«Переезд сегодня — не прощание с родиной». История эмиграции журналистки Катерины Никитиной

Дискурс продолжает серию материалов «Велком ту Грэйт Бритн» о гражданах России, которые уехали в Великобританию — в поисках лучшей жизни или из страха за свою безопасность. В прошлом выпуске бизнесмен Алексей Шматко рассказывал о том, как бежал из России и превратился в политического эмигранта. На этот раз историю свой эмиграции рассказывает журналистка Катерина Никитина.

Катерина уехала в Лондон после окончания журфака МГУ. Она успела запустить журнал ZIMA, поработать для «Медузы», выйти второй раз замуж и пробежать лондонский марафон. В интервью Павлу Никулину она рассказала о том, каким образом россияне становятся гражданами Великобритании, как отравление Скрипалей стало темой для small-talk и как за сто лет изменилась русская эмиграция.

О Липецке, Москве, детстве и начале взрослой жизни

Я родилась в Липецке, в классической советской семье: мама врач, папа инженер. Ничего суперинтересного в моем детстве не происходило. Я неплохо училась, поэтому решила поступать в МГУ. Поступила на журфак и переехала в 16 лет в Москву. Это было достаточно смело.

Переезд в Москву разделил мою жизнь на «до» и «после». Большую часть своей жизни я прожила в Липецке, — это для меня город детства, а в Москве уже началась взрослая жизнь.

Больше свободы, больше возможностей, хотя денег, естественно, не было. Мне было комфортно в большом городе. Сейчас я приезжаю в Липецк к родителям и мне не хватает масштаба. Это вроде не такой маленький город, не деревня, но я не понимаю, чем там занимаются люди, кроме как ходят на работу и вечером смотрят телевизор. В больших городах есть всегда чем заняться.

В Англию переехала, когда уже окончила университет и поработала несколько лет. В Москве я работала в Vi («Видео интернешнл», российское рекламное агентство). Потом в газете «Известия» — до 2008 года, ещё до того, как стыдно стало там работать. У меня был большой круг общения, много друзей и культурная жизнь, много планов и мало денег.

О шести способах переехать в Великобританию

Есть несколько способов переезда в Англию. Самый распространенный — по рабочей визе. Английская компания должна как-то узнать о тебе, захотеть тебя нанять и пригласить работать. Конкуренция очень высокая и шансов мало. Тем не менее кому-то удается получить визу по приглашению или перевестись в Великобританию внутри своей компании, если это крупная международная корпорация. Но это достаточно челленджевая‌ история: ты конкурируешь за рабочее место с британцами, европейцами, другими русскими. И надо доказать, что ты лучше всех. Если у вас много денег, то можно переехать по визе предпринимателя или инвестора. В первом случае нужно предоставить убедительный план по открытию нового бизнеса, быть готовым инвестировать в него минимум 200 тысяч фунтов и доказать, что тебе ещё хватит денег на проживание в стране. А во втором — инвестировать в экономику Великобритании не менее двух миллионов фунтов.

Есть ещё exceptional talent visa‌ для деятелей культуры и искусства. По-моему, это самый сложный путь, по таким визам 95% отказов. Тебе надо доказать, что ты настолько офигенный специалист, что не просто какая-то компания, а сама Англия захотела, чтобы ты у них работал. У меня есть несколько знакомых, которые переехали по таким визам: музыкант, фотограф и специалист по цифровому маркетингу.

Можно ещё попросить политическое убежище, но это очень туманная история (об этом пути нам рассказывал бежавший из России в Великобританию бизнесмен Алексей Шматко — прим. Дискурса).

У меня был самый читерский и простой способ: я вышла замуж за своего бывшего одноклассника. Не то чтобы я планировала, просто так получилось.

О переезде и новой жизни

Мы учились в одной школе в Липецке, потом много лет не виделись. А когда появился ВКонтакте, он неожиданно мне написал. Мы встретились в Москве. Со школы я помнила его маленьким мальчиком, а он вдруг стал высоким и симпатичным. Я даже не знала, что он переехал в Англию. Сначала он там учился, а потом получил предложение о работе и остался жить.

Когда мы начали встречаться, я хотела, чтобы он переехал в Москву, потому что самой не очень хотелось куда-то уезжать. Но если бы он приехал, то уже не получил бы визу и не смог бы вернуться в Великобританию. Поэтому мы решили, что будет логичнее, если перееду я. И вот я бросила налаженную жизнь в России, работу, кредитную машину — и приехала.

Спустя четыре года мы развелись, и у меня началась новая жизнь. Когда живешь в незнакомой стране с мужем, который о тебе заботится и во всём помогает — это одна история. Совершенно другие ощущения, когда ты оказываешься в большом городе, в чужой стране, без работы и какой-либо поддержки, да ещё и с собакой.

О свиданиях, межнациональных браках и русском языке

Был длительный период тиндера. Я принципиально не ходила на свидания с русскими парнями. Это было очень здорово: Лондон — лучшее место, где можно узнать людей самых разных национальностей — здесь и итальянцы, и французы, и кого только нет. Узнаешь, как они жили в своей Италии или Франции, почему вообще переехали в Лондон. Это единственный город, где на дейтинге первый вопрос будет не «кем ты работаешь?», а «кто ты по национальности?». 

Замуж я все равно вышла за русского, потому что у нас больше общего. В смысле языка тоже: я хорошо говорю по-английски, но делать это постоянно утомительно — начинаю путать слова, всё забываю и чувствую себя дебилом. Не хватает слов, чтобы выразить глубинные мысли, передать юмор и так далее. А когда переключаюсь на русский, чувствую облегчение, радость, интеллектуальный подъем. Поэтому и большинство друзей у меня русские.

Впрочем, я знаю много совершенно счастливых межнациональных пар. Есть люди, которые приехали сюда работать в английской компании и вообще не знают, что здесь есть русские. И отлично вписываются. Кому как удобнее.

О предсказуемости, порядке и ипотечном проценте

Жизнь в Англии чуть более предсказуемая, чем в России. Я легко представляю свою жизнь где-то через 30 лет, если ничего страшного не произойдёт. Кем я могу стать в России через 30 лет, тоже более-менее понятно, но эта картина мне нравится гораздо меньше.

Здесь больше порядка. Например, есть инструкция — что сделать, чтобы получить какой-то документ. Соблюдая её, ты этот документ получишь, а не будешь соблюдать — не получишь. Нет никаких подводных камней, секретных правил и правильных или неправильных людей.

У этого есть и обратная сторона. Помню, Чичваркин как-то жаловался, что ради одной бумажки ему надо было получать 28 разрешений. Что за это время в Украине произошла революция, рухнуло несколько режимов, а они всё эту бумажку получают.

Я редко сталкивалась с такими сложностями, и мне эти правила кажутся легкими и понятными. Например, чтобы открыть кампанию, достаточно двух дней. Сразу понятно, какие требования и к кому нужно пойти, чтобы, например, сдать налоги — с которыми здесь довольно сложно. Ты знаешь, что у тебя не будет проблем, если ты все сделаешь правильно. Никто до тебя потом не докопается. 

Мелочь, но это очень важно — здесь низкий процент по ипотеке. Примерно 1,8%. В России, по-моему, ипотека сейчас около 10%‌. Да, многие жалуются, что в Лондоне безумно дорогая недвижимость, и многие семьи не могут купить себе квартиру — это так, но зато, когда покупаешь квартиру в кредит, ты несильно переплачиваешь.

Вот это реально круто, когда читаешь все эти договоры и понимаешь, что будешь платить меньше, чем стоит арендовать жилье.

О манчестерском акценте и великосветской учтивости

У меня не было никаких ожиданий. Первые полтора года я жила в Манчестере — там было тяжело. Во-первых, потому что я не понимала, что они говорят: там очень сильный акцент, и я чувствовала себя дебилом. Более того, когда они со мной разговаривали, я не всегда была уверена, что это английский! 

Я даже недолго ходила в языковую школу. С иностранцами общалась нормально, говорила даже лучше, чем они, но с манчестерскими британцами был какой-то капец. Я думала, что там сплошь джентльмены в шляпах, а оказалось, что там очень много простых рабочих — абсолютно не страшных, но просто они не такие, какими ты себе представляешь всех англичан.

Как журналист я тоже иногда случайно попадаю на людей, которые не из твоего круга общения, а из класса выше — например, как одна баронесса, с которой мы однажды делали интервью. Они очень вежливые, улыбаются тебе, но живут в каком-то своем мире. И что мне нравится, такие люди никогда не дадут тебе понять, что ты выпадаешь из их тусовки. Хотя на самом деле они всё это понимают, и не будут с тобой особо дружить.

О сказке, респекте и ощущении поддержки

Я быстро нашла работу в Academia Rossica, через которую здесь прошло много людей, так или иначе связанных с русским искусством и культурой. Она приносила минимальный доход, но была очень выматывающей. Параллельно я подрабатывала фотографией. Иногда снимала для каких-то журналов, но чаще это были свадьбы или детские дни рождения. Не могу сказать, что это самая ужасная работа, но я не была фанатом. 

Потом я решила запустить сайт о Лондоне. К тому моменту я умела делать сайты на Wordpress, фотографировать и, поскольку я профессиональный журналист, умела писать. Все как-то сложилось, и я поняла, что смогу справиться с проектом в одиночку.

Сначала я делала это одна, а кто-то из друзей помогал в свободное время. Затем мы с подругой решили сделать печатный журнал. Набрали денег на печать через краудфандинг, собрали 6000 фунтов и выпустили журнал. Назывался он Russian Gap.

Помню, что тогда все было как в сказке. Я бегала, снимала все эти дни рождения и так далее, чтобы было на что жить, и параллельно делала журнал — очень энергозатратное хобби!

Представь, что ты одновременно журналист, фотограф, главный редактор и директор по рекламе. Весь контент был на мне, но появились и люди, которые помогали. Кому-то мы чуть-чуть платили, но в основном бесплатно. Мы тогда ощутили поддержку от людей, они инвестировали в нас своим временем, деньгами, подписались на журналы или поучаствовали в краудфандинге.

Помню момент, когда мы презентовали первый номер Russian Gap. 2015 год. Галерея Эрарта в Mayfair, напротив ресторана Novikov (сейчас она закрылась). Позвали всех, кого знали — из русского Лондона, журналистов и просто светских знакомых. Про нас даже вышла заметка в РИА «Новости», потому что у нас там подруга работает.

Я почувствовала, что сделала что-то, на что люди обратили внимание. Помню, один журналист BBC тогда сказал: «Ну вы, конечно, молодец. Посмотрим, сколько вы продержитесь!». И сейчас, когда мы встречаемся, он мне респектует, потому что он тогда не думал, что мы так долго продержимся. Приятно.

О безудержном трудоголизме и о том, почему не стоит называть журнал для русских словом Russian

Мы с партнершей по бизнесу работали так больше двух лет, а потом разошлись. Для нее в приоритете была семья, а я работала как чокнутая и требовала от всех того же. Хотела, чтобы все работали круглосуточно и бесплатно. Сейчас я понимаю, что была тогда к ней несправедлива. Она делала, что могла, и была неплохим партнером.

После того, как Russian Gap просуществовал некоторое время, я поняла, что его надо развивать, и для этого уже нужны деньги. В первую очередь, мне самой надо получать зарплату, потому что я уже не могла работать на износ. Начала искать инвесторов. Мне повезло, они довольно быстро нашлись. Это оказались прекрасные люди, которые живут в Лондоне и говорят по-русски. Им понравилась идея, и мы начали строить на базе старого издания новое.

Мы сделали ребрендинг и назвали все это ZIMA. Слово Russian в старом названии многим не нравилось. Часто приходилось объяснять, что это значит, и это как-то доставало. 

У нас была такая история, что когда мы выпускали самый-самый первый номер, то все сделали, но забыли про обложку. Не знали, что на нее поставить. Нам сказали об этом в типографии, и я начала судорожно обзванивать своих знакомых фотографов и спрашивать, есть ли у них что-то подходящее. И одна знакомая сказала, что я могу просто посмотреть ее портфолио и взять оттуда любую фотографию, если понравится. Я нашла фото с красивой девушкой на фоне лондонского метро, и мы поставили ее на обложку. А потом выяснилось, что модель немножко обиделась, потому что она украинка, и вдруг оказалась на обложке журнала, который называется Russian Gap. 

Мы всегда дистанцируемся от того, что мы «русский» проект. Ведь нас читают люди из Прибалтики, из Украины, из Казахстана. Мы вообще не про Россию, а про тех, кто говорит по-русски. Даже скорее думает по-русски. Поэтому мы искали какое-то короткое слово, понятное им всем, и быстро наткнулись на «зиму». Сейчас как-то оно хорошо прижилось и всем нравится. Короче, убрали слово «Russian» из названия и сильно облегчили себе жизнь.

О ZIMA, Скрипалях и small talk

Пока ZIMA — не прибыльный проект. За полтора года аудитория выросла в 200 раз, но мы и начинали с не очень высокого показателя. Сейчас у нас больше четырехсот тысяч посещений в месяц и тираж 10 тысяч экземпляров. Журнал выходит раз в три месяца. Мы сотрудничаем с очень хорошими рекламодателями, работаем с брендами, которым интересна наша аудитория. 

Я поняла, что как главный редактор русского издания отвечаю за всех русских. После истории с отравлением Скрипалей я дала огромное количество интервью, и это была полезная история с точки зрения пиара. Даже ребята в коворкинге, где мы работали, пытались с нами поговорить, узнав, что у них сидит русская редакция. Пытались расспрашивать, что мы думаем, но при этом проявляли сочувствие. Говорили, что то, что там происходит, с дипломатической точки зрения — полная хрень. 

История с Солсбери становится темой для small talk‌. Если кто-то узнает о том, что ты из России, то аккуратно спрашивают, что ты об этом думаешь. Я говорю: «да ладно, всем же все понятно». Никто же не говорит, что Россия ни при чем. Я никогда не пыталась отстаивать противоположную позицию, — что мы ни при чем, — поэтому никаких проблем у меня не было. 

Моя подруга из Украины в какой-то момент спросила: «Почему вы русские так себя ведёте?». Помню, я охренела от этого: «Оксан, алё, ты че?» — это был первый раз, когда я поняла, что мы из разных стран. До этого казалось, что никакой разницы нет: я из Липецка, она из Харькова, что тут такого. А тут я поняла, что разница есть, и сильно удивилась. 

Но мне кажется, что здесь все это стирается. Я дружу с какими-то ребятами, говорящими по-русски, но редко даже спрашиваю, откуда они, из какой страны и города.

У меня такая работа, что очень сложно отделить её от личной жизни, от хобби. Даже если я хожу в кино или на выставку, мне, как правило, не понятно, что это — случай, про который я должна написать или не должна.

О том, чем характерна эмиграция сегодня и почему уезжают лучшие

Я думаю, сравнивать текущую ситуацию с белой эмиграцией, да и вообще с эмиграцией XX века, некорректно. Тогда люди уезжали без права на возвращение. Сегодня практически каждый может купить билет домой. 

Переезд сегодня — не прощание с родиной, это просто смена среды обитания, и совсем не факт, что окончательная. В этом смысле русские профессионалы вписаны в мировой контекст так же, как и все остальные. 

Люди едут туда, где у них больше возможностей реализовать свои проекты и идеи: это может быть хоть Лондон, хоть Берлин, хоть Кремниевая Долина. Все эти места заполнены иностранцами. Другое дело, что сделать это по-прежнему нелегко: переезд требует от человека упертости, в хорошем смысле этого слова. А если переезд связан с профессиональным ростом — еще и профессионализма или наличия каких-то талантов. Поэтому есть ощущение, что за границей действительно оказываются лучшие. 

В этом и заключается «феномен эмиграции»: за границу, как и сто лет назад, переезжают блестящие люди, но уже не потому, что бегут из России или не любят свою страну. Не бегут, любят. Просто другие страны зачастую дают больше возможностей, и глупо их не использовать. Политические причины тоже играют свою роль, но они скорее второстепенны.

О собаке, социализации, благотворительности и марафоне

У меня есть собака, и мне кажется, что это со мной происходит что-то английское. Собак заводят и в России, но здесь — если ты с собакой, то ты становишься частью общества. Если выходишь в парк с песиком, то будь готов, что тебе надо будет останавливаться каждые десять минут и общаться с другими владельцами собак. Люди таким образом социализируются.

Я даже помогаю фонду LAPA, который работает с животными в России и имеет филиал здесь. Они собирают деньги в Британии, переводят в Россию и стерилизуют там животных, за которых не могут заплатить хозяева. Или животных из приюта, чтобы у них не было нежелательных потомков. Мы даже делали для них какие-то проекты, и я сама помогала им с сайтом и с промоушеном. Правда, в последнее время помогаю меньше, потому что времени не хватает.

Кстати, русские здесь много участвуют в благотворительности. Это тоже хороший способ социализироваться. Для многих обеспеченных русских это повод выйти в свет и показать себя. 

Честно говоря, я сама хочу сделать на эту тему какой-то материал — поговорить с женами людей, которые переехали... Как это называется? Московские вдовы? Английские вдовы? Когда у мужчины есть большой бизнес в России и он вывозит семью в Великобританию Они живут здесь, а он продолжает работать там. У этих женщин, насколько я понимаю, есть проблемы с социализацией. Некоторые из них не знают языка. При этом они в Москве привыкли, что окружены друзьями. Еще они, как правило, живут не в Лондоне, а где-то в богатых пригородах. Я часто их вижу на каких-то благотворительных мероприятиях. Они приходят туда — такие красивые. Интересно про них узнать. 

Здесь много очень активно работающих людей, с которыми приятно дружить, общаться, что-то делать. 

Был период, когда я занималась бегом. Потому что тут все бегают. И я настолько увлеклась, что четыре года назад пробежала марафон. Одна моя знакомая готовилась к марафону, а человек из ее компании заболел, и место освободилось. Когда она предложила мне его заменить, до марафона оставалось три месяца (это маловато для подготовки), но я, такая безумная, говорю: «давай!» Лондонский марафон — один из самых больших в мире, здесь бегут несколько десятков тысяч человек. И это было прям круто. Ты бежишь, большая толпа, люди всех возрастов и национальностей.

Я помню, что когда пришла в магазин покупать кроссовки и пафосно так сказала, что готовлюсь к марафону, то ожидала какого-то респекта в глазах продавца. А у него таких как я 20 человек в день!

Это было прикольно и тоже связано с благотворительностью. При помощи марафона собирали деньги на благотворительные организации. Ты либо участвуешь в лотерее и выигрываешь бесплатное место в марафоне, либо привязываешься к какой-то благотворительной организации и собираешь для них определенную сумму денег. Суммы довольно большие. Я собирала тогда полторы тысячи фунтов.

Это был такой челлендж.

О Москве, Брекзите и отличиях британцев от лондонцев

Я люблю приезжать в Москву, особенно в мае, когда там все цветет. Как-то я приезжала летом, а Москва вся перекопанная. Возвращаюсь в Лондон, а там тоже все перекопано. У меня даже была идея сделать тест с фотографиями улиц, где надо было бы угадать — Лондон это или Москва. Но потом оказалось, что они перекопаны по-разному и легко определить, где что.

У меня есть дело, которое я люблю — это очень важно. Если бы у меня была нелюбимая работа, наверное, я бы и страну не любила. Мне очень нравится Берлин, и я всерьез думала переехать туда. Меня, кстати, Брекзит расстроил в этом смысле, потому что у меня была идеальная ситуация, козырной расклад — британско-российский паспорт. Я понимала, что могу путешествовать везде. Английский паспорт много куда дает дорогу, но есть какие-то странные, дурацкие страны, куда дорогу дает только русский паспорт — Китай или Куба, например. Там англичанам нужна виза, а русским нет. Сочетание этих паспортов давало мне возможность забыть про визы вообще. Было ощущение, что весь мир открыт, а сейчас оно пропало.

Брекзит — это полный пиздец. Я писала большой репортаж для «Медузы» про Брекзит. Поскольку это было первое задание для «Медузы», я очень сильно готовилась, за всем этим следила. Нервничала из-за репортажа, не выспалась, но как-то его сдала.

А утром я просыпаюсь и понимаю — пиздец, Брекзит. И в тот же день ребята пишут: «Собери еще два материала». А я, во-первых, без сил, а во-вторых, просто не могу понять, что происходит, у меня это не укладывается в голове. 

Я помню это ощущение полного безумия, которое у меня раньше никогда не могло ассоциироваться с Англией. Тут я поняла, что англичане не какие-то сверхлюди, а в каком-то смысле такие же дураки, как и все остальные.

Я не останусь в Лондоне навсегда. К зрелым годам классно было бы уехать куда-то за город. Если есть интернет, какая разница, сижу я в лондонской квартире или где-то в пригороде. Там мне будут птицы петь, там жить дешевле и условия лучше. Я только надеюсь, что мне не придется мотаться каждый день в Лондон, иначе будет тяжело.

У меня пока нет детей. С первым мужем не получилось — не потому что я не хотела, а просто не было. Потом было так много всего, что я понимала: дети — это последнее, чего я сейчас хочу. Недавно вышла замуж второй раз. Думаю, я хочу ребенка. Как я понимаю, дети, которые здесь рождаются, чувствуют себя британцами. То есть они говорят по-русски, реже читают по-русски, но они абсолютные британцы. 

Если у меня будут дети, то они будут понимать русский язык, но жить английской жизнью. Когда у тебя здесь рождается ребенок, он ходит в английскую школу, в английский сад, у него английские друзья. Даже не английские, а международные. Ведь в одном классе учатся китайцы, арабы, израильтяне, русские. Дети не остаются китайцами, арабами, израильтянами и русскими. Они становятся лондонцами.

Иллюстрации: Екатерина Заславская