытают людей, при этом мы интегрированы в мировое сообщество, и у нас проводят ЧМ. 

В статье Маяковского «Как писать стихи?» поэт вводит понятие социального запроса: ты никому ничего не должен, но хорошо, если бы ты говорил с обществом на темы, которые его задевают, — о том, что важно здесь и сейчас. Процент тематических стихотворений-высказываний, процент ответа на социальный запрос, конечно, выше на тематических чтениях. В ответ на возбуждение уголовного дела против Ивана Голунова в 2019 году мы устроили «Маяковские чтения-228» за отмену статьи и против мусорского произвола — использования наркотических статей как универсального способа посадить человека. Специально стихи не отбирали — требования читать на антинаркофобную тематику не было, но таких стихов всё же было больше, хотя можно было и про ромашки, одуванчики и про жену любимую почитать. Мы напишем стихи в тему, не договариваясь. Я не умею писать, задав себе тон, а пишу, если меня что-то волнует, мучает, как и общество, в которое я интегрирован. Но мы можем провести и тематический поэтический перфоманс, как в позапрошлом году в конце мая перед Pride Month: мы сделали его в поддержку ЛГБТК+ — трое авторов прочитали свои стихотворения, и они сложились в крутой триптих. 

Из забавных случаев, происходивших на «Маяках», я обычно рассказываю про этот: к памятнику вышла девушка, она спросила: «У вас читали стихотворение “Убей меня, ополченец”?» Это моё стихотворение  — оно тогда было бэнгером Маяков — я написал его под впечатлением от убийства Бориса Немцова, но фактически оно касалось конфликта на востоке Украины, спровоцированного Россией. Эта девушка вышла и прочитала что-то ура-патриотичное, типа «ополченцы молодцы» — в общем, человек с промытыми госпропагандой мозгами написал средненькое стихотворение. Я вышел и прочитал что-то полубаттловое, просто чтобы ответить. Потом она отозвала меня в уголок и сказала: «Снимай очки», —  я ответил: «Нет — ты меня бить будешь». В итоге она дала мне пощечину, я посмеялся и ушел.

Мы проводили перформанс «7 злых поэтов»: первая акция прошла удачно, а вторая должна была проходить в одной институционализированной галерее. Была встреча с кураторкой выставки — мы собирались выступать в балаклавах, а она, как о них услышала (как раз после недавнего кейса с Pussy Riot), — цветом в лице поменялась: «Никаких балаклав!». Ну и акция провалилась — мы сами зафакапили: если мне что-то запрещают, — я специально сделаю так, даже если это не прямое выражение моей воли — назло мамке отморожу уши. Провокация, эпатаж — идти вразрез и атаковать общественное мнение мне всегда казалось главной чертой искусства. В тот вечер мы засели в баре с тостами «Ебать институции» и «За полинаркоманию» — они стали мемными. 

Ещё один внутрячковый мем зародился из-за того, что у нас часто спрашивают, как записаться на Маяковские чтения. В шапке паблика описан весь регламент про отсутствие записи, цензуры и модерации, но вопросы всё продолжались и продолжались, поэтому с определенного момента мы стали отвечать, что записаться на «Маяки» можно через Госуслуги.

У Маяковских чтениях нет организаторов — мы горизонтальная площадка. Организуют проекты, стартапы, интернет-журналы, перевороты, а старую городскую культурную традицию нужно просто поддерживать. Это было бы нескромно с нашей стороны — говорить, что мы что-то организуем. Вся наша организация в том, чтобы напомнить: «Ребята, в воскресенье в 6 вечера у памятника Маяковскому». По сути — просто координация.

У меня очень много любимых строчек современных маяковцев, но прочту самое актуальное: сейчас всё острее встаёт проблема политзаключённых — узников совести. И стихотворение моего любимого поэта Бори Булгакова «Торжество метафизики» у меня в голове как раз коррелирует с мироощущением узника совести. Заканчивается оно так: «И поэтому всё, что я заслужил, / жизнь иголкой тупой наколет, / но однажды каждый особый режим / рухнет под ветром воли». 

Коля Дайнеко: о провокаторах на чтениях

Когда мне было лет 17-19, Лёва Нешин и Никита Ерин позвали меня на «Маяки». У меня своя музыкальная группа Nikky Blazer: были текста, которые я писал для того, чтобы было, что петь в микрофон — некоторые не ложились по ритму на музыку, но неплохо читались, и я решил попробовать. Тогда как раз начался сезон 2016 года: пришёл, прочитал, посмотрел и понял — мне близка идея бесплатного бесцензурного искусства, когда люди просто делятся друг с другом своим творчеством, откликаются, находят друг друга, сближаются идейно. Раньше я не рассматривал поэзию как сферу деятельности, потому что не понимал, какой смысл писать стишата в интернете: для меня как музыканта важно взаимодействие с людьми, и Маяковские чтения дали мне это. Развиваясь в поэзии, я прокачался и в музыке.

Открытое взаимодействие с публикой может быть и в салонных чтениях, которые большинство считают антагонистом Маяковских: там как минимум нужно платить за какой-то бар, то есть приходят туда намеренно, а на Маяках много случайных людей — тех же прохожих. Но главное — отсутствие цензуры и полулегальный статус: ни для кого не секрет, что чтениями интересуется полиция. Приезжают, следят — это добавляет остроты и социального резонанса.

«Маяки» —  место для знакомства с классными духовно молодыми людьми. Основная масса людей, как я, — примаргиналенные или как минимум сочувствующие, контркультурные: приходят и подростки, и постподростки, много раз видел протестно настроенных бабушек, иногда на чтения приходят дети (вот тогда приходится цензурировать стихи от мата) — эта разношерстность, эклектика забавляет и вдохновляет. 

На Маяковских чтениях царит доброжелательность, конфликты возникают изредка и из-за провокаторов. Иногда люди пытаются перекрикивать поэтов, а в очередной раз на чтения приехали менты, — и было как обычно: читали стихи без оскорблений и прямых провокаций, но закончилось всё дракой с одним из чтецов в очереди. Тот пытался всех заткнуть: я так и не понял, был ли он заслан к нам или перепугался полицейских. Однажды к нам пришли движение СЕРБ — я подозреваю, что они волюнтаристы-околодружинники — и записали видео о том, какие Маяки опасные: педалировали всё те же темы, что и официальная пропаганда в отношении всего, что может не понравиться власти, — вырывали из контекста и монтировали. Меня, например, в видео назвали ярым гомосексуалистом за суперузкие джинсы — я очень смеялся: поддерживаю ЛГБТК+ сообщество и понимаю, что люди вроде дружинников СЕРБа пытаются вызвать народное недовольство и играть на чувствах обывателей, которых до сих пор волнует чужая любовь и чужая внешность. Это печально, и с этим тоже нужно бороться. 

Сегодня поэзия сама по себе — маргинальный жанр. В контексте мироощущения большинства, чтения — это уже вызов, эпатаж как минимум потому, что мы читаем на улицах — это не вписывается в рамки обыденности. Ошибочно думать, что панка больше не существует, потому что рэпера ходят в татухах: по-прежнему большинство людей не только в России, но и в мире достаточно консервативны. Поэзия Маяковских чтений сегодня контркультура и несёт в себе панковский заряд. Хотя я против элитаризма: если сейчас «Маяки» и противопоставлены обществу, то только потому, что у нас плюрализм мнений, а консерваторам это не нужно. В больших городах многие находятся в подвешенном состоянии между закоренелыми консерваторами и теми, кто, как мы, раскачивает лодку. Эти люди только начинают задумываться, что с жизнью в государстве что-то идет не так. Для них выход на чтения может стать первой попыткой отвоевать свою маленькую свободу, своё право на город — из таких маленьких свобод впоследствии рождается большая всеобщая. Если маленький пугливый человек не побоится выйти на площадь и прочитать свои стихи, будь они хоть про любовь к мальчику или девочке из соседнего двора, — он расширит степень своей личной свободы. И совершенно не важно, останется ли движуха в андеграунде — важно, чтобы люди свободно высказывались о том, что их волнует. 

Обожаю, когда приходит Даня Берковский и читает «Ножевое Гольяново», любимая строчка оттуда: «Как шиханы покатые, сизые тучи / Поливают дворы ножевого Гольяново. / Вдалеке полицейский пизды получит, / Доебавшись ночью в подворотне до пьяного». Я абсолютный пацифист и считаю, что насилие — это плохо, но мне было бы интересно посмотреть на такую ситуацию, потому что я не понимаю, как такой же человеческий организм в сущности мента удивительно преображается. Ещё очень люблю строки Артёма Камрада о силе слова и поэзии: «Стихи должны стать удавкой на шее наглого мусора, / Разрезом от уха до уха воинствующего чинуши». А самое любимое у него: «Нужно дать понять разницу между искусством войны и протестным творчеством» — запрещённый творческий процесс когда-нибудь превратится в реальное искусство войны. Сегодняшние стихи могут стать завтрашними лозунгами.

Люди объединяется уже сегодня: уверен, что их поднимет музыка, поэзия, искусство — всё это задевает самые нужные части человеческой сущности. Перемены делаются сердцем: этого как раз-таки не хватает ментам. Не уверен, что они борются за что-то прекрасное и не думаю, что осознают, что делают, а действуют на автомате — каким-то симулякром разума, наученным буквами устава. А творчество может воздействовать на людей через их сердца: они должны понимать, что жить можно по-другому — нам не нужны железные занавесы и ежовые рукавицы. Чем нас пугают? Америкой и ЛГБТ, ну, ещё исламской экспансией, о ней я не берусь рассуждать, — но в остальном у нас нет культурной разницы. Если люди начнут чувствовать себя свободными — они не будут ощущать безволие, значит осознают возможность своего влияния — эти мысли не нравятся тем, кто находится на управляющих постах.

Полина Лацци: о том, что лучше не рифмовать

На «Маяки» меня позвал Коля Дайнеко — я тогда ещё жила в Воронеже и занималась продвижением своего поэтического клуба «Убийцы букв» — было интересно, как поэтические движухи проходят в Москве. Первое, что ощутила, когда пришла на чтения, — бурю, шторм. Ни при каких обстоятельствах я, наверное, не смогла бы собрать такое количество талантливых и отчаянно смелых людей в Воронеже, не услышала бы столько политической поэзии, потому что Воронеж — город эскапистов: население небольшое, и глубокие философские темы поднимаются чаще, а на «Маяках» читают про свой опыт работы наблюдателем на выборах, про митинги, ментов, про то, как всё заебало, про любовь тоже читают, но даже чаще — про любовь к Родине.

Особенность «Маяков» — символическая: они про преемственность и протестность. У Маяковских чтений своя история. Это не просто организованный на коленке движ в барчике, который может продумать любой человек — приходишь, договариваешься: «Я сделаю вам поэтический вечер и подниму продажи пива». «Маяки» — событие, начавшееся ещё в СССР. Это поиск свободного пространства для того, чтобы высказаться, когда тебя со всех сторон бьют палками по голове и ногами в живот. «Маяки» — совершенно особенное явление — крутое и уважаемое. Возможно, на самом деле, это сборище придурков, которым нравится мерзнуть и вопить под памятником, когда прохожие смотрят на тебя непонимающими глазами, а рядом отбойные молотки стучат или отстойные уличные музыканты пытаются денег собрать, возможно, по заказу городских властей — может и так. А может, символы важнее реальности — и я в это верю.

Не люблю цитировать стихи афоризмами — самое классное из контекста не вырвешь, но очень бесит, когда рифмуют «дороги» и «дороги».

Олег Белавский: чем маяковцы отличаются от салонных поэтов 

На Маяковские чтения я впервые попал в сентябре 2010 года — тогда только поступил на первый курс — студенчество звало за романтикой, а её, как мне казалось, на поэтических мероприятиях навалом. Узнал про «Маяки» случайно из интернетов, найдя записи выступлений. Впервые прочитал что-то своё в апреле 2011 на чтениях-шествиях — мы тогда остановились у Бутырки‌. Было волнительно — собралось много людей. Дождался, пока они разойдутся, — и зачитал, стоя у стены одним из последних.

Я активно ходил по мероприятиям салонной поэзии, влился в поэтический движ «Поэтарий», был ведущим вечеров на винзаводе. Но оказалось тоскливо — люди приходили выступить, но никто их не слушал. «Маяки» же искренние, приятные и открытые — этим и зацепили. Маяковцы читают стихи не так, как салонные поэты — не чтобы их услышали за звоном бокалов и смехом пьяных людей, а чтобы их поняли.

Мне нравится и выступать, и координировать. Выступление — это вайб ощутить и эго потешить, а координация — опыт менеджмента. Важный момент — это вступительное слово и просто общение с аудиторией: стихи стихами, а научиться говорить так, чтобы на площади тебя слушали, — дорогого стоит. «Маяки» помогли мне побороть страх сцены — в прошлом году я впервые выступил с собственной лекцией.

На моих первых чтениях в 2010-м я услышал Андрея Чемоданова и его «The Wall» — там была строчка про «сплошную непроходимую несокрушимую стеночку» — она меня сильно тронула. Ещё я помню одного мужичка с первых чтений (больше я его не видел) — у него было стихотворение про общественный транспорт, где в час пик каждый может ощутить близость с соседом — чувство локтя, кулака и колена. Мне так это понравилось, что я впервые в жизни выкрикнул «Браво!» А ещё помню, как Миша Кедреновский, независимая боевая поэтическая единица, громко всех звал на чтения, а сам не пришел, потому что забухал во дворах поблизости.

Иллюстрация: Валентина Палатурян