Ребёнок обычно представляет время вектором, направленным из древности в прекрасную будущность, который размечен регулярными праздниками и каникулами. Но даже в детстве мы замечаем, что каникулы пролетают стремительно, а часы школьных занятий тянутся бесконечно. Субъективность времени — одна из проблем, с которыми приходится сталкиваться при попытке философского осмысления этого феномена.
На примере книги арт-критика Александра Евангели «Формы времени и техногенная чувственность» философ Сергей Стрельников рассказывает о том, какие ещё проблемы ставит перед исследователем такое явление, как время, почему осмыслять время сподручнее, глядя на его производные в языке и реальном мире, и почему разговор о времени неизбежно приводит исследователя к более широкому кругу проблем.
Проблема времени в философии, да и в целом, в науке и жизни — одна из самых интересных и, одновременно, самых сложных. Сложность формируют и различные подходы к определениям сущностных признаков времени как феномена, и различия в представлении о времени в разных областях человеческого знания, и ограниченность языка, и множество прочих обстоятельств. В частности, подлинно философскими можно считать следующие вопросы:
Течет ли время равномерно, или может замедляться?
Носит ли время всеобщий характер, или это строго субъективное ощущение?
Линейно ли протекает время, и возможны ли путешествия во времени?
Возможно ли измерить время, и насколько полученные результаты измерения времени соотносятся с реальностью?
Можно ли произвольно ускорить течение времени, или замедлить его так, чтобы оно остановилось?
Ответы на эти вопросы, ожидаемо, оказываются самыми различными, качество аргументации может поразить воображение стороннего наблюдателя, ни на шаг не приблизив его к пониманию природы времени.
На уровне житейского опыта понять, что время может восприниматься по-разному в разные жизненные моменты, шанс есть у каждого, кто об этом задумается: кто-то вспомнит о сне, который как будто переносит его в следующий день, кто-то — о времени, проведенном с друзьями и его постоянной нехватке. Словом, одна из загадок времени заключается в относительности восприятия его самим субъектом и то, как этот субъект представляет скорость течения времени.
Наиболее ярко проблема относительности и субъективности скорости течения времени проявила себя в начале XX в., став краеугольным камнем теории Эйнштейна, который предложил понимать время как меняющуюся вместе с координатами пространства ось. Сам по себе такой подход не только оказался ценен для физики, откуда пришел изначально, но и подтолкнул к размышлениям о времени и пространстве представителей других наук.
Так, в геологии проблемой является илюзорная незыблимость изучаемых объектов. Кажущаяся неподвижность горных массивов, ландшафтов, прочих геологических тел заставляет стороннего наблюдателя воспринимать происходящие на их фоне прочие события как менее масштабные и значимые. Исследователю-геологу очевидна изменчивость и движение этих объектов, однако прямое наблюдение этой динамики невозможно. Также в геологии невозможно применение простейшего «прибора» — временной шкалы. Подобные шкалы обычно основываются либо на концепции специализации, когда для измерения времени используются периодические изменения отношений тел в пространстве, либо на концепции велосификации, когда для измерения времени применяются некие протекающие с постоянной скоростью процессы (например, так работают атомные часы). Оба этих подхода предполагают некоторую цикличность протекающих процессов, что для геологических процессов не характерно.
Знатокам российского гражданского процесса хорошо известна проблема исчисления начала, прекращения и продления течения сроков давности: уровень субъективности при измерении времени в этом случае очевиден, так как порой время тут оказывается привязано к событиям психической реальности конкретного человека (например, согласно статьи 200 ГК РФ, срок исковой давности отсчитывается от момента, когда человек «узнал или должен был узнать», о нарушении собственных прав).
Теоретики культуры и лингвисты наверняка вспомнят концепцию хронотопа, развитую М. М. Бахтиным применительно к литературоведению и затем распространившуюся, в частности, на психологические и социальные исследования. Хронотоп в бахтинском понимании примечателен, во-первых, взаимоопределяющими отношениями между временем и пространством (сноска: Бахтин определяет хронотоп как «втягивание пространства через сюжетное развитие в процесс движения, вследствие чего пространство обволакивает собой ось времени, а само время сгущается и уплотняется»), во-вторых, распространением категории времени-пространства на сферу литературных произведений, и, шире, сферу культуры вообще.
Последнее особенно ценно — после открытий Бахтина стало возможным результативно применять категории времени и пространства не к движениям небесных светил, атомов, геологических тел или чего-то ещё, а ко взаимодействию более эфемерных и, одновременно, весьма устойчивых предметов, связанных со сферой культуры — сюжетов, стилистических троп. Иными словами, мы наблюдаем торжество субъективности — субъективно конструируемое пространство описывается субъективно воспринимаемым временем. Но всё же, при разнообразии подходов актуальным остается вопрос — как мы можем достоверно и объективно понять время, если это явление все больше субъективизируется?
Один из распространенных приемов преодоления сложностей, связанных с исследованием того или иного сложного (а иногда — и опасного) предмета, заключается в том, что нужно смотреть не непосредственно на сам предмет, а на его отражение. Таким образом в древнегреческом мифе была побеждена Медуза Горгона, которой Персей отрубил голову, ориентируясь на её отражение в начищенном до блеска щите. При анализе феномена времени можно прибегнуть к достаточно устойчивому и нейтральному посреднику, который отделит исследователя от самого явления.
Например, можно говорить о времени не как о феномене, а как о свойстве: «темпоральность», «со-временность», «временщики» — вроде, о том же, да не то же самое. С этими явлениями для человеческого рассудка иметь дела значительно проще, чем со страшным в своей непознаваемости временем. Так, язык используется как посредник, и это первый уровень абстрагирования субъекта от времени.
Вторым уровнем абстрагирования является выбор более сложных объектов и явлений в качестве посредников. Время, наряду с пространством, ещё одной детерминантой реальности, выступает объектом внимания не только мыслящего субъекта, но и практикующего политика: установление правильных способов исчисления времени и дат, обнуление сроков пребывания у власти, проведение «политики памяти»по какому-либо вопросу, уничтожение архивных и иных документальных свидетельств времени.
В этом случае посредником для взаимодействия со временем становится право, будто бы незыблемое и нейтральное. Это помогает решать практические задачи, но лишь на какое-то время — в конечном итоге люди продолжают отмечать праздники по старому стилю, частный архив ускользает от внимания государства, а некогда легитимный способ подсчета сроков полномочий перестаёт иметь значение ввиду утраты легитимности самого политического лидера и должности как таковой. В действительности, в праве тоже изрядно субъективности, хоть оно и претендует на беспристрастность.
Еще одной сферой, где субъективности хватает — это искусство которое также может рассматриваться в роли некоего посредника, инструмента, позволяющего не столько ответить на вопрос «Что такое время?», сколько почувствовать его на себе через эстетику. Подлинная субъективность проявляется в чувствах, а не в холодном рациональном расчете.
Часто искусству противопоставляется такое понятие как «ремесло», которое на греческий может быть переведено как «техне», откуда берет свое понятие «техника», «технологии». Нужно признать, что в любом искусстве изрядно ремесла, метода, того, с помощью чего творится произведение искусства, и для современных его форм характерно использование современных же методов визуализации и воздействия на чувства. Современное искусство, ввиду собственной сложности, нуждается в рациональном объяснении ровно настолько же, насколько рациональные рассуждения нуждаются в искусстве как посреднике. Здесь мы особенно остро чувствуем возможности применения бахтинского хронотопа как способа описания искусственно созданных реальностей, связанных с культурным воздействием множества субъектов.
Интернет как такая реальность, кажется хорошим полем для адаптации к нему бахтинской идеи хронотопа, впрочем, тема «хронотоп и интернет» в достаточной степени освоена гуманитариями, однако связка «субъект-технологии/искусство-время» представляется всё еще относительно новым углом зрения.
Общность проблем времени для различных наук, как гуманитарных, так и точных подталкивает к междисциплинарному подходу к поискам ответов на вопросы, связанные со временем. Иллюстрацией этого подхода может служить книга Бориса Гройса «В потоке», автор которой предпринимает попытку применить категории физической дисциплины реологии к объяснению искусства. На сходный подход опирается в книге «Формы времени и техногенная чувственность» арт-критик и преподаватель Московской школы фотографии и мультимедиа им. А. Родченко Александр Евангели. Во введении автор кратко описывает цель и следствие такого взаимодействия:
«Гипотеза времени как среды причин всего была намечена в программе работающего с 2017-го открытого семинара «Лаборатория времени» на базе Школы Родченко, где темпоральная проблематика объединяет художественную практику и междисциплинарное знание.
Вытекавшую из рабочей гипотезы иллюзию универсального кода, взлом которого обещал быстрые ответы на все вопросы, быстро сменили специализированная проблематика докладов и работа с ускользающей субстанцией темпоральности, свойства которой художники испытывают в разных режимах, формах и медиациях».
После такого предисловия не ожидаешь, конечно, найти в книге решение фундаментальной философской проблемы, скорее, повествования о некоторых наиболее удачных художественных практиках и объяснения их устройства через разговор о проблематике времени. Этого, однако, не происходит — в самой книге упоминается ровно один проект участницы Школы, если не считать отнесенную в приложение лекцию самого Евангели. Читателю приходится довольствоваться отсылкой к томам архива «Лаборатории времени», искать которые непонятно где и как (первый том Архива доступен на Academia.edu, — прим. ред.). Вероятно, какие-то материалы есть на официальном сайте Школы.
Структурно книга делится на четыре части, которые объединяет тема времени в её сочетании с проблематикой развития техники, прежде всего — компьютеров и сетей. Часто проблема времени как бы уходит на второй план, уступая разговору о динамике социального взаимодействия, информационной (а не физической) сущности компьютерных сетей, травматической связанности современного мира и связи материального производства со временем.
Первая часть, озаглавленная «Цифровое настоящее», посвящена проблемам понимания того, что есть «настоящее» и представлению его в аппаратах-медиа. Вообще, Евангели часто использует понятие аппарата — под ним автор подразумевает как собственно технологический объект (радиоприемник, фотоаппарат), так и явление (киноиндустрия, телевидение). Автор рассуждает о задержке, преодоление которой является сверхзадачей по достижению «реального времени» и приходит к выводу, что способ отражения реального времени посредством медиа больше реализуется не столько собственно технологией отражения реальности, сколько визуализацией этого отражения, созданием иллюзии у зрителя. Хотя автор и не приводит такого примера, можно вспомнить, как на российском телевидении участие в разных ток-шоу одних и тех же политических экспертов не мешало ставить плашку «прямой эфир» в передачах, идущих одновременно по разным каналам. Наиболее интересный момент в этом разделе — это рассказ о создании первых военных компьютерных сетей и о том, как сеть радаров, телевизионная трансляция ядерных испытаний обострила в обществе ощущение восприятия реального времени и той самой задержки.
Несколько странным с точки зрения логики повествования кажется размещение встык к этому сюжету блока, посвященного вопросам архитектуры и влияния времени на такую её форму как цифровая архитектура.
Вторая часть — «Иммерсия архива и онтология реального времени» близка по терминологии к уже упомянутой книге Гройса. Евангели рассуждает о распространении и повсеместной машинной фиксации различных явлений жизни, ведении постоянного архива и относительной независимости информационных обменов от воли человека (интернет вещей).
Ожидаемо прибегает исследователь к акторно-сетевой теории Бруно Латура, но, как представляется, не до конца задействует её потенциал: неясно, как интернет вещей влияет на современное искусство, если понимать последнее как актор-сеть, каковы её «точки входа», как можно описать пространство репрезентации художественного произведения в данных условиях и при чем вообще здесь время как таковое. Это вообще характерная черта стиля автора: зачастую связи между мыслями в тексте обнаруживаются скорее интуитивно, чем выводятся логически, а завершенная мысль часто оставляет больше вопросов, чем ответов. Вероятно, таково влияние времени как предмета познания на познающего, и даже жёсткий медиум не спасает.
Третья часть книги, «Цифровая травма и аффективные данные» концентрируется на психологическом восприятии времени в условиях цифрового мира и сетевых взаимодействий. Это одно из самых сложных частей повествования. Здесь травма и техника рассматриваются автором как взаимообусловленные явления. Вместе с тем, не до конца ясен источник этой травмы, и, если понимать ее с точки зрения психоаналитического подхода, как она проявляется в поведении человека в интернете. Суть же травмы заключается в том, что сами технологии резко меняют нашу жизнь, делая её непривычной, заставляя человека адаптироваться, утрачивая привычное течение жизни.
Вместе с тем, весьма интересной и плодотворной выглядит в этом смысле проведенная автором аналогия между deep web и бессознательным как средой вытеснения, оставляющая множество дальнейших интерпретаций, однако, обрывающихся на полуслове, как и многие прочие аналогии и иллюстрации. Автор полагает, что surface web и deep web могут соотноситься как сознание и бессознательное. Со ссылкой на исследователей, Евангели утверждает, что объем информации в deep web существенно превышающий объемы surface web.
Непонятно, почему автор не идёт дальше и не проводит потенциально более интересную аналогию «сознание-поисковый алгоритм»? Ведь именно поисковый алгоритм, действующий по определенным законам, «выталкивает» искомую информацию на первые страницы выдач, которые и просматривают пользователи. С углублением же в выдачу релевантность информации с первоначальным запросом становится все более отдаленной. Потенциально мы можем управлять той информацией, которая поступает в deep web, но о собственном бессознательном мы такого сказать не можем. Знание синтаксиса поискового запроса, в свою очередь, позволяет точнее сформулировать запрос и быстрее найти нужную информацию — можно ли сказать, что в ход идёт некая осознанность? Тем более, это будет неплохо соотноситься с ранее высказанной мыслью автора, что значимость самого аппарата создания и воспроизводства медиа вытесняется алгоритмом его работы.
Четвертая часть под названием «Эко/-номика/-логия времени» говорит про работу интернет-сетей, а также взаимодействие их пользователей с точки зрения некоторых экономических и экологических категорий, также неясно, почему эти два поля были объединены в одно? В центр внимания автор ставит проблему времени в условиях современной экономики и такие явления как биткоин. Стоит отметить доходчивое описание технологии биткоина с точки зрения ограниченного ресурса: мы привыкли, что информация в цифровом виде множится, с биткоином все наоборот — при майнинге «добыча» биткоинов становится все затратней с точки зрения использования вычислительных ресурсов, в том числе времени.
Весьма интересной кажется мысль о делегировании труда машине, вычислениях как новой форме трудовой деятельности и искусственном интеллекте как новом пролетарии, который отчуждается от результатов труда. Разговор об экономике как будто должен бы продолжиться раскрытием правового аспекта проблемы, ведь функционирование искусственного интеллекта, а также регистрации прав на полученное произведение, в том числе, имеющее художественную ценность, также активно исследуется юристами — но этого не происходит.
Говоря об экологической проблематике, Евангели затрагивает вопросы иммунитета, отношений паразитирования между существами различных порядков, каковая аналогия, опять же, призвана показать дальнейшую эволюцию сетей за счет развития паразитизма, но уже на уровне «цифры». Запоминается параллель между метаном, который производят термиты и цифровым шумом, которые производят миллионы людей путем включения и работы смартфонов в социальных сетях.
Книга оставляет больше вопросов, чем даёт ответов и намечает читателю массу путей для дальнейшего познания, однако несколько обманывает его ожидания: с одной стороны, автору нельзя отказать в эрудиции, очевидно его свободное владение широким спектром тем и способности выделять тему времени из ряда явлений — а говорить об этой проблеме всерьёз способны не многе. С другой стороны, начиная с разговора о времени, он скоро непомерно расширяет проблематику, и в итоге говорит о формировании сетей и связей в современном мире, оставляя вынесенную в заглавие тему времени где-то на обочине. Важным сюжетом книги становится разговор о современных медиа как о посреднике, на которого время накладывает свой отпечаток.
Стиль автора требует изрядной подготовки читателя, он порой избыточно многословен, а порой — излишне лаконичен. Однако если вас не пугают фразы типа «Архивная гетеротопия останавливала и накапливала время, а техника верифицировала его своей темпоральной логикой, защищавшей также и ее собственное время от редактирующих интерпретаций», то книга будет вам интересна. Хотя бы по той причине, что медиа сейчас как никогда нуждается в своем МакЛюэне, человеке, который может определить дальнейшие его перспективы, переступить через «момент» и увидеть будущее, которое нам открывает развитие медиа. Возможно, именно в принципиально неудовлетворимом желании заглянуть в будущее состоит вся проблема времени для человека.
Книга Александра Евангели «Формы времени и техногенная чувственность» вышла в нижегородском издательстве «Красная ласточка».
