Поэтесса и исследовательница полиамории Алиса Ройдман собрала и прокомментировала подборку книг, которые связаны с литературным и феминистским поворотом в этнографии и рассказывают нам о том, почему фикциональность и экспериментальные подходы к письму оказались так важны для современных этнографических исследований. Эти книги входят в программу её авторского курса «Письмо как исследование: социология и этнография для автор:ок художественных текстов», который начнется 29 января в Школе экспериментального письма.
Изначально в этнографии, как и в других в гуманитарных науках, которые занимаются исследованием сообществ, преобладала идеология научной объективности. Однако во второй половине XX века стала набирать популярность критика этой идеологии и связанных с ней традиций репрезентации и интерпретации этнографических материалов. Многие этнограф:ини находились в поисках альтернативных методов и оптик. Такие поиски приводили их в том числе к работе с литературными формами, а также к сочетанию практик этнографического и экспериментального письма. Параллельно ряд исследователь:ниц стали говорить о том, что во многих ранних этнографических текстах на самом деле уже была достаточно сильна роль литературного вымысла, однако её по ряду причин игнорировали. Позже эти тенденции, связанные с рефлексивным использованием фикциональности и экспериментальных практик в этнографическом письме, а также «литературной ревизией» работ прошлого стало принято обозначать как «литературный поворот в этнографии».
Эта подборка начинается с двух антологий, где собраны статьи и эссе, посвященные теоретическому анализу роли и потенциала использования литературных методов в этнографических текстах. За ними следуют три книги: они представляют собой примеры работы с литературным вымыслом и неконвенциональных подходов в феминистских этнографиях. Выбор феминистских этнографий для иллюстрации таких практик на границе науки и литературы не случаен. Именно в работах женщин-исследовательниц экспериментальные методы становятся наиболее актуальными и ориентированными на то, чтобы попытаться разрешить фундаментальные вопросы деколонизации этнографического письма и создать новые типы исследовательской субъективности.
1. Writing Culture: The Poetics and Politics of Ethnography: a School of American Research Advanced Seminar. University of California Press, 1986
Книга под редакцией Джеймса Клиффорда и Джорджа Маркуса «Культура письма: Поэтика и политика этнографии» одной из первых обращает внимание на вопрос об использовании методов художественной литературы в этнографических текстах. Эссе, собранные здесь, «исходят из предположения, что политическое и поэтическое неотделимы друг от друга» и ориентированы на анализ взаимопроникновения литературных и академических жанров письма. Они показывают, насколько сильно́ в этнографической традиции присутствие литературного вымысла (fiction), который проявляется уже в том, как часто этнографы в своих работах прибегают к литературным приемам и тропам. Авторы и редакторы сборника размышляют о необходимости отделять научную объективность этнографического метода от проникающей в неё литературной субъективности. Одновременно они предлагают проект «новой этнографии», которая может воспользоваться опытом художественной литературы для получения более рефлексивной и диалогической перспективы исследований. Так, Винсент Крапазано, автор эссе «Дилемма Гермеса: саботаж, сокрытый за этнографическим описанием», вошедшего в этот сборник, пишет:
Этнограф немного похож на Гермеса: он — посланник, который, используя методологии для выявления скрытого, латентного, бессознательного, может даже заполучить свое послание хитростью. Он представляет языки, культуры и общества во всей их непрозрачности, чуждости, бессмысленности; а затем, подобно магу, герменевту, самому Гермесу, он проясняет непрозрачное, делает чуждое знакомым и придает смысл бессмысленному. Он интерпретирует сообщение.
2. Behar, Ruth, and Deborah A. Gordon, eds. Women Writing Culture. Berkeley: University of California Press, 1995
Название антологии «Женская культура письма» отсылает к предыдущей книге, а сама антология является своего рода феминистским ответом на неё. Рут Бехар и Дебора Гордон критикуют своих коллег за то, что в своем анализе роли литературных тропов и приемов в этнографическом письме они полностью упускают из виду работы женщин-исследовательниц. Также редакторки «Женской культуры письма» указывают на то, что подход, предложенный в качестве «новой этнографии», с одной стороны, недостаточен, а с другой стороны, уже практиковался в несправедливо забытом женском этнографическом письме, где уже распространены экспериментально-литературные подходы. В своем предисловии к антологии они предлагают еще более радикальную позицию по отношению к литературному вымыслу, отказываясь проводить какое-либо различие между ним и методами академического аналитического письма:
Книга «Женская культура письма» <…> отказывается разделять творческое и критическое письмо. Художественная литература <…> может быть идеальной практикой для того, чтобы вернуть плоть не только антропологическому субъекту, но и нам самим как женщинам из академической среды»
3. Elizabeth Warnock Fernea, Guests of the Sheik: An Ethnography of an Iraqi Village, New York: Anchor Books, 1965.
«Гости Шейха» — это этнографический текст, написанный Элизабет Фернеа после двух лет жизни в иранской деревне. Он является довольно ранним и в некотором смысле «наивным» примером сближения этнографического и литературного письма.
Вся книга сфокусирована на исследовании жизни женщин в Эль Нахре и попытке — через свой женский взгляд — понять их восприятие и роль в местном социальном пространстве:
И несмотря на то, что женщины эти жили в тени, я осознала, насколько сильно они влияли на мужчин — своих мужей и особенно сыновей, а еще, неявно, своим молчаливым примером (как подобает учительницам) — на мужчин, которых они никогда не видели и не встречали. Эти женщины не просто оказывали влияние, но во многих случаях способствовали определению хода событий… И делали это без принуждения, без публичности и, что особенно важно, без упрёков.
Книга отличается преобладанием литературного повествования над нейтральным: она очень похожа на роман.
Другая ее важная особенность заключается в том, что исследовательница уделяет здесь необычно много места фиксированию и анализу своих субъективных ощущений и эмоциональных реакций. Артикуляция и анализ субъективной позиции наблюдательницы позволяет иметь дело с разрывом между неравными позициями этнографини и жительниц деревни, а также с постколониальным контекстом, в котором происходит их взаимодействие. Проблема неравенства позиций в этой книге приобретает свою важную динамику, поскольку вопросы различий все время обсуждаются в диалогах между женщинами.
4. Behar, Ruth, Translated Woman: Crossing the Border with Esperanza’s Story, Boston: Beacon Press, 1993
В работе «Переведенная женщина», представляющей собой жизнеописание Эсперансы, коренной женщины и уличной торговки из Мексики, феминистская исследовательница-антропологиня Рут Бехар ставит перед собой задачу «увидеть её не как типичный пример, а так, как она сама видит себя — как актрису, оказавшуюся в мире и стремящуюся найти смысл в событиях своей жизни». Бехар также выбирает литературную форму для своего исследования и много внимания уделяет вопросу собственной исследовательской субъективности. Она старается установить соратнические отношения с Эсперансой и, сохраняя интерес к теоретическому анализу, избегает навязывания академической перспективы, отталкивается прежде всего от её понимания собственного жизненного опыта. Свою попытку создать специфическую гуманно-этнографическую модель отношений она концептуализирует в понятии перевода, которое оказывается в этой книге многозначным и структурообразующим.
Готовность Эсперансы раскрыть мне больше, чем любой другой женщине в Мексике, больше, чем предполагает официальная версия женской жизни, больше, чем было бы прилично рассказывать чужестранке, можно назвать предательством, ведь её перевод для меня нарушает нормы мексиканского сельского общества, где люди тщательно сторожат свои личные и семейные тайны. <…> А я, в свою очередь, усугубляю этот акт предательства, переводя historias Эсперансы, ее «ложь», чтобы это потом читали чужестранки.
5. Patricia A Lather, Christine S Smithies, Troubling The Angels: Women Living With Hiv/aids, Avalon Publishing, 1997
Книга «Беспокоя ангелов» посвящена группе поддержки для женщин, живущих с ВИЧ/СПИД. Этот текст является самым экспериментальным в подборке: он отвергает не только этнографические каноны и тропы, делая выбор в пользу художественных стратегий письма, но и более классическим литературным способам повествования предпочитает перформативный стиль. Вместо того чтобы выстраивать нарратив из переживаний, которыми поделились женщины, авторки помещают в книгу несколько существующих независимо друг от друга пластов текста, вплетая в него свои аналитические комментарии. Свидетельства женщин то и дело прерываются информационными блоками о ВИЧ/СПИД и ангелах, которые стали узнаваемым в США символом болезни:
Ангелы этой книги — это беспокойные ангелы, ангелы-трикстеры, которые одновременно и указывают на то, что происходит что-то слишком масштабное, и делают это явление ускользающим, двусмысленным, выходящим за рамки привычных способов понимания. Такие ангелы-обманщики знаменуют разрушения, неспособность восстановить то, что было разрушено в книге, где приходится говорить за другого, в темных уголках истории как утраты.
Такой режим письма, нацеленный на то, чтобы читатель в нем потерялся, авторки определяют как состояние «знания через незнание», противостоящее тексту-утешению, который, согласно им, может подменять рефлексию на беспомощное сочувствие и препятствовать свидетельству:
Ангел стал способом спасти книгу от мелодрамы или простой сентиментальности, которая часто сопровождает истории женщин, рассказывающих о жизни с ВИЧ/СПИДом. Эти женщины заслуживают большего, чем сентиментальность, и часть работы ангелов заключается в том, чтобы прервать тот вид легкой эмпатии или направленной сверху вниз жалости, в которую люди часто впадают, читая о трагедиях других людей.
