С 60-х годов советские издательства регулярно выпускали сборники японской литературы, куда включали даже полузапретных в СССР писателей. Война с восточной страной кончилась, сталинская эпоха уступила место оттепели, и власти сменили официальный взгляд на поэзию и прозу Японии, противопоставляя их «бездушной беллетристике» Запада. Однако последняя антология вышла 20 лет назад, и с той поры наступило затишье, пока в прошлом году Издательство книжного магазина «Жёлтый двор» не издало любопытный сборник новелл и стихов для детей, выходивших почти сто лет назад в японском журнале «Красная птица».
Журналист и знаток японской культуры Павел Соколов рассказывает, как «Красная птица» завоевала популярность в Стране восходящего солнца и изменила национальную детскую литературу, почему именно детский журнал стал пространством свободы в милитаризованном государстве, чем японские новеллы отличаются от европейских и почему в них нет хэппи-эндов.
Японская литература в России
С 1960-х годов сборники японских новелл выходили в СССР с завидной регулярностью и были почти что обязательным атрибутом в домашних библиотеках многих семей. Иногда только в этих книгах можно было встретить полузапретные в те годы имена — Осаму Дадзай, Нагаи Кафу, Ито Сэй, поэтому сборники были одной из немногих возможностей хоть как-то познакомиться с творчеством этих писателей.
Последняя масштабная антология японских новелл вышла 20 лет назад. Двухтомник «Новая японская проза: Он\Она» под редакцией Мицуёси Нумано и Григория Чхартишвили, как и большая часть книг, выпущенных в советское время, рассчитан на взрослого взрослого читателя. С детской литературой всё было намного хуже. Разумеется, печатались отдельные сборники известных детских авторов, например, «Дети на ветру» Дзёдзи Цуботы или «Папа большой, я маленький» Такэдзи Хирацуки. Из относительно недавних книг: «Звезда Козодоя» и «Ночь в поезде на Серебряной реке» Миядзава Кэндзи, «Взгляд кролика» Хайтани Кэндзиро, «Друзья» Кадзуми Юмото. Но антологий, увы, не было.
В 2020 году издательство магазина «Желтый двор» выпустило сборник детской литературы «Красная птица», в котором собраны 23 произведения прозы и поэзии. Деньги на издание книги были собраны через краудфандинг: антология привлекла так много внимания, что собрали даже больше, чем планировали.
Эталонная «Красная птица»
Название сборника неслучайно. В нем собраны произведения авторов, публиковавшиеся в японском журнале «Красная птица» с 1918 по 1936 год. Среди них, например, японские классики новеллист Акутагава Рюноскэ и последователь толстовства Арисима Такэо. Эти имена довольно известны среди любителей японской литературы, но в книге есть и те, кого знают разве что специалисты.

Основатель журнала Судзуки Миэкити был учеником одного из родоначальников современной японской литературы Нацумэ Сосэки. Под его руководством было выпущено 196 номеров, он сумел привлечь к сотрудничеству более 450 писателей и поэтов.
Судзуки Миэкити можно сравнить с Корнеем Чуковским и Самуилом Маршаком. К сожалению, прожил издатель значительно меньше, погибнув в 1936 году в возрасте 53 лет от рака легких. В том же году вышел последний номер «Красной птицы». Журнал не пережил своего основателя. Но при этом он стал эталоном, на который ориентировались как современники, так и последователи.
В предисловии и послесловии известные японистки Екатерина Рябова (шеф-редактор проекта) и Елена Байбикова погружают в исторический контекст и подробно рассказывают о том, чем так примечателен журнал «Красная птица» и какую роль он сыграл в развитии детской литературы. «Печатая на своих страницах звёзд взрослой словесности тех лет, „Красная птица“ не просто положила начало детской литературе в Японии, но и сформировала такие жанры, как дова — детский рассказ и доё — детское стихотворение,» — пишет Екатерина Рябова.
Ценности журнала и японская политика
Журнал был достаточно либерален для своего времени. «Своими стихами и рассказами для детей авторы „Красной птицы“ стремились упрочить близкое им представление о детстве как об уникальном периоде человеческой жизни. На страницах журнала говорилось об особых правах детей, о важности творческого восприятия действительности и о том, что у каждого ребенка должна быть возможность стать тем, кем он хочет. Главное — следовать зову сердца. Большое значение придавалось рефлексии, то есть осмыслению собственных поступков; также авторы журнала ценили идеи равенства и космополитизма», — пишет Елена Байбикова в послесловии к антологии, анализируя феномен «Красной птицы».

Ценности журнала довольно часто шли вразрез с официальной идеологией Японии тех лет, когда силу набирал милитаризм. Произведения «Красной птицы» были глотком неотравленного воздуха. Примечательно, что уже уже через год после смерти Судзуки Миэкити началась Вторая японо-китайская война. Ни о каком космополитизме больше не могло идти и речи. А ведь в журнале публиковались в том числе и переводы авторов из будущих стран-противников: Великобритании, США, СССР.
Да и некоторые произведения японских авторов своеобразно отразили эпоху, в коей были созданы: это была самая настоящая сатира на то, что творилось в стране. Например, замечательный рассказ «Дети и котята» Мияхара Коитиро про то, как ребятишки попытались найти папу для новорожденных котят и назначили на эту роль пса. Концовка новеллы кажется немного странной — их дядя сказал им, что собака съела трех котят. И он, вроде, шутит, а, вроде, и нет. Привычного европейскому ребенку счастливого конца нет. Да и быть его не могло. И так во многих других произведениях. Это вам не «Тараканище» Чуковского.
Или самая известная новелла сборника — «Паутинка» Акутагавы. С ее сюжетом, про то, как преступник попытался выбраться из ада по тонкой паутинке, знакомы все. Мы ждем хеппи-энда, а его нет. Паутинка рвется. Есть поступки, и есть воздаяния за них. Страшные воздаяния. Этот рассказ пугает. Но он и должен пугать. Иначе до сердца ребенка и не достучишься.
Вечная классика новой антологии

Отдельно стоит отметить стихотворения Китахара Хакусю, с которых и начинается сборник. Поэт был одним из главных модернистов в японской поэзии. Его сборник «Запретная вера» 1909 года стал одним из главных поэтических манифестов первого десятилетия прошлого века в японской литературе. Но также он был замечательным детским автором: его перу принадлежит около 1200 произведений для юных читателей. Многие из них потом были положены на музыку и до сих пор исполняются в детских садах и школах.
И пусть с момента написания некоторых рассказов и стихов прошло сто лет, своей актуальности они не утратили. Настоящая классика вечна, поэтому современные российские дети, я уверен, смогут её оценить. Да и, к сожалению, эпоха создания тамошних шедевров все больше и больше напоминает по атмосфере нынешнее отечественное безвременье.
В антологии есть и недостатки: не хватило краткой биографии каждого из авторов. В некоторых советских сборниках они помещались в обязательном порядке вместе с информацией о предыдущих публикациях на русском языке. Например, в упомянутом выше двухтомнике «Новая японская проза: Он\Она» краткие сведения о писателях все-таки были. Некоторые советские традиции книгоиздания все-таки лучше сохранять.
Отдельно хочется отметить, что среди переводчиков и переводчиц произведений много новых имен. Надеюсь, в будущем мы увидим больше подобных инициатив и опубликованных книг. Особенно это касается переиздания старых, которые давно ждут своей очереди.