Летом 2020 года группа сенаторов во главе с Еленой Мизулиной внесла в Госдуму проект поправок к Семейному кодексу. Среди них были предложения: запретить изъятие детей из семьи без решения суда, называть родителями только кровных мать и отца, запретить транс-людям менять документы и усыновлять детей. Последняя инициатива особенно взволновала ЛГБТ-сообщество. Алексей Жабин рассказывает истории задержанных участников пикета против поправок в Семейный кодекс и пытается разобраться, что изменил этот протест.
В Москве задерживают
18 июля было пасмурно. Здание Госдумы выглядело мрачнее обычного. У входа собрались парни, девушки и небинарные персоны — всего около 15 человек. Взвод полиции дежурил неподалеку. Офицеры что-то бормотали в рацию, поглядывая на собравшихся.
Михаил Миронов сделал свой плакат дома. На белом ватмане он напечатал: «Государство хочет выбирать твой пол». На свой первый пикет в жизни он пришел с другими активистами. Они обсудили, кто в каком порядке встает в одиночный пикет, и ждали начала акции. Если пикетировать одновременно, полиция расценит это как митинг и повяжет всех. Но если вставать по одному, то есть шанс, что акцию не разгонят. Право на одиночный пикет гарантировано законом.
Ровно в 14:00 первая девушка развернула плакат «Готовьтесь приходить в ЗАГСЫ без штанов». Через 30 секунд она уже была в автозаке. Через минуту полиция задержала всех активистов. Миронов даже не успел достать свой плакат из рюкзака.
В тот день в Москве и в Петербурге задержали около 30 человек. Все они протестовали против поправок в Семейный кодекс. Проект поправок внесла в Госдуму группа сенаторов во главе с Еленой Мизулиной. В законопроекте предлагалось множество спорных инициатив, в том числе — запретить трансгендерным людям усыновлять детей и менять документы.
Смена документов для транс-людей — один из основных этапов перехода. В первую очередь человек учит себя играть другую гендерную роль — меняет местоимения в речи, называет себя другим именем и приобретает соответствующие новому гендеру черты поведения. На втором этапе происходит юридическое признание человека. Государство меняет транс-людям документы, признавая их право на самоидентификацию. После этого человек может начать гормональную терапию, а потом сделать хирургическую операцию.
Запрет на смену документов означает не только невозможность самоидентификации человека, но и лишение транс-людей одного из базовых прав — права на брак. Если транс-персона не может сменить документы, то она не может и усыновить ребенка. Человеку со старыми документами и новой внешностью скорее всего откажут в усыновлении. Всё это — грубое нарушение гражданских прав трансгендерных людей со стороны государства.
В Омске травят
Михаил Миронов с другом шли по центру Омска. ЛГБТ-конференция уже закончилась, и они болтали на отвлеченные темы. Рядом с ТЦ «Голубой огонек» толпились люди. Какой-то парень задел друга плечом.
— Полторашку гони. Ты мне телефон разбил.
— У тебя какие-то проблемы? — Михаил подошел к парню.
— Вы че, геи что ли?
— Нет.
Михаила ударили трижды: в скулу, в зубы и грудь. С «полторашкой» были еще двое. Друзья побежали. Вечером Михаилу зашивали губу и вправляли зуб.
Михаил Миронов — транс-мужчина. Ему 23, недавно он переехал из Омска в Москву. Случай в родном городе — единственный, когда Михаила били из-за его идентичности.
Миронов родился женщиной. Он еще в детстве начал понимать — «что-то идет не так». «Почему на тетрадках мне нужно писать „ученица“? Почему ко мне обращаются „хорошая девочка“? И почему это вызывает отторжение?». У Михаила не было никакой информации о трансгендерности. Он думал: «может я такая ненормальная лесбиянка, которая говорит о себе в мужском роде?».
С 15 лет Михаил называет себя «он». Примерно в 18 лет Миронов принял то, что он — мужчина. В 2017 году он начал гормональную терапию.
Неизвестно, сколько в России трансгендерных людей. Статистику никто не ведет, количество обращений на смену гендерного маркера в документах не фиксируют. По данным программы ООН UNAIDS, трансгендерные люди составляют 0,1–1,1% от взрослого населения в стране. Активисты говорят примерно о таких же цифрах. Получается, в России от 117 тысяч до 1,17 миллиона трансгендерных людей.
Чтобы сменить документы и начать гормональную терапию, транс-люди должны пройти специальную медицинскую комиссию, на которой врачи решают, можно ли назвать человека трансгендером. При этом, человек должен доказать, что у него нет никаких психических расстройств, иначе он не сможет получить справку о трансгендерности и легально начать гормональную терапию.
Когда Миронов проходил тест у психиатра, он думал, что нужно честно отвечать на вопросы о своем состоянии. Он рассказал врачу о своей депрессии. «Оказывается, что трансгендерные люди должны быть самыми позитивными людьми в мире. У нас почему-то все должно быть хорошо, иначе ты не можешь пройти комиссию», — вспоминает Михаил. Справку комиссия в Омске ему не выдала.
«Я очень сильно устал, потому что долго себя обманывал. Я отрицал, что я парень, считая себя недостаточно маскулинным. Постепенно я отпустил стереотипы благодаря феминизму и знаниям о трансгендерности», — рассказывает Миронов.
Михаил понимал — родители не примут и не поймут его, даже если сказать им, что он — цисгендерная лесбиянка. Он хотел тихо уйти и не рассказывать матери и отцу о своей идентичности, но у него не вышло.
Однажды Миронов собирался на прием к стоматологу. Он оделся как хотел и утянул грудь. Мать это заметила и силой сняла с него утяжку. Затем заставила одеться как девочку. Вернувшись домой, Миронов начал собирать вещи. Ссора с родителями закончилась вызовом участкового. Он встал на сторону Миронова и помог ему уйти из дома.
По словам Михаила, время, когда он жил с родителями, было самым трудным в его жизни.
В отделе оскорбляют
— Зачем вы нас запихнули в автозак?
— Это не автозак, это комфортный автобус.
— По документам это, может, и обычный автобус, но в душе он автозак!
— Трансавтозак, полный трансов, — шутит кто-то из задержанных.
Через пятнадцать минут трансавтозак уже в Тверском отделе полиции. Активистов и активисток заводят в актовый зал. Желтые стены, слева от окна портреты президента Путина, главы МВД Колокольцева и главы МВД по Москве Олега Баранова. Портреты висят над стендом «Герои великой победы». Рядом стоят несколько полицейских. Они следят за задержанными, на портреты не оглядываются. О чем-то переговариваются между собой, вскоре уходят и оставляют грузного старшего сержанта присматривать за активистами.
Михаил Миронов все-таки смог развернуть свой плакат, но уже в ОВД. Он и другие активисты и активистки пикетируют в отделе. Никто их не задерживает. Старший сержант развалился на стуле и неодобрительно смотрит на плакаты и пятицветный флаг трансгендерных людей. Задержанные тем временем позируют для фото.
Активистам командуют выходить по одному на оформление. Они не хотят делать это без адвоката. Один полицейский срывается: «Вы перемещаться можете? Я же вам помогу». Активисты нехотя идут по одному.
Одна из задержанных Мария Федотова. Сотрудник полиции спрашивает у Федотовой на оформлении:
— Первичные половые признаки какие у вас — мужские или женские? Просто я не знаю, как… Вы по паспорту у нас кто?
— Девушка.
— Покажите.
Начальник отдела Никитин не понимает:
— Переделал, что ли, я не понял?.. Кто тебе паспорт переделал?
— Я не хочу отвечать… Ну в чем ваш вопрос состоит, вы объясните?
— Признаки все мужика: щетина растет, усы растут…
— Я не понимаю, зачем вы мне это говорите?! Что вы хотите мне сейчас сказать?
— Хочу в армию отправить… Зачем переделали фамилию?
Федотова не отвечает на вопрос, в разговор включаются другой сотрудник:
— Ну, вопрос задали — неясен или непонятен? Вы с детства девушка?
— Я не хочу отвечать на этот вопрос.
— А что в этом вопросе не так?
— Я не понимаю, какое он имеет отношение к моему задержанию… — Федотова пытается подбирать правильные слова, но сотрудник ее перебивает.
— Я, например, вижу вас в женской одежде, вы женщина?
— Я женщина.
Федотову выводят из кабинета. Задержанные провели в отделе больше пяти часов. Двух человек оставили на ночь, остальных с протоколами отпустили по домам. Миле Земцовой вменили организацию пикета. У нее не было плаката, зато была пресс-карта. Она пошла на пикет как журналистка — сфотографировать участников и объяснить им, как вести себя на протесте и в ОВД. Полину Симоненко ждал суд. Заседание оперативно назначили за «повторное нарушение правил проведения публичной акции» — если просто — за то, что ее снова задержали на пикете. До начала судебного процесса Симоненко провела в отделе двое суток.
В Подмосковье скрывают
18 июля Роберт Лебедев, как и Михаил Миронов, вышел к Госдуме на первый пикет в своей жизни. Как и других активистов, его задержали у Госдумы. Роберт — студент престижного московского университета, на филфак он прошел по олимпиаде. Лебедев пишет рассказы и занимается историческим фехтованием. Он вырос в непримечательном подмосковном городе, в обычной семье. Роберт немного нервничает, рассказывая о своей идентичности. Ему 19, и пока он не собирается делать переход.
Примерно в 12 лет у Роберта началась гендерная дисфория — чувство дискомфорта от несоответствия гендерной самоидентификации человека и приписанного ему пола, которое может приводить к депрессии — и он начал занижать голос. Через три года он рассказал матери о своей трансгендерности. Лебедев надеялся, что она поймет и примет его. Сначала она не поверила, потом пыталась отговорить и доказать Роберту, что он девочка. Мать просила не говорить отцу и уговаривала не «палиться» перед родственниками. Роберт молчал и не палился. Когда ему было 17, то ли на эмоциях после ссоры, то ли из-за стресса, мама рассказала все отцу. Для отца это стало неожиданностью. Он провел с сыном серьезный и долгий разговор, а потом сделал вид, что ничего не произошло. Изменения во внешности родители списывали на переходный возраст. Они думали, что Роберт превращается в лесбиянку.
Родители перестали делать замечания о внешности ребенка, когда он начал рассказывать им про свои влюбленности в мальчиков. Несмотря на это, если Роберт говорит о себе в мужском роде, мама заставляет его повторять фразу — от лица девушки. Роберт не обращает на это внимания. Мама просит его не рассказывать о своей идентичности на учебе, потому что у него «такой приличный университет, для правильных, хороших и здоровых людей». Она боится, что из-за каминг-аута у сына будут проблемы.
Лебедев хотел начать гормональную терапию этой весной. У него были деньги на то, чтобы поехать на комиссию в Санкт-Петербург и получить легальное разрешение на терапию. На таких комиссиях людям выдают справку о «трансгендерности». Специалисты в Петербурге считаются самыми лояльными к людям, решившим сделать переход. При этом обследование стоит около 40 тысяч рублей и не гарантирует получение заветной справки. После первой волны коронавируса Роберт потерял свои сбережения. Сейчас он снова копит деньги на комиссию. Из-за поправок в семейный кодекс Роберт не знает, стоит ли менять документы.
Лебедев, как и другие активисты и активистки, пошел поддержать в суд Полину Симоненко, которую тоже задержали у Госдумы.
В суде сажают
Группа поддержки уже ждала в коридоре Тверского суда. Там же стояли около сорока ОМОНовцев. Начало процесса откладывалось, Симоненко долго не заводили в здание. Когда Полина все-таки появилась в коридоре суда, ее сопровождали семь полицейских. Уже закончился официально допустимый срок её задержания, но полицейские не оставляли Симоненко одну. Долго решали, сопровождать ее в мужской туалет или все-таки в женский.
После четырехчасовой задержки заседание началось. Первым делом адвокат попросил перерыв, чтобы ознакомиться с делом. Еще попросил судью разъяснить приставам и полицейским, что Симоненко — свободный человек и может ходить без полиции. Судья согласился и объявил перерыв.
Симоненко вышла из зала и пошла к лестнице, чтобы на первом этаже взять передачку с едой у входа. Сотрудники ОМОНа ее не пускали. К ним подошел пристав и сказал, что она может спуститься. ОМОНовцы его не слушали. У них был приказ начальства.
Симоненко прорвалась через ряды спецназа и побежала на первый этаж. Роберт Лебедев пытался остановить полицейских, чтобы выиграть для Симоненко время, но сотрудники все равно догнали Полину внизу. Повалили её на пол и ударили, а потом поволокли в лифт. Лебедев начал снимать это на камеру телефона. Какая-то сотрудница суда подбежала к нему и потребовала удалить видео. В итоге Лебедева вынудили стереть запись и выгнали из здания суда.
В это время Мария Федотова и общественный представитель Симоненко Владимир Комов успели забежать в лифт вслед за Симоненко. ОМОНовцы держали дверь и пытались вытолкнуть оттуда Комова.
— Вышел отсюда!
— Не выйду! Объясните! Я буду со своей подзащитной!
— А вы кто?
— У меня доверенность есть в отношении Полины!
— Где? Предъявите ее!
— Без проблем! Только кто вы такой, чтобы я вам что-то предъявлял? В суде предъявлю. Отпустите человека и дайте разобраться… Отпусти человека! Судья разрешил! Ее задержание закончилось в 14 часов! Вызовите сюда хоть одного офицера! Мы требуем объяснений! Вы кто вообще такие?! Полк оперативный не имеет никакого отношения ни к Тверскому су…
— Рот закрой свой.
— Что?! На вы!
— Рот закрой свой.
Комову порвали пиджак, четверо полицейских внесли Симоненко в зал заседаний. Посадили рядом с адвокатом. Сказали: «Ты выслушаешь свой приговор здесь!»
По решению суда Симоненко арестовали на 14 суток. Ее отвезли в мужской спецприемник. Остальные активисты час названивали туда. Только после шквала звонков Симоненко перевели в отдельную камеру.
А общество меняется
Спустя четыре месяца после разогнанного пикета у здания Госдумы, правительство, СПЧ и депутаты парламента раскритиковали поправки Мизулиной. В нынешнем виде они не будут приняты. Председатель Госдумы Вячеслав Володин заявил, что планируется дополнительное обсуждение поправок. Пока оно не началось, и неизвестно, будут ли авторы пытаться снова запретить транс-людям усыновлять детей и вступать в брак. 16 ноября законопроект отозвали для доработки. Активисты считают, что на отмену поправок повлияла как и недоработанность законопроекта, так и организованная ими общественная кампания.
По мнению юриста «Проекта правовой помощи трансгендерным людям» Татьяны Глушковой, изначально идея законопроекта была направлена на то, чтобы трансгендерные люди не вступали в брак и не могли усыновлять детей. Чтобы это реализовать, авторы закона решили запретить смену свидетельства о рождении, не проработав то, что смена свидетельства влечет за собой смену всех остальных документов.
Сейчас паспорт меняется на основании измененного свидетельства о рождении, а законопроект никак не меняет регламент замены паспорта. Кроме того, все люди, которые уже поменяли документы, должны будут поменять свидетельство о рождении обратно. Соответственно, поменять обратно и паспорт. Потому что тогда в документах будут несоответствия имени, фамилии и пола человека. Если бы поправки были приняты, запрет на смену свидетельства о рождении фактически бы означал, что трансгендерные люди больше не смогут менять паспортный пол и имя.
«Было очень много разноплановой работы, часть которой осталась для большинства невидимой. Те же подписи под петициями привлекали внимание общественности, люди, до которых не дошла информация о предлагаемых поправках, узнали, что происходит, и задумались. Акции, которые повлекли за собой задержания, суды и общественный резонанс, тоже не прошли даром», — говорит Михаил Миронов. Он рад, что поправки не приняли, сейчас ему не нужно «придумывать новую схему действий по смене документов и гипотетическому заключению брака».
Общественный защитник Полины Симоненко Владимир Комов считает, что впервые за долгое время у многих ЛГБТ-организаций и у всего сообщества выработалась единая позиция: «Данный закон в любых его видах и формулировках не должен пройти. Потому что, в первую очередь, он ударяет по части нашей социальной группы, а во-вторых, он, по-сути, людоедский, и ликвидирует целую группу как таковую. Он же затрагивает не только ЛГБТ-сообщество, но и другие группы людей. Тех, у кого будут изымать детей, например».
«Важно привлечь внимание людей к проблеме. Также и до тех, кого это не касается напрямую, нужно было донести мысль, что если государство решило ограничить права какой-то одной группы людей, то оно на этом не остановится в борьбе за „традиционные ценности“», — говорит Мария Федотова.
Роберт Лебедев рассказывает, что отношение к ЛГБТ-сообществу в России меняется, а вокруг кампании против поправок в Семейный кодекс сплотились ЛГБТ-активисты совсем разных взглядов.
Несмотря на растущее в российском обществе внимание к проблемам ЛГБТ-людей, государство все еще не обращает на них никакого внимания. Угрозы жизни представителям сообщества, преследования и пытки геев в Чечне остаются безнаказанными.
По мнению Роберта, в основе такой агрессии — сознательная политика: государству очень удобно направлять ненависть общества на конкретные группы людей. Один из результатов такой политики — трансгендерам труднее найти работу не только из-за внешности и проблем с документами, но и из-за трансфобии работодателей.
«Получается, что мы бесправное меньшинство, которое очень удобно пинать, — рассказывает Лебедев. — Если начать пинать национальное или религиозное меньшинство, то это все-таки вызовет ассоциации с третьим рейхом, который мы победили. И это может вызвать негодование. А если пинать тех, кто еще со времен Советского Союза никому не нравится — ЛГБТ и транс-людей — это не вызовет такой ассоциации. Хотя, по-факту, оказывается, что это тот же бытовой фашизм».
Иллюстрация: Артём Беляев
Редактор: Евгений Кужелев
Фотографии: Анастасия Замилова
